Эфирное время

ь, от кого я впер – вые услышал историю про уральскую алмазоносную курочку? От Анисимова А. Я. Если ты помнишь, они с Бутейко одноклассники. А Елена Петровна женщина хитрая, но нервная… В общем, так, господин капитан. Без пятнадцати четыре, не позже, Вячеслав Иванович выйдет подышать воздухом. Может, в булочную отправится или в угловой гастроном. Елена Петровна придумает что-нибудь, выставит его из квартиры на время моего посещения, благо, я обещал, что пробуду не больше десяти минут. Ты должен перехватить его в подъезде.

– Неужели она поверила, что вы пока не знаете ничего? – удивился Иван.

– Поверила, – улыбнулся Илья Никитич, – как миленькая поверила.

– Но она должна понимать, что вы все равно очень скоро узнаете.

– Конечно. Но чем позже я встречусь с ее мужем, тем лучше для нее. Ты думаешь, зачем она так поспешно забрала его из больницы?

– Чтобы впредь его допрашивали только в ее присутствии.

– Не только. Она сейчас начнет на него активно влиять, вправлять ему мозги, и одновременно попытается очень быстро оформить заключение психиатров о его невменяемости.

– Как она не понимает, что все эти действия только обострят наш интерес?

– Видимо, не понимает, я же не сказал «умная», я сказал: «хитрая».

– Почему она так боится? В любом случае, срок давности истек. Четырнадцать лет прошло.

– Ну, она же не рецидивист, не бандит, которому все равно. Она обыкновенная, добропорядочная женщина. Кроме уголовного кодекса есть еще такие простые вещи, как стыд, муки совести. Вот ты думаешь, Вячеслав Иванович сумасшедший?

– Не знаю, – пожал плечами капитан, – не то чтобы совсем псих, но нормальным его тоже назвать нельзя. Вот у Елены Петровны с головой все в полном порядке. Я хоть и не видел ее ни разу, но не сомневаюсь, уж она-то нормальная.

– Эх ты, господин капитан, – вздохнул Бородин, – это она сумасшедшая, а он как раз нормальный. Его совесть мучает, раскаяние. А ее – только страх разоблачения.

– Как вы думаете, – тихо спросил капитан, – кто из них убивал этого алкаша Кузю?

– Ты погоди выводы делать, от того, что срок давности истек, преступление все-таки остается преступлением, тем паче – убийство. Не забудь, пожалуйста, записать на диктофон разговор с Бутейко, если, конечно, нам повезет и разговор состоится.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Граф Михаил Иванович Порье не мог читать газеты. У него дрожали руки. Бунт в Киеве, бунт в Нижнем Новгороде, бунт в Ельце. В Петрограде настоящее восстание, с кровью, с паникой и мародерством. В Ельце старого царского генерала раздели донага и бросили в кучу битого стекла.

«Новая жизнь» печатала письмо-воззвание сумасшедшего Троцкого. Каждая строчка дышала ненавистью и хаосом. «Русский голос» преподносил как откровение истерику Керенского: «Всем! Всем! Всем!».

– Кто они, эти «все»? – бормотал граф. – Я не знаю, что такое – «все», – он откидывал газету, и она летела, подхваченная теплым сквозняком.

Мужики из соседней деревни, напившись, поснимали образа в деревенской церкви, сбросили