Поезд-беглец

Пусть Мак послушает, как работают его далекие подчиненные… Один из них как раз ответил:

— Джордан слушает… Слушает стрелочник номер сорок.

Я пытался говорить спокойно и размеренно, чтобы этот стрелочник запомнил все до единого слова:

— Говорит Центральная… На запад по первому пути идет неуправляемый сбежавший поезд. Вы должны направить его в тупик по другому пути… Переведете стрелку вручную и тут же отправляйтесь в безопасное место. Суперинтендант Макдональд приказывает пустить его под откос. Запомните это имя, — и я наклонился к микрофону поближе, — мистер Эдди Макдональд…

На том конце радиосвязи было слышно, как стрелочник чертыхнулся: «Вот проклятье на мою седую голову! Вот сукин сын!» — и, бросив переговорную трубку, убежал переводить стрелку.

Счет времени шел на секунды, но — боже ты мой! — как долго они тянулись. Все затаили дыхание, чтобы услышать рапорт стрелочника. Даже Руби замерла в своем кресле с пилочкой для ногтей в правой руке и нервно грызла худые пальцы на левой. Мак приник к переговорному устройству и, кажется, первым услышал шорохи на том конце провода. Во всяком случае, он первым из нас заерзал, и тогда я тоже услышал, как где-то там, за тридевять земель, хлопнула дверца кабины грузовика, затем раздались звуки смачных глотков. (Старикан, видать, в одиночестве забыл о нас и о микрофоне и трескает «Джек Дэниэлз», а может, из термоса чай на домашних отварах прихлебывает, — кто ж его там проверит…) и вдруг…

Мы даже не сразу поняли, что за посторонние звуки вмешались в нашу молчаливую беседу. Мы просто услышали, как старик поперхнулся, закашлялся, а потом пробормотал, для себя, вполголоса:

— Ну, парень, что-то сейчас будет! Еще раз откашлявшись, он взял микрофон и обратился к нам:

— Из Джордана… Стрелочник номер сорок вызывает… Дэйв прервал его:

— Слушает Центральная…

Стрелочник, явно чем-то напуганный, спросил:

— Слушаете? Так я вас правильно понял? В том смысле, что поезд-беглец никем не управляется? Я сказал:

— Да, ты правильно нас понял… В этот миг он, наверное, даже посмеялся в душе над нашей самоуверенностью.

— Ну, тогда позвольте, я вам кое-что скажу, мистер… как вас там?… Да, в общем, и неважно… я так думаю, что вы ошибаетесь…

И в микрофоне на несколько секунд зависла невыносимая пауза, которая неожиданно взорвалась долгими и прерывающимися паровозными гудками. Я понял, что стрелочник выставил микрофон в окно кабины своего грузовика, и заорал:

— Это же гудок!

Повернувшись к Макдональду, я вложил всю свою ненависть к этому жирному вислобрюхому тупице в свой крик:

— Черт вас возьми, это же гудок локомотива! Я рванулся к микрофону.

— Приказ пустить поезд под откос отменяется! Старина, беги, я умоляю тебя, беги и пропусти его вперед по главному! Надо успеть, старичок!

Когда я говорил последнюю фразу, стрелочник меня уже точно не слышал: дверца кабины хлопнула задолго до того. Я представил, будто наяву увидел, старого стрелочника, который ковыляет, проваливаясь по колено в снег, к стрелке, чтобы успеть снова перевести ее. Если он окажется около стрелки раньше, то наверняка станет единственным зрителем незабываемого зрелища, как снаряд, составленный из четырех сцепленных локомотивов, на скорости около восьмидесяти миль пронесется по белой пустыне, взметая за собой тучи снега…

Я уперся руками в пульт управления и, не поднимая головы, сказал:

— Кто-то же дал гудок на этом проклятом поезде, мистер Макдональд… А вам захотелось прикончить человека… Просто так, ни за что ни про что…

Мак не ответил. Ему не откажешь в способности понимать собственные оплошности. И я вздохнул.

— О'кей! Впереди — следующее препятствие. Не расслабляться, ребята… — И, потирая руки, добавил:

— Ну, давай, безумец на колесах! Поддай пару! А уж я поддам хорошенького пинка в твою толстую вонючую задницу. Пошел!

МЭННИ

Мы уж, было, вышли из своего тамбура, решив добраться до первого локомотива и выяснить, что происходит, но не успели одолеть один переход (даже держась за поручни безумно тяжело было сопротивляться шквалу ветра и снега, тем более что путь прокладывал я на правах старшего, а Бак тащился за мной, будто пес на привязи, который не хочет возвращаться домой после прогулки), как раздался гудок. Мне показалось поначалу, будто у меня слуховые галлюцинации, но я обернулся на крик Бака и он повторил, прижавшись к моему уху:

— Ну? Ты слышал? Не дожидаясь ответа, Бак сказал:

— Пошли, Мэнни. Пошли обратно!

Он развернулся, у меня тоже пропало всякое желание топать дальше и искать на свою задницу приключения, — и нас будто ветром задуло в ставший родным тамбур.

Бак аж задыхался.

— Видал?.. Видал?.. Ты понял, Мэнни?.. Я же говорил тебе, Мэнни! Я говорил тебе…

Он размахивал руками, как мельница (привык на ринге, наверное).

— Я так и знал… Я знал, что на этой кобыле у нас с тобой крутой водила!

Этот Логан быстро мне надоел, и я решил остановить его:

— Да ладно тебе, малыш! Все в порядке, ты прав… Но он продолжал вопить:

— Я сказал ему, как только услышал: «Гуди, детка, гуди, гуди!..»

И вдруг Бак затих и сполз на пол по стенке, а через секунду шепотом спросил:

— А ты любишь эти… как их?., анчоусы?.. Смешной парень, Бак Логан, честное слово… Джона — друг насоветовал…

— Да я и не помню, ели ли когда-нибудь их… Бак проглотил слюну…

— О… Если бы ты хоть раз в жизни ел анчоусы, то никогда больше не забыл бы их вкуса. До самой смерти… Приятель, ты уж поверь мне, это я тебе говорю…

Он повернул голову в сторону окна, как будто к нему сейчас оттуда должны были залететь неведомые анчоусы. И я тоже посмотрел в окно.

По переходному мостику соседнего локомотива шел человек. С трудом, поскальзываясь на обледенелой стали, он передвигался в нашу сторону…

Я отшвырнул Бака в глубь тамбура.

— Свали от окна!

Бак сделал шаг назад, но потом, набычив голову, опять подвинулся, чтобы посмотреть на непрошенного гостя. Кто-то шел к нам, напялив защитную каску чуть ли не до плеч и замотавшись в какие-то немыслимые тряпки. В другой раз я бы рассмеялся: до чего ж этот тип на моего Логана похож!.. Но меня сверлила другая мысль, я бы, может, и промолчал, но Бак сказал:

— Надеюсь, он нас не увидел… И добавил:

— Ну, ладно. Ладно… А что ж дальше-то делать будем?

Я выложил свой план:

— Пусть попробует войти, и, как только на две трети в дверь просунется, тут мы его и пригвоздим. Бак затрясся:

— Но мы его не будем убивать, правда? Не будем? Я успокоил его.

— Нет. Не будем…

— О'кей!

— ., если, конечно, он нас не вынудит сделать это. Но все равно, сначала попробуем разузнать, что же происходит с поездом.

Бак обрадовался:

— Вот! Именно! Так и надо сделать, приятель. Вот… Я не отводил глаз от фигурки человека, спотыкающегося и еле шагающего в нашу сторону. Ветер, кажется, стал еще сильнее после нашей попытки пробраться вперед и, не справившись с нами, он почти добился успеха в борьбе с неизвестным типом, который не знал, что идет навстречу своей смерти. Налетел еще один шквал, и между локомотивами этот тип все ж таки сорвался… Бак дернулся:

— Смотри, приятель… Кажется, он в беду попал, старик. Мэнни, пойдем… Поможем ему, Мэнни. Пойдем, говорю, шевелись, пойдем, поможем ему…

Я взглянул в его сторону, и Бак затих, продолжая что-то шептать про себя, будто голос потерял:

— А этот-то… Надо же, жить, видать, хочется. Выкарабкался, смотри-ка… К нам ползет. Ну, ползи, не там, так здесь…

Дверь приоткрылась, и все вышло, как задумано, даже ножичек не пригодился, который я на всякий случай достал. Этот только начал втискиваться к нам, как Логан схватил его своими лапищами и швырнул на пол. Шлем с головы свалился, тряпки какие-то упали, и лохматые волосы растрепались по плечам. Баба! Подарочек! Я ухмыльнулся:

— Чего это ты здесь делаешь?