Охота на охотников

Во второй половине дня они тормознули отбившуюся от каравана фуру, шедшую из Югославии, с двумя водителями-сербами, немного говорящими по-русски, проверили у них документы, и Каукалов понял, почему его весь день не отпускало ощущение выигрыша, удачи: в фуре находилось то, что требовалось капризному московскому рынку - компьютеры, несколько ящиков пейджеров и мобильных телефонов, телевизоры, видеоаппаратура, три десятка ксероксов "канон" и фотоаппараты этой же фирмы.

- То, что доктор Коган прописал! - воскликнул Каукалов под недоуменные взгляды югославов и радостно потер руки. - Берем! Раз дают...

В пустынном промерзшем лесу они привязали сербов к дереву с разных сторон, чтобы пленники не орали, заклеили им рты вонючей липучей лентой. Каукалов, утопая в снегу по щиколотки, обошел югославов кругом, тщательно проверил веревку - второй такой ошибки, как с калининградским дальнобойщиком, он допустить не мог, понимал, что теперь это будет стоить ему головы. Отметил удовлетворенно:

- Не развяжутся, даже если вывернутся наизнанку и пропустят веревку через задницу, - стукнул кулаком по промерзлому стволу, сбивая задравшийся кусок коры рядом с головой мычащего серба, увидел, что привязанные стараются телами своими покрепче притиснуться к дереву, хмыкнул: - Во-во, грейте друг дружку! Все теплее будет.

Мороз был небольшой - градусов десять, но это был противный сырой мороз Подмосковья, который много хуже двадцатипятиградусного сибирского мороза, он обладает способностью быстро, как нож, проникать в тело, Каукалов рассчитал точно: часа через полтора бедных сербов не станет превратятся в два мерзлых бревна.

Забираясь в кабину фуры, Каукалов в очередной раз выговорил напарнику:

- Слушай, ты когда-нибудь машину научишься водить или нет?

- Научусь, - помедлив немного, отозвался Аронов. - Считай, что я уже занялся этим.

- Давай, давай! Не то без прав ныне мужик - не мужик, а что до напарника в таком деле, как наше, то - ни бэ, ни мэ, ни кукареку! - сказал Каукалов, а про себя подумал, что, кроме водительских прав, Илюшке хорошо бы приобрести и кое-что еще, но, видать, уже не дано...

Каукалов завел мотор фуры и плавно выехал на трассу.

"Канарейку" пришлось оставить на шоссе.

В ветровое стекло ударило несколько охлестов грязного снега, Каукалов включил дворники, подергал длинный рычажок обрызгивателя, прикрепленный к рулевой колонке, - пустил две струи специальной очищающей жидкости, не замерзающей даже в сильный мороз - сербы к рейсу в холодную Россию приготовились основательно, - ознобно приподнял одно плечо, представив, каково же им в лесу, - но по-иному поступить было нельзя.

По кольцевой бетонке Каукалов проехал немного влево, свернул на неприметную третьестепенную дорогу, ведущую, как всем казалось, к заводу, чьи трубы виднелись невдалеке, с неё попал на старую, с разбитым асфальтом улочку, застроенную хрущевскими пятиэтажками, с неё перебрался на другую, потом на третью и так, задами, задами, "огородами" вскоре достиг едва ли не центра Москвы. Через двадцать пять минут он находился уже около ангара, специально арендованного стариком Арнаутовым.

Сам Арнаутов - краснолицый, замерзший, с поднятым воротником дубленки, ходил у ворот ангара и похлопывал себя руками по бокам.

Увидев подъехавшую фуру, подошел, колюче сощурился:

- Ну, чего привезли?

- То, что доктор Коган прописал, - со смешком ответил Каукалов.

- Чего, чего?

- Ну-у... То, что надо.

Смахнув с глаз набежавшие слезки - сырой московский мороз крепчал, проникал в тело, жалил, обволакивал студью каждую мышцу, каждую косточку, Арнаутов снова похлопал себя руками по бокам.

- В сам фургон залезали? Проверяли?

- Проверяли. Честно говорю - привезли то, что надо.

- А водители? Как с ними?

- Как обычно! - Каукалова словно бы током дернуло от этого вопроса, в груди возник нехороший холодок - он вспомнил калининградского парня. Теперь никто не вырвется, - пообещал он, - не дано.

- Повторения ошибки не будет?

- Не будет.

- А то во второй раз мне тебя уже не отбить.

- Отбивать не придется. - Каукалов глянул на напарника, стоявшего рядом, толкнул его кулаком в плечо: - Подтверди. Правда?

Ворота ангара медленно раскрылись, Каукалов забрался в кабину фуры, и машина, взревывая мощным мотором, медленно втянула свое громоздкое тело в холодное, слабо освещенное нутро ангара.

Через полтора часа, когда разгрузка шла полным ходом, в ангаре появилась Ольга Николаевна. Каукалов, таская увертливые, ставшие какими-то скользкими ящики, старался пройти мимо нее, но Ольга Николаевна даже не посмотрела в его сторону.

Это здорово задело Каукалова: это что же, он совсем получил отставку? Ни на что уже не годен, да? Зло подкинул коробку с телевизором, ловко поймал и, по-ковбойски призывно поигрывая бедрами, двинулся было в глубину ангара, но остановился и негромко позвал Ольгу Николаевну. Она и на этот раз не посмотрела в его сторону - изучала вместе со стариком Арнаутовым бумаги, изъятые из кабины югославского грузовика... А минут через двадцать, по-прежнему не замечая Каукалова, подошла к Илюшке Аронову, взяла двумя пальцами за щеку, шутливо оттянула, спросила, глядя прямо в глаза:

- Ну, как? Устал?

- Не-а, - соврал Аронов.

- Раз не устал, то поехали со мной, - приказала Ольга Николаевна, нетерпеливо оглянулась - куда подевался кривоногий дедок-хрипун? Пощелкала пальцами.

Старик Арнаутов возник по-колдовски внезапно, он, подобно духу, вытаял из-под земли, простуженно хлюпнул носом:

- Искали, Олечка Николаевна?

Ольга Николаевна опять оттянула двумя пальцами щеку Аронова.

- Как тебе, старик, этот мужичок?

- В самый раз, Олечка Николаевна. В теле. Глаза смышленые.

- Тогда я этого революционера забираю с собой.

- Слушаюсь, Олечка Николаевна! - бодро воскликнул старик.

- Вагоны разгружать он будет в другом месте. - Ольга Николаевна ушла вместе с Ароновым, так ни разу и не посмотрев на Каукалова, словно бы того вообще не существовало.

Каукалов был потрясен этим, его даже затошнило, щеки потемнели, втянулись в подскулья, старик Арнаутов понял, в чем дело, подошел, достал из кармана фляжку с виски. Протянул Каукалову.

- На, глотни!

Тот схватил фляжку, сделал несколько крупных жадных глотков, хотел ещё глотнуть, но старик проворно отнял фляжку, нахлобучил на горлышко пробку.

- Хватит! - Голос у Арнаутова сделался сердитым. - Не рассупонивайся!

Старик говорил что-то еще, но Каукалов не слышал, он лишь оглушенно мотал головой да часто открывал рот, стремясь захватить хотя бы немного воздуха. Но воздуха не было, и Каукалов все раскрывал и раскрывал впустую рот. Арнаутов усмехнулся и отошел в сторону.

Жалости его хватало ровно настолько, насколько он сам считал нужным.

- Давай, давай, парень, - выкрикнул он, вновь усмехнулся, - займись разгрузкой! Работа вылечивает любую болезнь, в том числе и эту.

Только теперь Каукалов понял, насколько прочно сидит он на крючке не то что не имеет права на личную жизнь, не имеет права на жизнь вообще. Он думал, что злость на напарника будет держаться в нем долго, но минут через двадцать от неё не осталось и следа, она словно бы выкипела. Но при всем том Каукалов знал твердо: злость обязательно возникнет вновь и измотает его.

Ночью он уехал на Минское шоссе - забирать "канарейку", оставленную неподалеку от Одинцовского поста ГАИ, за Лесным городком, там, где была оборудована площадка для дальнобойщиков, но дальнобойщики её не очень-то жаловали, тормозили здесь редко - боялись. И правильно делали...

Замерзших югославов через три дня нашел охотник, отстреливавший в лесу лис.

В лихую перестроечную пору лис развелось невидимо, половина из них больные: зараженные бешенством, они кусали местных собак, а те соответственно норовили укусить и человека, и когда восемь жителей Подмосковья обратились в больницу за помощью, а одна старуха вообще отдала Богу душу, местные власти наконец-то обеспокоились и отрядили заявку в областное охотничье общество. Оттуда в лес послали четырех стрелков.