Мертвый сезон в агентстве Глория

Знал Баграт, что десять миллионов долларов, поступивших на счет Отца, гонорар за операцию с фирмой «Голден», есть лишь малая толика того, на чем крепко нагрели руки высшие государственные чиновники. Маркин в этом ряду настойчиво представлялся нищим, обманутым партнерами, обиженным и обвиняемым совершенно напрасно. Отчасти это было так, и это знал Баграт. Но лишь отчасти. Не уважал Малюта «хорька», как иногда называли Игоря Леонидовича за глаза – и нрав пронырливый, и взгляд постоянно голодный какой-то, и аппетит зверский, и характер подлый, ну точно хорек. И этот «хорек», когда здорово припечет ему задницу, непременно заложит всех своих подельников. И суммы перечислит. Те же десять «лимонов» – сумма не бог весть какая, но ее место в общаке, а не на личном счете Григория Степановича. Прослышит кто – быть крутому скандалу!…

– Так ты утверждаешь, дорогой, – сказал Баграт полковнику Довбне, багровое лицо которого указывало на то, что этот здоровяк внешне близок к инсульту, – что следователю Турецкому известна роль Маркина в деле о ценностях Гохрана?

– Ничего я не утверждаю, – устало повторил полковник. – Я говорю, что его очень интересует сам Игорь Леонидович, и он меня расспрашивал о нем, о его знакомых, как далеко они простираются. Все это я и рассказал ему… – Довбня кивнул в сторону Маркина. – А насчет Гохрана? Ну если я знаю, что он – один из соучредителей фирмы «Голден», значит, прокуратуре знать это сам Бог велел. Иначе они хлеб едят зря.

– А ты мне об этом не рассказывал, дорогой, – обернулся Баграт к Маркину. – Почему?… – Не дождавшись ответа, сказал Довбне: – Знаешь, о чем он меня просил? Помочь ему поскорее рвануть за кордон. А почему, знаешь? Потому, дорогой, что он тоже взял хороший куш, но предпочел умолчать об этом.

– И сколько? – простецки хмыкнул Довбня.

– Пятьдесят миллионов «зелеными». А чтобы замазать мне глаза, решил сдать тебя.

– Кому? – испугался Довбня.

– Мне, дорогой. Это ведь меня зовут Малютой, ты разве не слышал? Сообщил, что ты решил всех нас заложить прокуратуре. Что никто тебя не вызвал, а ты сам пошел. Очко, мол, у тебя заиграло. Знаешь, что это такое?

– Я?! Сам?! – Довбня посмотрел на Маркина. – Он что, больной, Баграт Суренович? Или я отказываюсь от всего, что имею? От нормальной человеческой жизни?!

– Вот и я так тоже думаю. Зачем это тебе, дорогой? Но раз слово сказано, его надо проверить. А у меня есть много способов услышать от человека только правду. Сейчас я позову сюда одного хорошего парня, вы побеседуете с ним в соседней комнате, после чего я узнаю, обманываешь ты меня, дорогой, или нет. Прошу, дорогой, будь откровенен. А за момент твоего переживания я тебе назначу хорошую компенсацию, не обидишься.

Баграт сделал какой-то знак, и в комнату вошли двое крупных, одетых в черную форму парней. В одном из них Довбня узнал Володю Демидова, но не подал виду, а лишь испуганно опустил голову и сжался. Поразительно, здоровяк полковник выглядел сейчас полураздавленным червяком, которому обещали чем-то компенсировать его боль. Нет, не зря звали Баграта Малютой. Он был не только жесток и предан своему хозяину, но и умный, сволочь. Поэтому, не считая себя умнее других, подозревал, что полковник, отправляясь к нему, мог об этом кого-то и предупредить. Значит, ликвидировать его было бы опасным, а вот кинуть тысчонку-другую баксов за разбитую морду – это можно. Это по-мужски: пострадал – получи.

Баграт снова махнул ладонью парням: идите, мол, в ту дверь и побеседуйте, но… не переусердствуйте.

Демидыч положил ладонь на плечо Довбне, тот покорно поднялся и пошел в соседнюю комнату, где половину помещения занимала тахта, покрытая ковром.

Спутник Демидыча взял из угла рулон клеенки и раскатил его по ковру: это понятно, чтоб кровью не испачкать. После этого плотно закрыл дверь и повернулся к Довбне…

Баграт откинулся на спинку кресла и внимательно наблюдал за выражением лица Маркина. А тот сидел, словно съежившись, и ждал.

Из– за двери послышался сдавленный вскрик, перешедший в вой, перебиваемый матерными угрозами, всхлипами и нечеловеческим визгом.

Маркин дрожал, слушая, но даже не пытался заткнуть себе уши. Он словно наслаждался собственным ужасом. Баграт хмуро смотрел, и лицо его было каменным, словно у Будды.

Внезапно зазвонил мобильник на столике. Баграт Суренович неторопливо поднял трубку, включил, поднес к уху.

– В лагере посторонние! – прокричал чей-то голос.

– Проверьте кто, – спокойно сказал Малюта.

– Я… – Речь оборвалась, послышался то ли вскрик, то ли что-то сломалось, хрустнуло. Связь оборвалась.

За дверью стихло. Баграт поднялся и пошел к окну, отодвинул занавеску. Увидел двоих в черной форме, мирно беседующих неподалеку возле увитой плющом беседки.

Грохнуло в прихожей, будто дверь сорвалась с петель. Баграт обернулся. А вот теперь очередная дверь и в самом деле сорвалась с петель и плашмя рухнула на пол. На нее тут же выпрыгнул Голованов с пистолетом в руке. Следом Филя за шиворот втащил и швырнул на пол охранника, обеспечивавшего безопасность Баграта во время «дружеской беседы» с Маркиным и Довбней.

Из соседней комнаты вышел целый и невредимый полковник Довбня. За ним, опуская рукава черной форменной рубашки, шагнул Володя Демидов. Увидел Севу с Филей, криво усмехнулся и качнул головой назад:

– Слабак… Два приема и – готов.

Баграт застыл, словно изваяние. Маркин сжался в кресле до размеров подлинного хорька.

– Что там? – спросил Демидов, кивая на окно.

– Все по плану, – сказал Голованов и повернулся к Баграту: – Руки попрошу, господин Мкртчян.

Баграт послушно протянул руки, и на них щелкнули металлические браслеты.

– Вы тоже! – сказал Сева Маркину.

Но тот так и взвился в кресле, крича, что он не подчинится неизвестно кому! Что он работает в Кремле! И вообще, где ордер?

– Постановление на арест вам сейчас представят, – сказал Сева и добавил Баграту: – И вам тоже… Ну что, Тимофей, – он широко улыбнулся, – не сдрейфил?

– Был момент, – честно признался полковник. – Но когда увидел Володю, понял, вы рядом, ребята…