Немцы в городе (СИ)

Закономерно ответа не следует. Дверь всё ещё закрыта, и Ирине всё ещё неуютно. Кажется, даже более неуютно, чем в начале. Неудивительно, ведь на неё смотрят — оглядевшись, она замечает прямо над собой глазок камеры внешнего наблюдения. Ещё минуту, и она развернётся и уйдёт. И забудет об этом человеке и странных вещах, происходящих вокруг него, навсегда. Щёлкнул кодовый замок, и тут же подъездная дверь запиликала дежурным приветствием — вход свободен.

— Ээ, а какой этаж? — бросает она в микрофон, придерживая дверь носком сапога.

— Любой, — отвечает незнакомец. Какой странный ответ. Как это — любой?

Датчик движения мгновенно срабатывает: как только она переступает порог подъезда, лестница освещается тусклым, но достаточным светом одинокой электрической лампочки. Ирина уже приготовилась было к долгому восхождению, как взгляд её уловил фигуру в пролёте первого этажа. Заспанная физиономия Круспе, наскоро умытая, давно небритая, а сам он — в домашнем, даже куртку не накинул. Под обычной белой майкой рельеф его крепкого тела просматривается необыкновенно чётко, приглушённый свет лишь способствует обзору, оттеняя каждую мышцу торса. Но почему он здесь, на лестнице?

— Ирина? Зачем ты пришла? — Божечки, как грубо, да и рожа у него отнюдь не светится дружелюбием. И всё же, почему она тут?

— Рихард, я хотела поговорить, в моём кабинете это уже небезопасно, а встречаться в публичном месте мне не хотелось... — конечно, она не скажет ему о вымышленном больничном и о том, что провела добрых полтора часа в утренних сборах, когда обычный её марафет не занимает и десяти минут.

— Да, я понимаю, могла бы позвонить, — всё ещё грубо. Но он уже улыбается. — Я, знаешь ли, не привык дорогих гостей встречать вот так — небритым и в тапочках на босу ногу.

Теперь уже её черёд улыбаться. И действительно — непривычно видеть его таким... домашним. А самому ему, должно быть, как неудобно!

— Я живу наверху, но там ещё полно народу...

Она поджимает губы. Полно народу — значит, ей там не место. Не место в его жизн...енном пространстве.

— Хочу избежать лишних расспросов, хотя... Ты же прокурор.

“Но твою кандидатуру Тилль не утверждал”, — додумывает Рихард. Тилль лично утверждает каждую персону на допуск в квартиру, в святая святых, в их бастион.

Звук нескольких затворов и скрип открывающейся следом двери заставляет обоих вздрогнуть, а затем повернуться вправо.

— Заходите уже, не бесите меня. Здравствуйте, — вышмыгнувшая из своей обители на первом этаже Фрау Шнайдер кивает незнакомке в знак приветствия, суёт Рихарду в ладонь связку ключей и устремляется вверх по лестнице. — Я наверху, на кухне буду, ключи потом отдашь! Да, и дверь закрыть не забудь!

Рихард распахивает дверь шнайдеровского укрытия, и оттуда сразу же веет теплом центрального отопления и едва ощутимым ароматом какой-то парфюмерии. Он ждёт, когда гостья просочится внутрь, но та всё ещё продолжает пялиться на давно уже опустевшую лестницу. Она воскрешает недавно увиденное в своей памяти. Нечасто ей доводится наблюдать подобное зрелище: мужик под метр девяносто в бежевой узкой юбке до колен, в плотной классической блузке холодного лилового оттенка и в розовых тапочках на... Что там, интересно, на этих невообразимых ногах: колготки или чулки? А его волосы? Мокрая завивка или просто только что вымытые натуральные кудри? А заколки? Медного оттенка, в тон волосам. А макияж? За полсекунды толком ничего не разглядишь, но это лицо явно было нарисованным. Знакомое лицо — она помнит его по новогоднему концерту. Вот только тогда была сцена и праздник, а сейчас — буднее утро и полутёмный подъезд.

Наконец очутившись в квартире, Ирина скидывает шубу, явив чуть щурому взору Круспе весь свой марафет: короткое трикотажное платье, плотно облегающее хрупкую фигурку, чёрные колготки на не очень длинных, но очень стройных ногах. Причёска промокла и опала, косметика чуть смазалась, щёки горят с мороза, а сапоги оставляют на паркете уродливые грязные разводы. Всё далеко не так идеально, как в её мечтах.

— Прости, что без звонка, — по профессиональной привычке она возобновляет беседу с того места, на котором та была прервана. — Я не подумала. Скажи, как там твоя коллега? Диана, кажется? В соцсетях много чего пишут, но как я успела понять...

— Да, ты правильно всё поняла. Мы решили, что ей следует пока затаиться. Пока основная шумиха не спадёт. Сейчас наш адвокат готовит жалобу в конституционный суд по поводу неправомерных действий со стороны ФСБ.

Ирина задумывается: скорее всего, сперва жалобу направят всё же в УСБ, а потом уже ходатайство отправится в суд, но откуда Рихарду знать такие тонкости? Она приземляется на небольшую табуретку у окна. Уютно здесь — вид на улицу, тепло, светло, пахнет приятно. Совсем не похоже на мужскую берлогу.

— Рихард, я хочу вам помочь, но не знаю как. Я даже не знаю, что именно происходит! Скажи, есть ли что-то... — Она встаёт и подходит ближе к всё ещё мнущемуся возле двери Круспе.

— Э, нет, ты должна была уже давно понять, что ничего, кроме неприятностей, знакомство со мной тебе не сулит. Мы помощи не ищем.

— А чего же ты ищешь? Ты. Лично ты?

— Я? — Круспе вдруг насупился, сдвинув брови на переносице, кажется, он действительно задумался над ответом. — Я? Помощи...

В следующую секунду он чувствует, как гибкие тонкие руки обвивают его плечи. “Блин, она рискует”, — отчего-то думается ему. Ещё мгновение — и влажное пятно поверхностного поцелуя расцветает на бледной колючей коже его крепкой шеи. “Зачем?”, — очередная предательская мысль. Он опускает взгляд ниже: даже без очков сфокусироваться на тёмной макушке несложно. На каблуках Ирина достаёт ему до подбородка. Её волосы чуть влажные от растаявших снежинок, от них пахнет апельсинами. Он чуть склоняется и жмётся к ним губами. Это и не поцелуй вовсе — так, беззвучное прикосновение. “Зачем?”. Пока он ищет ответ, гибкие холодные руки спускаются ниже по его спине, ощупывая на своём пути каждый миллиметр его кожи сквозь тонкое хлопчатое полотно домашней майки. Он вдруг вспоминает, что на нём сейчас ни капли парфюма. Зубы почистил да и умылся впопыхах — вот и всё, что он успел сделать, пока недовольный появлением на пороге незнакомки Флаке тянул время, многозначительно помалкивая в трубку домофона. Ни капли парфюма. А от неё чем-то цитрусовым разит так, что им на двоих с лихвой аромату хватит. Тонкие руки останавливаются на уровне талии и сцепляются в замок. “Блин, пиздец, зачем она так рискует?”. Будто прочитав его мысли, Ирина внезапно ослабляет хватку, делает шаг назад, и, настойчиво и ровно глядя в его глаза, проговаривает:

— Что, я совсем не в тему, да?

— Совсем. Да. — Отвечает он, не задумываясь. Что на уме, то и на языке — для этого, оказывается, даже пить необязательно.

— Ну тогда... Я пошла. Да?

— Нет.

Он делает шаг навстречу, его шаг крупнее, и он едва не наступает на носок её высокого кожаного сапога. Вздох — его руки безапелляционно заключают её худенькое тело в объятия: правая обвивает талию, левая — поддерживает под попу. Выдох — и худенькое тело воспаряет над паркетом. Невысоко — ровно настолько, чтобы их лица оказались на одном уровне. Он не целует её — он утыкается носом в средоточие апельсинового флюида. Куда-то за ухо, в шею, прямо сквозь волосы. Ещё несколько вздохов — и надёжные каблуки снова касаются паркета.

— Вот теперь иди. — Снова вздох, нервный и рваный.

Дождавшись, когда стук каблуков отзвучит по ступеням, и дверь подъезда с грохотом закроется за внезапной гостьей, Круспе, наконец, выдыхает. Он напишет ей смс или сообщение в контакте. Только сначала решит, что написать, а потом обязательно напишет. Она же не думает, что он идиот? Она же не шпионить за ним сюда пришла? Она просто рисковая, просто ей нравится он. Но она его не знает. Да и не надо ей, не те времена, не та обстановка сейчас. Припёрлась сюда, с утра да в метель. Апельсинами пахнет. Зачем это всё? Круспе ещё долго предавался бы произвольному полёту мысли, если бы не притворное хихиканье со стороны незапертой двери.