Чужая осень (сборник)

Прохожу мимо делающего спящий вид Сережи, выхожу на кухню, открываю окно и прикуриваю. Еще бы, стоит закурить в спальне Рябова, как сразу наживешь врага.

— Дымишь, — миролюбиво заметил бесшумно появившийся Сережа, — нервы гуляют.

— Сброс нужен, — виновато бросаю в ответ, — но пить нельзя, снотворное для завтрашнего дела большая помеха.

— Есть средство.

— Сейчас ты предложишь свое излюбленное лекарство под названием точечный массаж. Почему ты не пустил меня к Оле?

— К кому?

— Я хотел сказать к Свете.

— Да пойми ты, — начал успокаивать меня, словно ребенка, Рябов, лихорадочно вычисляя, кто такая Оля, — нельзя. Вдруг проспишь или еще чего. Мелочь. Все проколы из-за нее. Всегда. Мы с ребятами четыре раза репетировали ситуацию, а тут… Сам понимаешь. Хочешь хорошую девочку?

— К Светке нельзя, а девочку можно, так, по-твоему?

— Девочка поработает, ты расслабишься, она уйдет.

— Ты, Сережа, ведь тоже спать не можешь.

— И мне девочка будет.

— Тогда давай.

Сережа несколько раз накручивал телефон и вернулся на кухню несколько огорченным.

— Твоя уже выехала. Больше ничего не получается. Может, позвонить нашим, кроме Оксаны все на месте?

— Рябов, ты используешь служебное положение. Это некрасиво. Так что пусть твоя девочка приходит и все будет в порядке.

— Она твоя.

— Сережа, мы же не только партнеры, не только немножко друзья, но и молочные братья, так чего там. Да и природа великолепно позаботилась о том, чтобы одна женщина могла одновременно удовлетворить сразу двух мужчин. Или ты забыл десерт?

Сережа улыбнулся и поставил на огонь чайник. Это было давно, примерно через полгода после того, как Рябов начал работать со мной. После очередной сделки, давшей не ожидаемые триста процентов навара, а все семьсот, мы, уже изрядно отметившие это дело, ввалились к Аркаше в «Прибой» и потребовали отдельный кабинет, В «Прибое» их было несколько: полумрак, два-три столика, за которыми ведутся разные переговоры, в конце концов становящиеся известными заинтересованным лицам, а потому мы потребовали тот самый крохотный кабинетик с одним столиком и Аркашка приложил титанические усилия, чтобы вытащить из него огромного грузного дядю с его подопечной из соседней школы, они постоянно у кабака крутятся. Нас обслуживала новая официантка, величественная, словно королева, с суровым надменным взглядом:

— Я подойду позже, скажете, когда подавать горячее, — не сказала, а уронила она фразу и высоко подняв голову, пошла к двери.

Рябов смотрел ей вслед таким взглядом, что он мог вполне высветить официантку, словно рентгеном, того гляди еще немного и форменное платье загорится. Поэтому я бросил вслед:

— Пригласите, пожалуйста, Аркадия.

— Аркадия Осиповича? — переспросила она.

— Да, Аркадия, — повторил я и разозлился, что не знаю отчества метрдотеля, иди знай, вдруг кого другого сюда заведет. Что за дурацкий обычай — эти имена-отчества, какого дьявола эта дополнительная нагрузка на память, во всем мире люди зовут друг друга просто по именам, а у нас культура — «Иван Иванович, а не пошли бы вы к такой-то матери?».

— Кто такая? — спросил я Аркашу, когда он появился у нашего столика.

— Новенькая, — машинально ответил он и тут же стал уточнять, — в пароходстве в кадрах сидела, но вылетела, да и мужа оттуда же в зону, вот и пошла к нам, работа сытная да денежная.

— Ей что, больше всего деньги нужны? — поинтересовался Рябов.

— Можно подумать, вам они кажутся лишними. Женщина привыкла к подаркам да конвертам, муж баловал, а тут незадача. Вот и приходится с нами, простыми людьми, работать.

Когда официантка подала горячее, мы с Рябовым, добавив еще бутылку коньяку, стали ожесточенно обсуждать десерт. Женщина с невозмутимым видом стояла рядом и ждала, когда, наконец, мы придем к окончательному выводу. Наконец, она не выдержала и спросила:

— Вы думаете заказывать десерт или нет?

— Думаем, — ответил я, — но чуть позже. А пока снова бутылку из запасов вашего шефа, две двойных икры, холодное. Да, еще этот десерт. А на десерт два кофе. И вас.

Я специально произнес последнее слово таким тоном, что это предложение могло показаться не более, чем шуткой: еще чего доброго обидится, даст подносом по голове, а она у меня и так в трех местах зашита.

— Это будет дорого стоить, — так же словно в шутку ответила она.

— Плачу вперед, — будто отвечая шуткой на шутку заявил я, бросая на стол пачку десятирублевок в банковской упаковке.

— Маловато, — продолжала представление официантка.

— Нет проблем, — заявил молчащий до сих пор Сережа и добавил аналогичную пачку из своего кармана.

Женщина, продолжая улыбаться, взяла деньги и вышла из кабинета. Ну, конечно, она подумала: два пьяных мужика сейчас мгновенно протрезвеют и бросятся за ней вслед, мол куда ты, мы пошутили. Деньги, конечно, она отдаст, зато это плодотворно скажется на размерах чаевых. Мы-то точно знаем, о чем она думала в ту минуту…

Когда официантка подала кофе и попыталась завершить внезапно начавшуюся комедию, протянув мне пачки купюр с высокомерным заявлением «Пересчитайте», я завершил сделку одной фразой:

— Зачем пересчитывать чужие деньги? Рябов, получи десерт, а мне пора освежаться.

В кабак я больше не вернулся, поехал к дорогой жене отлеживаться. Но через несколько дней спросил Сережу, чем закончилось это приключение. «Божественная женщина», — ответил Рябов классической фразой. Мне ничего не оставалось сделать, как проверить эти слова, что говорить, приятно было приобщиться к божеству и убедиться, что Сережа сказал чистую правду.

Рябов еще раз улыбнулся, вспомнив о нашем давнем бармалействе, и заметил:

— Воспоминания отвлекают. И успокаивают. Правда?

— Трудно спорить, особенно учитывая планы на завтра.

В дверь Рябова тихо постучали, и Сережа неторопливо отправился запускать в квартиру так необходимую нам обоим дозу успокоительного.

19

Горячее по-южному даже в начале дня солнце не по-весеннему залило город. Мы не спеша вышли из дома Рябова, находящегося у знаменитого театра; настоящий памятник архитектуры, таких в мире — раз, два — и обчелся, тем более, что второй сильно пострадал во время бомбежки союзников. В другом городе такое место стало бы настоящим историческим заповедником, Южноморск тоже не составил исключения; здесь запретили движение автотранспорта, зато напротив театра до сих пор высятся два шедевра пролетарского искусства в полтора человеческих роста. Мощный бронзовый мужик, смотрящий в светлое будущее, опираясь на массивные ноги в широченных штанах образца конца пятидесятых, и такая же баба, в одной руке сноп колосьев, другой она показывает в ту же сторону, куда устремил свой взор монстр мужского пола. Что говорить, именно они являются главной достопримечательностью этого места, иностранцы со своими «Канонами» возле этих уродов крутятся куда охотнее, нежели у театра. Еще бы, шедевров архитектуры на земле не так уж мало, где еще можно увидеть такие, с позволения сказать, статуи?

— Что ты на нее уставился? — спросил Сережа, открывая дверцу автомобиля.

— Эта девушка напоминает ту, что обслужила нас вечером, такая же целеустремленная.

Сережа сделал вид, что это заявление ему понравилось и завел двигатель. Вырядились мы с ним, как полагается самоуверенным болванам, во все белое: костюмы, туфли, рубашки, шляпы. Только галстуки черные нацепили. Такие мелочи обязательно учитываются, вряд ли стоит ожидать от людей, одетых подобным образом, каких-то решительных действий, если они намерены испачкаться, то натянули бы на себя одежду более темной расцветки.

«Волга» оставляла за собой прекрасно построенный город с бурно осыпающимися фасадами, где для мемориальных досок домов не хватает; мы проехали так называемую Бугаевку, вышли на относительно новый жилмассив имени Кирова, который коренные южноморцы давным-давно окрестили Жлобоградом. Так уж получается в этом городе, кто приехал сюда из деревни, как правило, живет в новых благоустроенных квартирах, а настоящие южноморцы по-прежнему обитают в огромных коммуналках, которые никак не уйдут в прошлое. Что интересно, я знаю многих довольно высокопоставленных партийных работников, ни один из которых почему-то не живет в коммуне, хотя даже само это слово, сочиненное и воплощенное в жизнь их предшественниками, должно звать за собой к прелестям общественной жизни. Так нет же, не хотят коммунары в коммуны идти, хоть ты тресни, все для народа стараются, а сами в отдельных квартирах мучаются. Вот и Нахаловка, возникшая у черты города много лет назад, когда, отчаявшись от бездомья и военной разрухи, люди стали возводить громадный самострой кто во что горазд. Со временем этот шанхай разросся настолько, что вряд ли кто знает, сколько людей здесь живет, а тем более — скрывается. Менты сюда заглядывают с явной неохотой, потому как контингент здесь подобрался явно не из тех, кто ходит в оперу. Тут и находится резиденция человека, свидание с которым для меня сейчас куда важнее выполнения фантастической программы «Жилье-2000». Как знать, может не дождусь я заветного года, и уже сегодня получу отдельную квартирку, метра два в длину. Если, конечно, они расщедрятся, не зароют где-то, цементом не зальют, не заменят шикарный парижский черный галстук на отечественный пеньковый с куском металла в качестве бесплатного приложения. Одно приятно, в последнем случае еще можно появиться на свет божий. Такое явление мне довелось видеть своими глазами. Сидел в баре морвокзала, как вдруг все бросились к иллюминаторам: внизу у причала какой-то пассажир с веревкой на горле возьми и выплыви. Потом рассказывали, его, без вести пропавшего, полгода искали, а он на дне прятался. И до сих пор бы там скрывался, если бы канат не сгнил. Да, веселые мысли, но все, кажется, приехали.