Соперник Цезаря

- Честно говоря, не понимаю, зачем мне с ними мириться?

- Ты распоряжаешься выборами в Городе, это теперь многие признают. Во всяком случае, Цезарь признает, - доверительно сообщил старший брат.

- Что-то не замечал. Красс здесь?

Аппий кивнул.

- Чем же Цезарь их всех купил?

- Как - чем? Золотом, - хмыкнул Аппий. Сам он свою долю, сразу видно, получил.

- Нет, должно быть что-то еще. Чего хочет Красс? Легионы? Легионы и право вести войну, а?

- Не знаю, - отмахнулся Аппий. На его красивом лице появилось раздраженное выражение, и в чертах вновь проступило что-то обезьянье. - У тебя тоже нужда в деньгах - придется устраивать пышные игры, как эдилу. Попроси Цезаря - он даст.

- Что потребует взамен?

- Помириться с ним и с Помпеем.

- И только? - Клодий недоверчиво покачал головой. - И только?

Аппий неловко заерзал, поднялся, прошелся по комнате. Но, чтобы расхаживать, совершенно не было места, и Аппий сел.

- Цезарь так говорит.

Да, Цезарь говорит. Но только Клодий уже давно не верит Цезарю.

Аппий смотрел на брата выжидательно.

- Хорошо, попробую быть им другом вновь. Надеюсь, меня не попросят мириться с Цицероном.

Перед домом, где поселился Цезарь, всегда бурлила толпа. Сегодня это была толпа особенная - больше сотни ликторов собрались на улице, пока лица, которых они сопровождали, обсуждали с Цезарем свои важные дела.

Самые стойкие продолжали держать связки на плечах, но большинство сложило их, так что из фасций образовалась своего рода поленница. Шесть ликторов Аппия Клавдия присоединились к остальным.

Братья прошли в атрий. Здесь было не протолкнуться. С таблина сняли занавеску, и вторую дверь, что вела в перистиль, тоже открыли, так что атрий, таблин и перистиль образовали одну большую залу.

Цезарь стоял в глубине этой залы, ближе к перистилю, в алом палудаментуме, обшитом золотой бахромой. Клодий огляделся. Помпея не было видно. Возможно, Великий уже побывал с утра и ушел, находя унизительным топтаться вместе с другими в очереди за милостями. Клодий тоже был не намерен дожидаться, он бесцеремонно отстранил очередного сенатора и подошел к Цезарю. Тот рассматривал две большие жемчужины, лежащие у него на ладони.

- А вот и курульный эдил Публий Клодий, смертельный враг Цицерона. Как поживает Цицерон? Он пишет, что стал мягче ушной мочки.

- Мягче губки для подтирки задницы. - Клодий не смог скрыть злости.

- Яркое замечание. Но не совсем верное. Иногда мой Марк Туллий позволяет себе быть упрямым. Хотя в итоге все же уступает. Время от времени приходится напоминать Цицерону о данном обещании.

- Тем более ценна любая его поддержка твоих начинаний в сенате, - вмешался в разговор Аппий Клавдий. Его голос вдруг сделался липким от лести.

- Я ее ценю, - улыбнулся проконсул. - Прекрасный дар моря, - задумчиво проговорил он, перекатывая жемчужины с ладони на ладонь. - Жемчуг - моя слабость. Сознаюсь. Но не настолько я его люблю, чтобы заказать из жемчуга свой портрет, как Помпей… Кстати о Помпее. Что у тебя с ним за ссора?

Клодий был уверен, что Цезарь завел разговор о жемчуге, чтобы «ненароком» перейти к интересующей его теме.

- Он украл у меня хлеб.

- Много? - улыбнулся Цезарь.

- Весь. Я уже писал об этом. На сорок миллионов.

- Представь, Великий сказал, что ты пытался его убить.

- А-а… Вполне может быть.

Цезарь не удивился, лишь сказал сухо:

- Он мой зять.

- Я помню.

- Моя девочка его любит.

- Я его не убил. Но мог бы откусить ему ухо, как это случилось с двумя знаменитыми гладиаторами. Кажется, то было во времена Гракхов. ^[125]

Цезарь вновь перекатил жемчужину с правой ладони на левую.

- Надо помириться с Помпеем. Он вполне вменяем, уверяю тебя.

- Я хочу завтра поговорить с тобой. Лично с тобой. Без свидетелей.

Клодий глянул на наместника Галлий и Иллирии вызывающе. Он ожидал, что Цезарь откажется. Проконсул вновь медленно перекатил жемчужины на правую ладонь.

- Хорошо. Завтра утром. В первом часу. - Он задумался. - Мой человек зайдет за тобой. Возьмешь с собой лишь одного вольноотпущенника Публия Клодия Зосима.

Картина VII. Планы, планы, планы…

Кого еще может взять в союзники Цезарь, кроме меня? И кто может помочь мне? Мне - никто. Никто из знаменитых и именитых. Но я делаю вид, что нуждаюсь в них. Пусть верят, что я от них зависим. Чего хочет Цезарь? Он просит Галлию еще на пять лет - этот вопрос уже обсуждался в сенате, и сенат обещал - после очередного золотого вливания - и Галлию на пять лет, и легатов, и легионы. Дело за небольшим - провести закон через народное собрание. Да, в Галлии еще воевать и воевать. И, главное, там еще хватает золота. Значит, новые пять лет наместничества. Никому не давали провинцию на такой долгий срок. И столько легионов тоже никому не давали. Армия Цезаря постоянно увеличивается. Но распустит ли он потом свои легионы по домам, как положено по закону и как это сделал Помпей?

Мне почему-то кажется, что нет. Двинет войска на Город? Но Цезарь говорит о своих планах лишь тогда, когда начинает их осуществлять. Так что мои сомнения развеются лишь тогда, когда он провозгласит себя диктатором. Что может выставить Рим против его легионов? Святость померия? Популярность Помпея? Традиции? Богов? Сенаторов в их красных башмаках?

Почему никто над этим не задумывается?! Ах, нет, Цицерон задумывается, он чует грядущую тиранию, но прислуживает Цезарю. Не могу же я помириться с Цицероном!

Из записок Публия Клодия Пульхра

Они ехали верхом. Рядом. Цезарь в своем палудаментуме, в начищенных доспехах, но с непокрытой головой. Клодий - на гнедом жеребце, в тунике и дорожном плаще. На приличном расстоянии за ними верхом на низкорослых галльских лошадках - Зосим и слуга Цезаря, тоже из вольноотпущенников.

Пахло свежей зеленью, влагой. Земля, отогретая после зимы, дышала.

Кони медленно ступали вдоль журчащего по каменистому руслу ручья.

- Слышал, твои представления на Мегализийских играх не поразили Рим, - сказал как бы между прочим Цезарь. - Почему? Что был за спектакль?

- Я поставил комедию Теренция.

- Лучше бы пригласил канатных плясунов.

- Плясуны тоже были. И дрессированные пантеры, прыгающие сквозь горящие огненные обручи, и лев, которому дрессировщик клал руку в пасть.

- Чем же не понравились представления?

- Слишком мало пантер, и львов убили.

- Да, это вряд ли могло восхитить римлян. Но что-то еще не понравилось? Ведь так?

- Я позволил рабам явиться в театр и посмотреть спектакль с последних рядов. Оптиматы были в ярости. Кто-то даже демонстративно покинул театр.

- Хотел позлить оптиматов?

- Я хотел дать людям повеселиться. - Клодий сделал ударение на слове «людям».

- Так что ты собирался сказать мне? - спросил Цезарь с едва заметной усталостью в голосе.

- Поговорим о будущем. - Клодий поглядел на сверкающие снегами вершины Альп. После ночного дождя горы казались синими, а прозрачная голубизна небес густела, стекая к отрогам. Две невозможные синевы - воздуха и тверди - стремились друг к другу, но между ними сверкала и слепила белизна снегов. Печально, но у людей нет подобных красок - только у богов. - Ни ты, ни Помпей не поддержали меня в вопросе о хлебе.

- Зато ты поддержал Бибула и его нападки на меня.

- Не спорю, я доставил и тебе, и Помпею несколько неприятных мгновений. Но все же куда меньше, чем вы, отняв у меня хлеб.