Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

– А я не боюсь. Это ты бойся, – фыркнула та.

Баба Шура, которая, конечно, уже давно навострила глаза и уши, заметила, с какой ненавистью Татьяна смотрит на эту «деревенскую». А та, казалась, вовсе и не думала беспокоиться по этому поводу. И даже напротив: в тоне, каким она разговаривала с сестрой алкоголика Титова, чувствовалась явная насмешка.

– Ладно, хватай рюкзак и тащи куда надо. А мне денег дай. Погуляю пока, посмотрю, что тут есть хорошего. Минут через пятнадцать вернусь. У меня, кстати, и сигареты кончились, заодно сбегаю.

– Какие еще деньги?!

– Такие! Ты алименты мне платить собираешься или нет?

Татьяна опять заметным усилием воли подавила раздражение, вынула из сумки кошелек и отсчитала, как заметила баба Шура, довольно внушительную сумму.

– Тыщ десять или двенадцать, – шепнула она мне, почему-то при этом оглядываясь. – Аккурат как мои три пенсии!

Девчонка небрежно сунула деньги в карман и, заметно вихляя задом и не оглядываясь, удалилась в сторону автобусной остановки. Татьяна проводила ее полными ненависти глазами и, вздохнув и подхватив небрежно брошенный прямо на землю рюкзак, зашла в подъезд.

Баба Шура, конечно, была страшно заинтригована. И сразу поняла, что второе действие этой таинственной истории будет сейчас разворачиваться в квартире номер семнадцать. А в этой квартире, как, кстати, вспомнилось бабе Шуре, была очень хлипкая фанерная дверь («Так, только одно и название, что дверь, а на самом деле ткни – и развалится!»), а голос у Татьяны, как знала баба Шура, был громкий, даже зычный. И поэтому, не мешкая, баба Шура воровато поднялась на третий этаж и стала подслушивать.

В своих расчетах она не ошиблась. Татьяна, как видно, отводила душу. Из-за двери доносился только ее голос, редких реплик Жоры, которые тот иногда вставлял в ее откровения, было не разобрать:

– …Ты мне брат или не брат?! Пойми, что другого выхода нету, просто нету! Эта дрянь способна на что угодно! Это надо же, всего за полтора месяца так парня уделать, что он вообще каким-то дурачком сделался! Ты представляешь, он ей обещал: «Женюсь!» Мой Юрка – на этой деревенской колоде! Для того ли я его растила, ночей не спала, в институт устроила, один бог знает, какой мне крови это стоило, один бог! Репетиторы да жулики из приемной комиссии столько из нас высосали, как будто они… я не знаю, в космонавты Юрку готовить собираются! Хотели мальчика после экзаменов на юг отправить, а он уперся – поеду с друзьями автостопом на Украину. Месяц жили в диких условиях, в палатках, где-то под Житомиром – романтика у них, видите ли! И что бы ты думал? Познакомился там Юрка вот с этой дочкой колхозной сторожихи, чтоб ей ноги переломало, и пошла у них любовь! А девке всего-то четырнадцать, еле-еле! Что он в ней нашел, я не пойму, это же ужасно, ужасно, у нее же грязь под ногтями, и голову она неделями не моет! Ай, да если б это было самое страшное! Жорка, ты представляешь она же беременная от Юрки сделалась, хотя, я так думаю, это еще надо доказать, что от Юрки! И мальчик ко мне приходит: «Мама, я женюсь»! Да я чуть с ума не сошла!

Жора пробормотал что-то.

– Что ты говоришь, боже мой! Как это – «пусть женится»?! У мальчика первый курс, у мальчика впереди целая жизнь, у него такие перспективы! И он должен взваливать на себя весь этот ужас? Конечно, мы с отцом приняли меры! Мы подняли на ноги Юркиных друзей, подруг, учителей, мы сами разговаривали с ним часами, у отца даже сердечный приступ был… Слава богу, что мальчик сдался! Он обещал нам никогда больше с ней не видеться. Но ты подумай, Жора, какова нахалка! Я приехала к ней в дом, хотела поговорить по-женски, по-человечески, предложить помощь, врача… А она заявляет – я, дескать, вашего Юрочку в два счета посажу! Я – несовершеннолетняя! И зло так говорит, знаешь… глаза красные, губы дрожат. Он, говорит, предатель. Он мне кольцо золотое подарил с изумрудом, обручальное. Он жениться обещал! А ты, я говорю, малолетняя дрянь! Такой мальчик, такой мальчик, свет в окошке… И ты думала, мы тебе его отдадим?! Не заслужила ты такого принца, говорю… так она, Жорка, в волосы мне вцепилась, представляешь?! Еле люди нас разняли…

Татьяна ненадолго замолчала – из-за двери донеслись глухие рыдания. Жора опять что-то пробормотал.

– Да нет же! Никаких «рожать», это же с самого начала было ясно! Аборт она собиралась сделать. А потом исчезла! В самый решающий момент! Мы уже вздохнули спокойно – так нет же! Через четыре месяца является – и сверток в руках! Родила! Но при этом, Жорка, вот же сучка какая, при этом она всякими справками и свидетельствами запаслась, чтобы, значит, на Юрку… ну… чтобы на него надавить. Прямо зациклило ее на этой мысли: посажу да посажу! И мы уже готовы были, чтобы женился он на ней, конечно, ради формальности! А она свое – не надо мне ваших подачек, я его посажу! И самое главное, ведь она и в самом деле это может! Девка несовершеннолетняя, вся деревня знает, что Юрка с ней путался, справки из поликлиники, что она на учете стояла и рожала, у нее есть! Это же страшно подумать, что мальчику грозило! Сперва она и слушать ничего не хотела: я, говорит, ему поверила, а он меня обманул. Он говорил, что любит, он – предатель, и не прощу я его никогда. Мне, говорит, жизни не будет, если не накажу гада. Как заведенная об этом твердила! Ну точно – с катушек съехала! Уж сколько раз я к ней ездила, сколько слез пролила… Страшно вспомнить, Жорка, я же в ногах у нее валялась, то есть в буквальном смысле слова – по полу ползала, руки ей целовала… Уговорила кое-как. Только эта нахалка условие мне выдвинула: в Москву ее увезти, паспорт российский любой ценой оформить и ребенку пребывание в хорошем учреждении оплатить, а потом и ее будущее обеспечить… Так она и заявила: если у Юрки вашего имеются все условия для дальнейшей жизни, то и я ничем не хуже. Я тоже хочу в Москве жить, а не догнивать в этом углу, тем более что тут все все обо мне теперь знают! Ну ты представляешь?! И ведь пришлось нам согласиться, Жорка, а куда было деться-то? Увезла я ее из деревни… Денег столько, сколько она сразу же запросила, у меня не было, договорились, что я каждый месяц буду платить – «алименты», как она сказала… И детсад проплачу, какой она сама выберет. И жилье ей найду… Вот из-за этого я ее к тебе и привезла. Брат ты мне или не брат? Пусти девку пожить! Авось ненадолго, может, подберет ее кто, такие проныры везде устроиться сумеют… Ну не к нам же домой ее везти, Жора!

– …

– Ох, ну спасибо тебе! Комнаты у тебя изолированные, мешать вы друг другу не будете. Да и ненадолго все это. Год – самое большее. Не станет же она из меня до конца жизни соки тянуть? А через год-два ее история вообще никому не будет интересна, мало ли паскудниц готовы для нормального парня ноги раздвинуть… Спасибо, брат, выручил, всех нас выручил! Значит, я ее приведу, и пусть живет. Только ты прописать ее не вздумай. Обойдется!

Весьма довольная баба Шура на цыпочках вернулась на свой сторожевой пост. А вскоре из подъезда вышла и сама Татьяна, красная и, как показалось бабе Шуре, заплаканная.

– Вы тут девочку не видели? – спросила она. – В спортивном костюме. Сказала – вернусь через пятнадцать минут…

– А вот она ж, – и баба Шура действительно указала на Дашу, которая как раз появилась между деревьями.

На этом рассказ бдительной соседки оборвался. Вздохнув, баба Шура поерзала на скамейке и сказала словно бы извиняющимся тоном:

– Ну вот и все, что я знаю, девушка. Может, это и поможет вам чем, а только я так думаю, что ни в каком пособии для этих, как их, малообеспеченных, Дашка эта не нуждается. Деньги ей Татьяна каждый месяц привозила, аккуратно, каждого пятого числа. Одевалась она – ух! – так, что глазам больно, и поведение тоже такое, что скромницей ее не назовешь. Очень уж самостоятельная девица. И пацаненка своего, как принца, тоже старалась одевать – пацан у ней аккурат к Новому году родился, только никто его не навещал, или, скажем, чтобы одежки-игрушки передавать мальчонке – не было этого. Ни сама Татьяна, ни сын ее, никто. А эта Дашка, ну и заносчивая девица! У нас в деревнях таким ворота дегтем мазали, а эта – голову задрала, идет мимо, и хоть бы раз поздоровкалась! А потом исчезла. Вместе с ребенком. Только мы их и видели.