Мертвый сезон в агентстве Глория

К примеру, вопреки предположениям, Малюту не только не выпустили на волю, а, напротив, из одиночки перевели в общую камеру. Это что, намек?

Воры в законе и авторитеты, тянувшие не по одному сроку, хорошо понимали, чем это пахнет. Найдется какой-нибудь психопат, или смертник, которому все равно терять уже нечего, и пришьет он Малюту, припомнив ему какую-то забытую было обиду. И «законники», державшие в руках свои регионы, стали понемногу стягиваться в Москву. Следовало как-то прояснить ситуацию.

С арестом Мкртчяна, имевшего непререкаемый авторитет в регионах, существовавший более-менее порядок с ходу дал трещину. Подняли головы критики Отца, считавшие, что он не тем делом занимается. Какие-то глупые идеи, книжки, в которых сказано, что однажды воровской мир станет править Россией, о чем всегда мечтали давно сгинувшие патриархи, но чего никогда не было и, скорее всего, не будет. К чему тогда базар? Другие были обижены непомерными суммами, которые шли в общак, полагая, что денежки не доходят до общака, пропадают в Москве, в неизвестных карманах.

Особую злобу таили на Отца, а еще больше на Малюту, наркодельцы. По их подсчетам, на складе спорткомплекса «Мужество» находилось не меньше сотни килограммов героина, не считая другой дури, которые в случае реализации принесли бы им не менее полутора миллиарда в баксах. Почти не сговариваясь, российские мафиози первый визит делали не к Отцу, а к Виктору Князеву, в старое здание «Националя», в котором он занимал несколько шикарных номеров. Князь принимал боссов, многие из которых ходили в его друзьях, радушно и с большим уважением. Беседовал он с ними наедине, и нетрудно было догадаться, о чем и ком шла речь. Князь вел разговор осторожно, умно, без излишних намеков, оперировал лишь фактами, и авторитеты, люди битые, проницательные, разумеется, отлично понимали, к чему он клонит. И уже поплыл слушок, что следует ожидать знаменательных событий в судьбах Отца и Малюты. Конечно же дошел слушок и до Григория Степановича Коновалова. И он вызвал Князя, как говорится, на ковер.

Князь опоздал на сорок минут, чего никогда не могло бы случиться раньше. Он вошел в гостиную особняка, поздоровался, извинился за опоздание, сославшись на пробки в пути, огляделся, увидел Штиля, сидевшего за столом, и по его лицу пробежала тень.

– Добрый вечер, Эдуард Эдуардович.

– Добрый вечер.

– Присаживайся, – пригласил Отец Князя к столу.

– Спасибо.

– Налить?

– Ты же знаешь, Григорий Степанович, я не пью.

– И не куришь, – добавил Отец, усмехнувшись.

– И не курю.

– Долго проживешь…

– Постараюсь.

– Ну-ну, – неопределенно хмыкнул Отец, выпил, захрустел свежим огурцом, откинулся на спинку кресла и устремил взгляд на парня.

Князь некоторое время выдерживал взгляд, потом отвел глаза, но отвел равнодушно, как от чего-то надоевшего.

– Я слушаю тебя, Виктор, – сказал Отец.

– Это я пришел послушать тебя по твоему вызову, – возразил Князь.

– А ты, значит, не догадываешься, для чего я тебя вызвал?

– Я не думал об этом. Ты приказал, я приехал.

– Почему люди из регионов приезжали к тебе до меня? – задал вопрос Отец напрямую.

– Разве? – искренне удивился Князь. – Не знал. Но если это так, то вопрос относится не ко мне. И потом, ты мог спросить об этом любого из тех, кто приезжал к тебе.

– Чего ты добиваешься, Виктор? – помолчав, спросил Отец.

– Хорошо, – подумав, ответил Князь. – Скажу. Но скажу иносказательно. Ты видел в лесу, как молодая поросль обвивает старое дерево, погибает сама из-за густоты, но наиболее крепкие выживают, стремятся ввысь, вырастают и в конце концов закрывают своей листвой старое дерево от солнца? Дерево покрывается плесенью и медленно погибает.

– Понял тебя, Князь. Однако бывает и наоборот. Старое дерево находит в себе силы и побеждает.

– На время, – ответил Князь. – Рано или поздно история повторится, и тогда уже старое дерево не выживет. Вообще, каждому свое время, каждому свой срок.

– Ты считаешь, что подошел мой срок?

– Да, я так считаю, – твердо выговорил Князь.

– Лично ты можешь ошибиться…

– Это неважно, – отмахнулся Князь. – Придет другой.

– Но теперь-то ты на мое место метишь?

– Я отвечу известной поговоркой: «Плох тот солдат, который не стремится стать генералом!» Я из хороших солдат. Но это не значит, что мечу я именно на твое место.

– Темнишь, Князь.

– Шептунов у тебя хватает. Но ты можешь спросить любого, и тебе ответят, что тебе я не произнес ни одного худого слова.

– И даже иносказательно? – усмехнулся Отец.

– И даже иносказательно.

– О чем же вы тогда толковали?

– О жизни, о делах, о критическом положении, в котором все мы оказались.

– Критическом? – переспросил Отец. – Никакого критического положения нет и быть не может! Если ты имеешь в виду крах рубля семнадцатого августа прошлого года, то тут уж не моя вина! Все пострадали!

– Пострадали, – согласился Князь. – Но ты, как высшее лицо, ничего не предпринял для того, чтобы исправить положение.

– А что я мог сделать? – удивился Отец.

– Тебе давали неплохой совет.

– Учинить базар с государством?! Бред сумасшедшего!

– Не с государством. С чиновниками, – поправил Князь. – А это большая разница.

– Чиновники в наше время и есть государство.

– Ошибаешься, Григорий Степанович, – вежливо возразил Князь. – Я не говорю о всех чиновниках, но о двух третях знаю точно: сплошь взяточники, казнокрады, воры и мошенники. И даже три шкуры драть с них маловато. Полученное с них перекрыло бы все наши потери, возникшие после семнадцатого августа.

При этих словах Князя Эдуард Эдуардович Штиль оживился и с видным интересом посмотрел на парня.

– Ну и драл бы! – хмыкнул Отец.

– Хотел. Но мне запретил Баграт Суренович. И вероятно, не без вашей подачи.

– Что ты «завыкал»? – недовольно обронил Григорий Степанович. – Ты не на приеме у министра!

– Или же с вашей подачи, уважаемый Эдуард Эдуардович, – обернулся к Штилю Князь.

– Вы угадали, – охотно согласился Штиль. – С моей. И знаете почему?

– Знаю.

– Я бы с удовольствием послушал!