Красная петля

– Надо поговорить.

– Вечер четверга же, Арти. Я в запарке.

Я ухватил его за рукав:

– Мне надо поговорить.

– Пошли наверх, в мой кабинет, – сдался он, и я последовал за ним по лестнице. С одной стороны там располагался приватный зал, дверь была открыта. Внутри сидела компания женщин. С ними была Гения. Она помахала мне рукой, вышла и чмокнула меня.

– Привет, Артемий. Позволь представить тебя моим подругам, – произнесла она по-русски, официальным тоном.

Я заглянул в комнату, где за столом, низко опустив головы, сидела дюжина хорошо одетых дам. Разговаривали тихо, будто на поминках. Несмотря на одежду и модные прически, они казались обычными скорбящими русскими бабами.

Гения рассеянно пригладила короткие волосы, поправила черный кашемировый свитер.

– Там захватывают детей и даже убивают, – сказала она. – Сейчас в России, а потом? Сначала Беслан, а дальше здесь, Артем? Этого не миновать.

Я поцеловал ее.

– Мы получаем известия раньше местного телевидения. Нам звонят из России. Мы решили собрать денег для семей, – она указала на женщин. – Мы стараемся.

Люди напуганы, сообщила Гения. Они переселились из России в Америку, но американская империя трещит по швам, самолеты врезаются в дома, а теперь в России люди погибают в московских театрах, в школах. Это как бесконечное землетрясение, как цунами.

Нет безопасных мест, посетовала она и пересказала мне, что говорят люди:

– «Вот был бы жив Сталин…» Постоянно это слышу; сильная рука, Сталин был велик, Путин молодец. Мне страшно, Артемий, – добавила она и вернулась к подругам.

Я прошел за Джонни в кабинет. Он откупорил бутылку вина, сел за массивный стол из красного дерева, указал мне на кожаное кресло.

– Ищешь Свердлова, Арти?

– Откуда знаешь?

– Он сказал, что ты появишься.

– Когда?

– Он заходил, сказал, что душа просит нежных морепродуктов. Я организовал ему отличных крабов с макаронами, подал бутылку его любимого «бароло» из погреба, а он сказал: «Если Арти заскочит – передай ему, что я получил его сообщение. Я найду его».

Я встал, собираясь уходить.

– На следующей неделе я отправлюсь проведать Билли. Не хочешь передать ему что-нибудь? – Джонни посмотрел на меня, и я увидел слезы в его глазах. Он всегда был сентиментален, а с того дня, как мальчишка убил человека, плакал постоянно.

– Что во сколько?

– Во сколько заходил Свердлов?

Фароне взглянул на часы.

– Черт, не помню. Какое-то время назад. Я так замотался, веришь ли? Я стал знаменитостью.

– Он сказал, куда направляется?

Джонни покачал головой:

– Я был занят. Слушай, Арти, а ты мне рассказал все, что выяснил про Билли? Разумеется, не все, я понимаю. Держишь в тайне от всех. Расскажи сейчас.

– Не надо, Джонни. Прошу тебя. Сейчас не могу. – Я чувствовал себя загнанным в угол. Надо было идти, но отчаяние Гении и скорбь Джонни выжгли меня, как напалмом, я и пошевелиться был не в силах.

– Это ведь Сид Маккей все уладил с прессой, чтобы люди не называли моего Билли убийцей? Я встречался с ним. Очень милый, приятный человек.

Я поднялся. Джонни попытался обнять меня, но был слишком тучен для этого.

– Сид Маккей мертв. Увидишь Толю Свердлова, скажи ему, что он нужен мне.

И я поспешил прочь.

Сбегая вниз по ступенькам, я слышал за спиной прерывающийся голос Джонни – он продолжал говорить, даже когда я вышел из ресторана.

– Этот чертов ураган навалился, как сука, слышал новости? – говорил Джонни. – Разметал все на Багамах, все вверх тормашками. Говорят, жди дожди из кошек и собак, День труда будет испорчен. И лодочный прокат здесь тоже полетит к чертям, – он указал на залив Шипсхед-Бэй. – Во Флориде все аэропорты позакрывали. Что за лето? Думаешь, глобальное потепление реально? Гения говорит, надо голосовать за Буша, потому что он круг с террористами и дружит с Путиным, который тоже крутой. А в уже ничего не знаю, Арти. Выпей со мной.

– Не могу.

– Подожди, пожалуйста.

Я не стал ждать. Толкнул массивную дверь ресторана, вырвался на улицу и побежал к машине.

Толя был у Фароне, а не у себя. Он не отвечал на мои звонки. Я гнал по Бруклину, будто маньяк, мчался обратно в Ред-Хук, к дому Сида. Чувствовал, что там я найду Толю, что в жилище Сида я чего-то не заметил.

Я сходил с ума, потому что было поздно, два часа ночи, а я не мог дозвониться до Максин. Не доезжая полмили до склада Сида, я остановился перед светофором; й сзади в меня врезалась какая-то машина. Раздался лязг, в глазах потемнело. Тот козел, который въехал в меня, укатил прочь, оставив меня на Гованус-парквей в покореженном автомобиле.

16

Машина не заводилась. Я вызвал эвакуатор, дал адрес, а сам отправился пешком. На улице было пустынно, безлюдно. Ребра ныли. И с шеей что-то было не так. Аккумуляторы мобильника подсели, но я сжимал его в руке. Я почти слышал, как скрипят мои кости.

Я добрался до газона близ пирса, рядом с той скамейкой, где задремал и увидел во сне Лили. Мне захотелось взглянуть на дом Сида с края пирса. Там Сид мог заметить Эрла, а тому было видно окно Сида. Он мог следить, когда Сид приходит и уходит.

Над водой стелился туман, во я упорно шагал по бетонному пирсу, где в погожие дни собирались рыбаки. Статуя Свободы бледно светилась, за моим плечом расстилался город, огни тонули в пелене. Доносился шум мотора катеров, но я не мог различить откуда.

У Толи было занято, когда я снова набрал его или же сеть сбоила. Я отошел подальше, и сигнал вовсе пропал. Я присел на скамейку перевести дух. Мы дружили с Толей уже лет десять, и мне нужно было знать, не он ли убил Сида, размозжил ему голову железякой, обрек на медленную смерть.

Из тумана проступили две фигуры. Кажется, людей было всего двое. Как я предположил, направившись обратно к машине, это были наркоманы, и мне стало не по себе. Может, это те самые уроды, которые долбанули меня. Я отдернул куртку, чтобы легче было дотянуться до пистолета, ускорил шаг, прикидывая, как бы разминуться с ними. Они загораживали мне обзор. Крупные ребята.

Через несколько шагов я расслышал их голоса. Они говорили на грубом простонародном русском. Я надеялся, что это всего лишь наркоманы. Лиц я не видел. Но они приближались, коренастые крепыши, спины чуть сгорблены, длинные мускулистые руки. В темноте они походили на инопланетян. Мне отчаянно хотелось убраться отсюда, но они преграждали мне путь. Я ждал, когда они подойдут. Обогнуть их не было никакой возможности, им не составит труда схватить меня, столкнуть в воду, головой на острые камни.

На размышления – стрелять или не стрелять – оставались считанные секунды: эти двое шли прямо на меня, зловещие, грозные, две глыбы мяса, два крадущихся зверя, в полуприседе, как спринтер старте. Ребра болели дьявольски, плечо горело, голова раскалывалась.

Один из амбалов, чье лицо я теперь смутно различал, приготовился к броску, растопырив лапы В одной был нож – я видел, как блеснуло лезвие Я крепко стиснул пистолет. Услышал выстрел, но тут кто-то схватил меня сзади, стиснул намертво так что ни дернуться, ни вывернуться. Боль пронзила ребра.

Какого хрена я делаю здесь, в Ред-Хуке, в этом проклятом захолустье? Плевать, что какие-то яппи перебрались сюда, вообразив себя художниками, плевать на реку, на эту проклятую недвижимость.

Легкие сдавило, я боролся за каждый вдох, как было однажды на высоте тринадцать тысяч футов, где катастрофически не хватало кислорода. Говорят, в такие мгновения думаешь о главном, о своей жизни, о смерти, о любимых… Все это брехня; я думал лишь о том, как глотнуть еще немного воздуха.

Задыхаясь, я видел лишь одного из тех громил. Он посмотрел вверх и рухнул в лужу собственной крови. Мои руки и плечи были в крови. Теплая кровь по всему телу.

– Отвали, – пытался сказать я, но та горилла сзади держала меня крепко, я был беспомощен.