Убийца среди нас (СИ)

-- Ах, эти! Пожалуйста, возьмите! Я-то думал, от дома.

-- Не надо нервничать, мы с вами не в цирке.

Отстегивая ключи, Парамошкин еще раз попросил забрать личные вещи. Соломкин не возражал, но только завтра и лишь то, что не потребуется для проведения проверки.

Началось опечатывание служебных помещений. Парамошкин подошел к Гнидкину.

-- Выздоровел? -- спросил тихо.

-- Не совсем. Попросили приехать на случай, если вас вдруг дома не окажется, -- сказал так, будто ко всему, что происходило, он нисколько не причастен. Глаза холодные, хотя нет-нет да появлялись в них искорки злорадства, которые он пытался скрыть.

-- Что ж, долечивайся, потом разберемся.

-- Вы это о чем, Григорий Иванович? Никак грозите? Как бы с вами теперь не разобрались.

-- Это мы еще посмотрим, -- нагнувшись, шепнул Гнидкину на ухо: -- Запомни, подлюка, тебе это даром не пройдет! -- улыбнувшись, крепко похлопал своего заместителя по плечу. У Гнидкина перехватило дыхание, он учащенно засопел, что-то хотел сказать, но вышло только невразумительное мычание. Выпучив глаза, боязливо смотрел на Парамошкина: знал, что Григорий очень силен и бывает невыдержан. Угрозу проглотил; потом, после, расскажет Соломкину, да и не только об этой угрозе.

У Парамошкина в душе все кипело. Ругал себя за то, что так и не убрал Гнидкина. Теперь неизвестно чем все может кончиться. Но надо еще переговорить с бухгалтершей. Попросил ее отойти с ним в сторонку.

-- Что теперь будет-то, Григорий Иванович? Ведь у нас не все в порядке. Должок за вами немалый. Вчера, словно чуяла, хотела поговорить, да у вас времени не нашлось, спешили куда-то.

"Ишь, слезу пускает -- "хотела поговорить"! -- подумал Парамошкин. -- Если б хотела, то поговорила б, и никакого сыр-бора не было. Слишком хитра..." Но ссориться не стал. Зачем? Может, возьмет все-таки деньги? Попросил как можно обходительней, намекнув, что проверка пройдет, а им еще вместе работать. Но не тут-то было. Собеседница, будто ее крепко обидели, громко возмутилась?

-- Да вы что, Григорий Иванович, мне предлагаете? Это же подсудное дело! Нет уж, выкручивайтесь как хотите, а меня в свои махинации не втягивайте.

-- О чем шум? -- тут же вырос рядом Соломкин.

-- Сами разберемся, -- буркнул Григорий. Вот и последняя надежда рухнула. Бухгалтерша по-своему права: зачем ей лишняя нервотрепка? А сопереживала для видимости, на деле же небось будет рада, если его с треском попрут с директорства. Это при лучшем исходе, а вполне возможен и худший вариант -- уголовное дело. Парамошкин все это понимал. От утреннего радостного восприятия жизни ничего не осталось. Надо было что-то делать, но что?..

После опечатывания служебных кабинетов Соломкин, доверенные лица, а за ним и остальные потянулись к складским помещениям. Гнидкин отпросился и ушел, к Парамошкину подошли работники базы -- спросили, что делать? Он же и сам толком не знал, сколько дней продлится ревизия? Может, неделю, может, больше. Да это его и не интересовало. Вот каковы будут последствия? К кому обратиться за помощью? Кроме Шлыкова да Рюмина не к кому...

Но вот процедура опечатывания, наконец, закончена. Соломкин отпустил всех кроме Парамошкина. Было заметно, что ему доставляет удовольствие поиздеваться над ним и показать свою значимость. Григорий и сам был не рад, что в тот раз обошелся с ним по-свински. Да и особых причин тому не было, просто разозлился на Гнидкина. Сколько всевозможных клиентов-просителей с утра до вечера отиралось на базе, и надо же было нарваться именно на Соломкина. Но не просить же у него прощения? Какой в этом смысл теперь, когда колесо закрутилось?

Соломкин же с издевкой спросил:

-- Ну, как настроение, господин директор? Что-то совсем скисли. Успокойтесь, вы же тут хозяин! Вспомните, как недавно меня при своем подчиненном унижали. Будто я и не человек совсем. Да, моя должность не для всех приятная, ну и что? Обидели, унизили, а ведь я вас просил...

Парамошкин скрипнул зубами.

-- Не надоело куражиться, Соломкин? Думаете, буду в ноги кланяться или слезу пускать? Не дождетесь. А за угрозы и издевательства ответите.

-- Ой, как напугал, прямо со страху падаю! Нет уж, теперь мы вывернем тут все наизнанку. А вы будете сидеть дома и ждать результатов нашей проверки. Они, уверяю, вас не обрадуют, это уж точно. Наковырять можно всегда, было бы желание, а оно у меня есть.

-- Мне идти? -- спросил Григорий, не желавший больше спорить. В любом случае спор этот ничего хорошего ему не даст.

-- Почему бы и нет, идите, пожалуйста, только подпишите вот этот документ, -- Соломкин протянул лист бумаги и ручку.

-- Это еще что такое?

-- Подписка о невыезде. То есть, уезжать без нашего разрешения вам теперь никуда нельзя. Можем вызвать в любое время. Ясно?

-- Чего уж тут неясного, -- проворчал Григорий, ставя свою подпись.

XXXI

Парамошкин ходил мрачнее тучи. Знал, что ревизия на базе началась, но как проходит и сколько продлится -- неизвестно. Все его попытки вернуть тетрадку с записями успехом не увенчались. Соломкин, видно, с ней ознакомился и на все его просьбы отвечал отрицательно. Парамошкина, словно в издевку, называл не иначе как господин директор. У Григория от всяких думок голова трещала. Речь о поездке на девять дней отца и не шла. Какие тут поминки, если сидишь и ждешь повестку. Ложился и вставал с одной лишь мыслью: вызовут-не вызовут.

Когда о случившемся узнал Рюмин, устроил такой разнос, какого у Парамошкина никогда в жизни не было. Надя больше молчала, хотя намеками и дала понять, что поступок его считает несерьезным. Ирина нервничала, плакала, строила всякие предположения. В общем, из-за Парамошкина нарушался ритм работы фирмы "Надежда". Без своевременного завоза товара из Москвы сворачивалась торговля в киосках, хотя до этого все было уже отлажено. Пришлось выкручиваться. Дважды за товаром выезжала Ирина. Ныла, ворчала, а куда деваться, надо выручать мужа. Рюмин злился, постоянно выговаривал Григорию, что тот своевольничал, его не слушал и вот -- подвел фирму.

Неожиданно хоть как-то успокоил Шлыков: как и обещал ранее, пригласил Григория на чашку чая. Сидели в уютной комнате в районной администрации. Был поздний вечер, и никто не мешал. Шлыков пополнел и, как показалось Парамошкину, посолиднел, стал меньше суетиться, реже протирать свои очки. К Григорию он всегда относился уважительно, при каждой встрече любил повспоминать об их первой совместной поездке в Польшу. Говорил, что из Парамошкина со временем получится толковый предприниматель. Если же у Шлыкова исполнится все что задумано, то он возьмет Григория в свою команду. Когда-то, с легкой подачи Рюмина, Шлыков лишь мечтал стать мэром Каменогорска, теперь же он являлся одним из основных претендентов на эту должность.

Настроение же у Парамошкина было сверхпаршивое. "Какая уж теперь "команда Шлыкова", -- думал, размешивая в чашке сахар, -- теперь вот-вот поступит другая команда..." Рассказал все как было, ничего не утаивая. Шлыков ел бутерброд, запивал крепким чаем и, не перебивая, слушал. Перед чаем пропустил рюмку коньяка. Предложил выпить Парамошкину, но тот отказался.

-- Нет, ну надо же оставить против себя такую "компру"! Сам говоишь, что коллектив говенный, что и раньше следили и доносили... А это похуже головотяпства. Ей-Богу, не ожидал такого легкомыслия! -- но в общем-то он был корректен и не унижал как Рюмин.

-- Раскисать не надо. Это не в нашем духе. Давай думать и думать. Так говоришь, Вениамин тоже у тебя отоваривался?

-- Да у кого же еще! -- рассказал как славно посидели в последний раз и как долго не мог отправить Веню домой. Не то чтобы наябедничал, скорее, для поддержания разговора вставил, что за полученный товар Веня полностью так и не рассчитался.

-- Вот и отлично! -- обрадованно воскликнул Шлыков. -- Это как раз и поможет тебе выкрутиться.