Мученицы монастыря Святой Магдалины

Кен Бруен

МУЧЕНИЦЫ МОНАСТЫРЯ СВЯТОЙ МАГДАЛИНЫ

ПРОЛОГ

Девушка стояла на коленях и терла пол. На ней был бесформенный, изношенный комбинезон. Белоснежный фартук свидетельствовал о том, что обычно она работала в прачечной. Уже три часа девушка пыталась сделать так, чтобы пол блестел. Она знала, что работа не будет считаться выполненной, пока в полу не начнет отражаться ее лицо. Ребенок, от которого ее заставили отказаться, оставил глубокую рану в ее душе, и это мешало ей молиться.

Внезапно у девушки закружилась голова. Девушка наклонилась и вытерла лоб тряпкой, заткнутой за отворот рукава. В этот момент она услышала звук шагов, стук каблуков по дощатому полу. К ней подошла монахиня. Голос напоминал удар хлыста.

— Кто разрешил тебе бросить работу, ленивая потаскушка?

Девушка по опыту знала, что отвечать не следует, но слегка приподняла голову, чтобы посмотреть, кто из монахинь подошел к ней. Свист тяжелых черных четок, рассекавших воздух, был настолько неожиданным, что она не успела пригнуть голову, и удар пришелся по лицу, распоров щеку и оставив вспухший след над глазом. Кровь полилась потоком, пачкая чистый пол. Монахиня снова взмахнула четками, приговаривая:

— Взгляни, что ты натворила с полом, грязная уличная девка.

Девушка закусила нижнюю губу и изо всех сил старалась сдержать слезы. Если монахини видели девушек плачущими, то просто стервенели. Она мысленно обратилась к Господу, который так давно ее оставил. Родственникам она пожаловаться не могла — их не было. А монахиня тем временем поднимала четки для третьего смертельного удара.

Декабрь месяц суровый. Пошли они в задницу, эти приготовления к празднику. Если вы одиноки, они только раздражают вас на каждом шагу. Открываешь записную книжку и видишь список друзей, которым ты когда-то посылал рождественские поздравительные открытки. Теперь они все умерли или исчезли. По телевизору рекламируют игрушки для детей, которых у тебя никогда не было. По радио передают баллады, когда-то любимые и внушавшие надежды.

Говорят, настоящее одиночество испытываешь на кухне, когда готовишь еду для себя одного. Всего по одному — одна чашка, один столовый прибор, одна тарелка и, возможно, одна вшивая идея. Поживите долго в одиночку, и у вас выработаются навязчивые привычки. Как только вы заканчиваете есть, тут же моете тарелку. Почему? Кто, черт возьми, будет недоволен? Пусть это дерьмо копится неделю — кому какое дело? Так нет же, вы так не можете. Эти сложившиеся ритуалы — все, что связывает вас с человеческой расой, и самое паскудное, что вы сами это прекрасно осознаете.

Слушайте, я за последние годы сменил несколько мест жительства. У меня была квартира на набережной канала, и там я был если не счастлив, то вполне доволен. Меня оттуда выгнали, и я переселился в гостиницу «Бейли», одну из немногих частных гостиниц в Голуэе. Затем, в связи с делом, которым я занимался, мой статус несколько вырос, и я переселился в дом в Хидден Вэлли. Там было здорово. Получил удовольствие. Каменные полы, открытый камин, морозильная камера, соседи, книги… в деревянном шкафу… все как у порядочного члена общества. Но я все потерял, совершив самую большую ошибку в моей пестрой карьере. До сих пор чувствую вину, мучаюсь угрызениями совести. Эти мертвецы, они толпой приходят ко мне во сне, смотрят с молчаливым укором, как я ворочаюсь в постели и постанываю в тщетной надежде улизнуть от них.

Поэтому я пью. Я уже прожил отведенный мне срок и теперь живу взаймы. Я должен был давным-давно откинуть копыта. Очень часто я жалею, что этого не произошло.

Первые две недели декабря я не пил. Готовился. Я понимал, что не сумею пережить это фиаско трезвым, поэтому временно изображал хорошее поведение. Еще одна иллюзия алкоголиков. Это вранье необходимо тебе почти так же, как выпивка. Ты цепляешься за него, как за молитву. Непрерывно идет дождь, мерзкий холод пробирает до костей. Между делом я всерьез пристрастился к кокаину, но на данном этапе отказывался даже от него. В итоге меня трясло, плюс к дурному настроению, — по полной программе.

Я снова жил в гостинице «Бейли». Хотя гостиница расположена рядом с туристическим бюро, ее не просто найти, и она выжила, невзирая на все трудности. Хозяйка, вдова лет восьмидесяти с гаком, почему-то относилась ко мне хорошо и продолжала держать для меня номер, несмотря на мои бесконечные эскапады. Она почему-то считала, что когда-то я ей помог. Но если такое и в самом деле случилось, я забыл, когда это было и где. Мне нравилось, что она не перемывает мне косточки. Возможно, причина в том, что мы оба — экземпляры из Красной книги под названием «Старый Голуэй» и наше время сочтено. Когда нас не станет, гостиницу превратят в роскошные апартаменты, и какой-нибудь яппи станет попирать наши бренные останки.

Весь персонал гостиницы состоял преимущественно из Джанет, женщины такого же преклонного возраста, как и хозяйка. Она одновременно была уборщицей, горничной, подручной на кухне и самой религиозной женщиной из всех, когда-либо встреченных мною. Джанет считала, что я шишка, потому что читал много книг. Это старое ирландское поверье, которое, увы, обманывает все меньше и меньше людей. На стене в моей комнате висел календарь. На обложке было изображено святой сердце, и каждому дню соответствовали афоризмы, призванные поднимать ваш дух. Не могу сказать, что они преуспели с моим духом. Восемнадцатое число выделялось как маяк. Это был день рождения моего отца. И день, когда я снова начал пить. Когда я подношу стакан к губам, я знаю, что каждый глоток помогает мне прожить еще несколько нестерпимых часов. Я все хорошо продумал. Купил четыре бутылки черного «Бушмилла» и двадцать четыре банки «Гиннеса», каждая по пинте, и унцию кокаину. Я не шучу, это все для начала. Для Рождества в одиночестве совсем неплохая задумка. Пришел день, и я бросился в атаку. Продержался неделю, пока не случился обморок и я снова не оказался на больничной койке. Они там вовсе не были мне рады, даже объявили бойкот. Им не хотелось мною заниматься: они знали, что я снова пью. В середине января я вернулся в «Бейли», стараясь урезать количество выпивки, отказаться от кокаина, и в результате вляпался в депрессию похуже ада. Сидел на краю кровати и мысленно повторял строчки Энн Кеннеди.

Вот такие строчки:

Попробуй разберись.

Я не могу.

Есть в Бэлхэме паб специально для сумасшедших. Находится примерно в ста ярдах от игрового зала, что удобно. Даже у персонала крыша основательно набекрень. Когда мне больно, а такое случается часто, я иду туда и общаюсь. Там вы всегда встретите человека, который повидал ад изнутри. Вскоре после женитьбы я отправился туда, заказал пинту виски и принялся размышлять о своем будущем. Сидевший рядом со мной парень бросил в пинту пива таблетку растворимого аспирина.

Я воздержался от вопросов.

Он сказал:

— Тебе смерть как хочется спросить.

Я взглянул на него. На шее татуировка, в виде не то якоря, не то свастики. Шрам от левой брови до верхней губы. Как это часто случается, у него были добрые глаза. Разумеется, в них скрывалось безумие, но невозможно удержать эту мягкость, сохраняя трезвый рассудок. Я сказал:

— Если тебе самому хочется рассказать.