Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

В комнате что-то звякнуло. Девушка снова открыла глаза, чуть поднялась на локтях и увидела Седого. Он сидел на полу лицом к окну в брюках и расстегнутой рубашке, прижавшись спиной к тахте. Глаза были полузакрыты, но то, что он не спал, выдавала рука, слегка раскачивающая стакан с вином. Вчера там же, на Невском, он приобрел две бутылки своего любимого марочного массандровского портвейна, одна из которых стояла пустой у стены, а во второй, которая торчала между ног, оставалось меньше четверти содержимого. Если учесть, что вчера за ужином Анюта сделала несколько глотков и крепко уснула, а у него привычка пить вино смакуя, небольшими глотками, получается, он ночь не спал? «Понять можно, — подумала она. — Тоскует, душа не на месте. Но если его здесь так разбирает, что же с ним станется за границей?» В сердце шевельнулась тревога, и Анюта решила серьезно поговорить с ним. Попозже, когда протрезвеет. А пока, стараясь не нарушить его внутреннее уединение, она снова прилегла. Времени до отъезда было достаточно, можно было еще подремать.

Седой действительно провел ночь без сна, под утро совершив хазарский набег за цветами. Накануне очередного отъезда из России, да еще из Ленинграда-Петербурга (кто знает, может быть, последнего, в его-то годах и при его-то «заслугах» перед большевиками), воспоминания и так разбередили душу, а тут, как на грех, вспомнилась сибирская история… какой тут сон! Заливая солнечным крымским напитком вспыхнувшие в душе угли воспоминаний, перелистывая, как страницы календаря, годы странствий, сидел он на чьей-то чужой жилплощади (своей-то так и не обзавелся), глядел в окно на далекие равнодушные звезды и вспоминал…

Зачем он помчался с юга в Сибирь в девятнадцатом? Из-за своего авантюрного характера. Во второй половине 1919 года по планам руководителей Белого движения предполагалось нанести скоординированный удар по красным частям с целью их окончательного разгрома. На северо-западе готовился к решительным действиям генерал Юденич, на востоке — адмирал Колчак, а решающий удар с юга в сердце России — Москву — должна была нанести Добровольческая армия генерала Деникина. И действительно, к лету девятнадцатого года под Деникиным оказались Царицын, Воронеж, Курск… на очереди был Киев, а за ним Москва. Казалось, власть большевиков в шаге от пропасти. В столице в «Окнах РОСТА» бодрился Маяковский: «Деникин было взял Воронеж. Дяденька, брось, а то уронишь», но в сейфах некоторых кремлевских вождей уже были заготовлены паспорта на другие фамилии, а под руководством председателя ВЧК Дзержинского готовилась операция по оставлению в Москве тщательно законспирированных агентов ВЧК для ведения разведывательно-диверсионной работы, а в пригородах Москвы и Петрограда спешно оборудовались тайные склады с оружием. Уже территорию, захваченную деникинским войском, в кругах белогвардейского бомонда называли не иначе, как «государством царя Антона», но к концу лета ситуация начала медленно, но верно меняться в пользу красных. Необходима была координация действий. В этих условиях и отправили к Колчаку от главнокомандующего всеми вооруженными силами Юга России специальную миссию, в состав которой был по собственному желанию включен один из лучших боевых офицеров армии штабс-капитан Муромцев. Но по прибытии на место Муромцев своими глазами увидел, какой раздрай царил в так называемом правительстве Колчака. Как язвительно выражались некоторые записные войсковые шутники, «у каждого Абрама своя программа». Только не было евреев в этом правительстве. Свои, русские кадеты, монархисты, радикально левые и ультраправые — всяк тянул одеяло на себя, кто фанатично и искренне, а большинство так, по инерции, попутно приворовывая денежки. Не дано было знать штабс-капитану, что 10 августа 1919 года американский генерал Грейвз, ознакомившись с реальным положением дел в колчаковском правительстве, в своем донесении дал ему такую характеристику: «Правительство делится на две различные части: одна — выпускает прокламации и распространяет сообщения для иностранного потребления о благожелательном отношении правительства к созыву Учредительного собрания и готовности осуществить его созыв, другая часть тайным образом строит планы и заговоры с целью восстановления монархии…» Еще в находясь в Добрармии, Муромцев наслушался и насмотрелся на подобных персонажей из басни Крылова про лебедя, рака и щуку. А приехав сюда, и без откровений американского генерала почуял, что дело плохо.

Впоследствии он не раз и не два задумывался над тем, почему все-таки большевики победили огромную военную силу, обложившую красную Россию со всех сторон, и каждый раз отвечал сам себе одно и то же: Ленин обещал народу то, во что народ поверил. Поверил, что война будет остановлена, что землю в крестьянской стране раздадут именно крестьянам, что все дела будет решать сам народ через своих представителей в Советах, — и народ поддержал большевиков. И если ты, Алексей Перфильевич, помножишь это на жесткую дисциплину в армии, насаждавшуюся кровавой рукой «главного красноармейца» Троцкого, то и получишь ответ на свой вопрос. А вот что белые вожди предлагали народу? Помнится, тот же Деникин сначала что-то пообещал Антанте насчет земельной реформы в России для устранения земельной нужды трудящегося населения, но тут же издал закон, по которому крестьянин, засеявший до прихода деникинцев землю помещика, должен был не только возвратить тому землю, но и отдать треть урожая 1919 года. Так какой же мужик после этого пойдет воевать за «царя Антона»? Большевики тоже впоследствии не все выполнили, что обещали народу, но это уже было потом… а воевать-то надо было сейчас. Вот и довоевались…

Как и адмирал Колчак, Муромцев был военным человеком до мозга костей, но, в отличие от адмирала, политики сторонился и долг свой в Сибири перед Россией предпочел выполнять не при верховном правителе, а в строевых частях.

Однако прошло еще немного времени, и он попал в число тех миллионов русских эмигрантов, что оказались за пределами Отечества. Вместе с женой и маленькой дочкой, той же осенью приехавших к нему на новое место службы, волею судьбы осел он в китайском Харбине. В ту пору там проживало около полумиллиона человек, из коих русских было более 150 тысяч, кроме того, 395 тысяч маньчжурцев и китайцев, 34 тысячи корейцев и японцы с 27 тысячами человек. Харбин был торгово-экономическим и политическим центром тогдашней Маньчжурии, северо-восточной части Китая, ее столицей и одновременно центром контрабандистской и шпионской деятельности на Дальнем Востоке. В этом городе находилось управление Китайско-Восточной железной дороги, за обладание которой между Китаем, Японией, западными державами и СССР шла напряженная борьба на протяжении всей первой половины 20-х годов. И именно сюда устремились изгнанные из Советской России остатки войск Колчака, отрядов белых генералов Дитерихса, Каппеля, атамана Семенова.

Поначалу моральное и материальное положение бывшего колчаковского офицера, к тому же вынужденного кормить семью, складывалось непросто. В условиях жесточайшей конкуренции у профессионального военного был один путь — к тем, кто не оставлял надежды сбросить большевиков и вернуться в Россию… не в рикши же идти, в самом деле! Белые организации «Братство русской правды», «Дружина русских соколов», «Российский общевоинский союз» с распростертыми объятиями принимали таких, как Муромцев, для вполне конкретного рода деятельности.

Первым местом его службы стала товарная станция Харбин. Поскольку Москва, по выражению одного из тогдашних большевистских деятелей Бухарина, считала КВЖД «революционным пальцем, запущенным в Китай», руководители белой эмиграции со своей стороны считали необходимым также усилить контроль за дорогой. С этой целью 24 семеновских генерала и около пятидесяти офицеров были отправлены на разные станции под видом железнодорожной охраны военных отрядов. Муромцев числился в этой группе, но у него внезапно заболела жена, и он вынужден был остаться в городе. И тут случилось так, что в этот момент военный штаб белоэмигрантов приложил руку к увольнению 60 сторожей, охранявших грузы на товарной станции Харбин. Вместо них сторожами стали бывшие белые офицеры, одним из которых был Муромцев.