Чужая осень (сборник)

Мне ничего не остается делать, как отползти в сторону от лужи, резко попахивающей специфическим запахом, достать из бокового кармана пачку чудом уцелевших сигарет и нежным голосом осведомиться:

— Сережа, ты, надеюсь, не против?

Огонек «ронсона» развеял сумерки, я подошел к противоположной стене к неподвижно сидящему человеку, жадно затянулся, вытащил разбитыми пальцами сигарету из зашедшейся кислой болью губы и заметил:

— А тебя я не спрашиваю, ты ведь курящий, Вершигора.

20

Вершигора застонал, когда я коснулся его плеча. Да, с ним поработали куда основательнее, чем с нами, давно не видел лица, превратившегося в сплошной кровоподтек. Усиленно обрабатывали ребята будущего покойника, но раз Вершигора жив, значит парень он по-настоящему стоящий.

— Ты не думай, что я пришел сюда только для того, чтобы вытащить тебя из дерьма, — сообщаю Вершигоре, вставляя ему свою сигарету в разбухшие, словно негритянские губы. — Однако представления с моим участием за глаза хватит. Правда, товарищ капитан или может быть майор? Старшего лейтенанта ты уже перерос. Как дела?

Вершигора не отвечал, он затягивался и затягивался сигаретой, выпуская дым из ноздрей, то ли потому, что не мог пошевелить руками, то ли из боязни, что я выхвачу окурок.

— Сережа, ползи к нам. Компания здесь собралась, «пулю» писать можно, жаль колоды нет, все такие мастера хитроумных игр.

Рябов подпер стену своей могучей спиной и с наслаждением потянулся. Но по-видимому это удовольствие тут же отдалось болью в мышцах, потому что Сережа тихо матюкнулся.

— Не хочет с нами Вершигора разговаривать, а мы ведь столько для него сделали. Я его из-под ареста вытащил, ты в кооператив устроил.

— И с квартирой помог.

— А он пару раз у Вышегородского появился — и никакой благодарности. Теперь из-за него от нас мочой несет и костюмы пропали.

— Новые пошьем.

— Если выйдем отсюда. Вершигора, пойдешь с нами, мы ведь в отличие от тебя на тот свет не спешим, нам посмертно никто орденов не присвоит.

— Молчание — это согласие.

— Не скажи, Сережа, он просто грустит.

— Заткнитесь вы, — равнодушно бросает Вершигора и выплевывает окурок.

— Вот это уже лучше, а то я думал, тебе язык отрезали. Слушай, Вершигора, мне чихать, что тебя связывает с моим почти папой, но твою комбинацию мы с Рябовым вычислили. Тебе же мы нужны были как вход в банду Колотовкина, причем такой надежный, что никто всерьез и проверять не стал бы. Еще бы, человек всю жизнь занимается бизнесом, сейчас он в розыске, такой на все пойдет, особо ценный парень с надежными связями. Только, думаю я, что ты бы этим не ограничился, ты бы в конечном итоге и нас зацепить хотел. Это была бы действительно ювелирная работа — одним ударом накрыть их, а потом и нас. Но ошибку ты допустил, поверив моему человеку, считая его своим. Теперь ты уже убедился, что на самом деле он не твой, и даже не мой, а Колотовкина. Это он посоветовал Витьке по твоему приказу кинуть наркоту в раму, использовал наш канал вместо подсунутого вами, попутно продав тебя со всеми потрохами наркобанде. И, наконец, собрал нас в этом приятном месте, откуда дорога только в могилу. Витька нас живыми не выпустит. Так что перед смертью открой мне жгучую тайну — кто этот человек, который так ловко продает всех?

Вершигора продолжает хранить молчание. Стыдно, наверное, что тот, кого он считал мелкой сошкой, выполняющей указания, завербованным агентом, вызывающим чувство брезгливости, привел его к конечной цели, и когда она уже была близка, так смертельно ударил.

— Ну да, как говорит мой дорогой тестюшка, приятель твоего шефа, хрен с ним, с человеком. Ты же не дурак, Вершигора, почему вы сражаетесь с тенью? Взяли бы этих гнид с поличняком, быть может и Горбунова, выжившего из ума, зацепили бы, так на их место — сотни желающих. И кажется мне, что эту операцию ты со своим шефом вел автономно или я ошибаюсь?

А Вершигора молчит, словно через какое-то время сюда придут исключительно для того, чтобы прикончить нас в его присутствии.

— Сережа, наш подопечный просто скромный мальчик. Может, ты знаешь, как они разыграли карту с Айвазовским?

— Знаю. Но сперва они зацепили Горбунова, он Колотовкину картины продавал. Потом фуфель закинул, они от кого-то узнали, вместо штрафа попросили Веньку кое в чем помочь. Тот обрадовался. На свою голову. Дальше их человек постарался. Пустил наркотик по другому каналу. И продал Вершигору.

— Занимательный человек, правда, Вершигора? Но что интересно — и ты, и Колотовкин — клиенты Горбунова. И подвела вас к нему с двух сторон эта самая загадочная личность.

Дверь наверху задрожала, громыхнул засов и внезапно засветилась на цементном потолке обмотанная паутиной лампочка.

По лестнице неторопливо спускались двое, и несмотря на тусклый свет, я сразу узнал этих ребят. Кассир-вышибала нагло лыбился, небрежно помахивая пистолетом с глушителем, у второго в руках была короткая резиновая дубинка. Как бы сейчас она не разгулялась по моим ребрам, это тот самый конопатый телохранитель Горбунова, которого я в свое время учил тактично разговаривать со старшими.

— Слышишь, ты еще дышишь? — произнес он, несколько интерпретируя свою любимую фразу, поднял мой подбородок дубинкой, вытащил из кармана пистолет, не торопясь приспособил к нему глушитель и стал нежно надавливать на мое веко, — сейчас ты будешь смотреть на мир одним глазом.

Кассир-вышибала довольно заржал, несильно пнул для порядка Рябова носком полусапога и стал мочиться на ноги Вершигоре. Потом скромно отошел в сторонку и произнес каркающим голосом:

— Дай ему поскорее, и пошли.

— Ой, Толясь, что я выдумал, сейчас он с перепугу обгадится, а потом свое говно жрать будет, — радостно поведал конопатый, подошел к кассиру, приложил указательный палец к губам и, играючи прикрыв рот Толясю, начал шепотом распространяться о моей дальнейшей судьбе. Выстрел прозвучал не громче звука смачного плевка, широко раскрыв глаза, Толясь сползал по стене, Рябов подскочил к нему, вырвал из руки пистолет и ударил пальцами по протянутой ладони конопатого.

Я вытер холодный пот, заструившийся по виску, расправил прилипшие к рубахе лопатки и спросил:

— Это и есть твоя страховка, Рябов?

— Я же сказал, что мы сквитаемся, — устало произнес Сережа.

— Слушай, парень, ты тогда специально подставился? — спрашиваю я у бывшего телохранителя Горбунова, протягивающего мне пистолет, которым только что чуть не проверил глубину моего глазного дна.

— А как же. Товарищ Рябов сказал, что вы меня обязательно стукнете. Вот я и обиделся.

— Товарищ Рябов, — чуть ли с ненавистью шиплю я, — откуда вы знали, что я его вставлю?

— У тебя манера уже такая появилась. Вот и Костю ты ударил.

— Тебя же там не было.

— Зачем быть? И так знаю.

— Наверху двое, остальные уехали на точку. Наверное, скоро будут, — заметил наш спаситель, — так что пора.

— Сколько их?

— Семеро вместе с Колотовкиным.

— А те, во дворе?

— В очко сильно проигрался, они теперь газ пошли давать, а я в подвал, злость сгонять.

— Значит, вместе с Витькой еще шесть рыл. А нас, как в кино, три мушкетера. Эй, гасконец, — обратился я к Вершигоре, — ты идешь с нами воевать против гвардейцев?

Вершигора продолжал молча смотреть в одну точку и делать вид, что его уже убили. Оно понятно, не один год работы коту под хвост из-за перевертыша. Но я не доставлю Вершигоре этого удовольствия, сам его кончу.

— Ты не обижайся, коллега; но мы тебя пока закроем. А то вдруг оживешь, выскочишь отсюда, нагрянут менты — и все испортят. Лавров не жди, скажи спасибо, что может быть живым остаешься.

Двоих наверху мы аннулировали без особого напряжения. Сережин человек позвал их в коридор, где мы с Рябовым одновременно выстрелили почти в упор, и знакомый с местной обстановкой бывший охранник Горбунова быстро перетащил их в какую-то кладовку. А теперь нам остается только ждать возвращения Колотовкина, арсенал подобрался богатый, даже «Калашников» в наличии.