Мертвый сезон в агентстве Глория

И тут же охнул, медленно оседая на пол. Голованов, согнувший его коротким тычком в солнечное сплетение, добавил от всей щедрости и кулаком по макушке. Хозяин распластался на полу, даже не дрыгнувшись.

Филя ужом проскользнул мимо Севы с Князем на привязи и через минуту вынес на руках спящую Аннушку.

– Тссс! – тихо прошипел он и понес девочку к машине.

Вячеслав Иванович Грязнов с Бояровым бродили по пустому двору, когда раздался звук работающего двигателя автомобиля. Уже начало светать. И стало видно, как из-за угла переулка выехал джип. Он тормознул у ворот. Мужчины поспешили к машине. Но их опередила невесть откуда взявшаяся Елена Юрьевна. Охранник едва успел открыть ворота, как она уже дергала ручку автомобильной двери.

– Успокойтесь, Елена Юрьевна, – сказал Филя, вышедший с Аннушкой на руках с другой стороны. – С ней все в порядке. А ты, маленькая засранка, – сказал он проснувшейся девочке, – в следующий раз будешь сильно наказана, ясно?

– Ясно, дядя Филя! – обрадовалась она.

Грязнов заглянул в джип.

– Пересаживайтесь, Виктор Алексеевич, – он показал на свой, давно известный всей Москве полицейский «форд», – поедем в «Петры», там отдохнете, а утром побеседуем. Всего доброго, Николай Андреевич. И вы, Елена Юрьевна, не хворайте! – изысканно попрощался начальник МУРа.

– Вячеслав Иванович, ребята! – растроганно воскликнул Бояров. – Да что ж мы расстаемся-то так? Давайте хоть по рюмочке?

– Рано вроде, – усомнился Демидыч.

– А разве мы расстаемся? – поднял брови Грязнов. – Кажется, мне кто-то говорил, что собирается прямо с утра посетить Александра Борисовича. Или планы уже изменились?

– Да бог с вами, Вячеслав Иванович! Дело делом, но ведь радость-то!…

– Радость – состояние временное и нечастое, – глубокомысленно изрек Сева Голованов.

– Ну! – словно обрадовался поддержке Бояров. – А я о чем?

– Я бы все-таки предпочел трезвого собеседника, – возразил Грязнов.

– А вы за меня не бойтесь, – по-своему расценил упрек Бояров. – Раз я уже пообещал, значит, ничего скрывать не стану. Да только сомневаюсь, что это принесет хоть какую-нибудь пользу. Ведь молчат ваши свидетели!

– Вы так полагаете? – усмехнулся Грязнов. – Ну что ж, тогда я думаю, что не открою страшную следственную тайну. Не молчат они, Николай Андреевич. Заговорили. Пока наши собровцы и эти парни, – Грязнов кивнул на Голованова со товарищи, – которые посчитали своим человеческим долгом сделать все для спасения вашей дочери, не говоря уже о профессиональном, гоняли в Алешино, мы с Александром Борисовичем тоже кое в чем преуспели. Прочитав показания Комара, заговорил Маркин. Да так заговорил, что теперь многим мало не покажется. Пучков назвал показания того же Комара злостным наветом, однако тоже начал приоткрывать завесу высокой таинственности. Помаленьку, но ведь и не молчит больше, как прежде. Так что теперь мы с Турецким вправе и от вас ожидать правды, как бы она и ни была неприятна для вас.

Бояров помолчал и сказал:

– Я свое слово привык держать. Можете не беспокоиться, что и передайте Александру Борисовичу… Ну что ж, раз дело сдвинулось с мертвой точки, примите и вы мои поздравления. Я, честно говоря, был уверен, что все уйдет в песок, как это уже не раз случалось в нашей с вами жизни… Значит, вы полагаете, что удастся вернуть те двести миллионов?

– Вообще-то Турецкий, насколько я его знаю, привык доводить дела до их логического завершения, то бишь до суда. Случалось, правда, что некоторые обстоятельства, точнее, высшие соображения оказывались сильнее, и тогда…

– К сожалению, мы живем в эпоху высших соображений, тут я с вами полностью согласен, но от своей лепты я тем не менее не откажусь.

– Рад это слышать. Вам, Николай Андреевич, сегодня и в самом деле не грех выпить за спасение дочки. Вот и парни вам помогут. Да, кстати, мужики, пока вы там болтались, мне, чтобы не отвлекать вас от дела, звонил ваш начальник. В «Глорию» пришли сразу несколько заказов. Так что можете вздохнуть спокойно: ваш мертвый сезон закончился. Ну а я просто вынужден ехать и устраивать на ночлег господина Князева. Хоть и уголовник, а все же человек.

Грязнов щеголевато приложил два пальца к козырьку своей генеральской фуражки и сел в машину. Сказал водителю:

– Трогай, Миша. Поехали домой… На Петровку…