Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

Кажется, Татьяна успокоилась. Нет, руки и подбородок ее еще дрожали, но в глазах появилось осмысленное выражение. Казалось, какая-то неожиданная мысль вдруг добралась до ее сознания. Она очень пристально на меня посмотрела, и угольные зрачки внезапно налились паническим страхом:

– А вы… вы почему здесь? Вы что-то узнали о Владике? Что-то такое… ужасное?!

– Нет, что вы, нет… – трусливо забормотала я. – Ничего подобного, совершенно!

– Но ведь вы пришли сюда, ко мне! А я не оставляла вам своего адреса! Что случилось?

– Вы можете сейчас говорить спокойно?

– Да, я… я пришла в себя. А что случилось?

– Видите ли, все дело просто в совпадении… В обычном совпадении, которые встречаются на каждом шагу… Москва – большой город, но в то же время тесный…

– Не надо говорить банальности. И не уводите разговор в сторону. Что случилось?

– Да ничего особенного, просто параллельно к нам в агентство обратилась другая клиентка, мать одной девушки… Даши Загоруйко. Той, что два года тому назад родила ребенка от вашего сына. Она просила… просила… – Я лихорадочно соображала. – Просила устроить так, чтобы молодые люди, вот эта Даша и ваш сын, помирились. Клиентка очень переживала, что мальчик растет без отца.

– А!.. – Татьяна сделала жест, начисто вычеркивающий Дашу Загоруйко из списка существ, которыми еще когда-нибудь сможет заинтересоваться ее сын. – Нет, это невозможно. Юра бесконечно далек от этой девушки… и ее ребенка. Вообще, это старая история.

– И некрасивая.

– Да, может быть. Но, как мать, я сделала для своего сына все, что смогла.

– То есть отреклись сами и заставили Юру отречься от родного ребенка.

– Многие, многие матери в данной ситуации поступили бы на моем месте точно так же!

Теперь она снова сидела прямо. Слезы высохли, и руки беспокойно пробегали по волосам, проверяя, в порядке ли прическа. Только это нервное движение и выдавало ее душевное смятение; лицо же было совершенно спокойно.

Я подумала о том, что ничего не исчезает на свете просто так, чтобы потом в той или иной мере не проявиться где-нибудь в другом месте. Два года тому назад эта женщина предала свою родную кровь, сделал все, чтобы у ее единственного внука не было семьи, не было отца. Теперь семьи нет у ней самой; собственные дети Татьяны не заступились за нее, когда муж выставлял ее из дому, и сами тоже не интересуются родной матерью.

«И аз воздам…»

– Скажите, а зачем вы сами приходили к нам в агентство? Хотели, чтобы мы проследили за Владиком, собрали на него компрометирующий материал? Зачем вам это понадобилось?

Она твердо посмотрела мне в глаза:

– Потому что я хотела точно знать, где и с кем он проводит время. Да, я ревнива. А какая женщина на моем месте не ревновала бы? Но при этом я понимаю, что такого юношу, как Владик, такая женщина, как я, не может удержать надолго – даже деньгами. Я бы смирилась с тем, что у него есть еще какая-нибудь любовница, глупая молоденькая курочка с упругой грудью… наверное, смирилась бы. Но при этом я бы хотела знать о ее существовании.

– А сам он много рассказывал вам о себе?

– Не особенно. Так, урывками, когда я очень уж принималась расспрашивать. Говорил, что был когда-то женат. Правда, совсем недолго. И еще – что мать у него портниха-надомница, очень хорошая. «Она, – говорил, – всю улицу обшивала, из каждого дома к ней бегали». Как-то к слову пришлось, что он об этом сказал. А больше ничего – он не любил вспоминать о тех ужасных условиях, в которых прошла его юность.

– А откуда вы узнали о существовании «Нити Ариадны»?

– Но мне порекомендовали это агентство!

– Кто?! – удивилась я. – Вы были нашей первой клиенткой!

– Правда? – Она тоже удивилась, но опять как-то бесцветно. – Но человек, который мне звонил, рекомендовал обратиться именно к вам. Да, это было три дня назад. Позвонил неизвестный… совсем незнакомый мне мужской голос, и сказал, будто Владик… продолжает встречаться с Ириной. Меня как громом ударило! Сидела оглушенная… И поняла, что… я не могла допустить, чтобы Владик продолжал отношения с Ириной. Он клялся, что между ним и моей дочерью все кончено, и это наверняка было так, потому что Ирочка сама… когда она узнала, что я и Владик… О, какой скандал она мне закатила! Какие страшные, черные слова бросила мне прямо в лицо! Но я, – она сглотнула, – я все-таки хотела убедиться, что меня не обманывают. Я…

– Понятно. А почему же вы не пришли на другой день – узнать о результате?

К концу разговора Татьяна стала совсем вялой, какой-то усталой, и глаза ее, потерявшие недавний блеск, тоже стали какими-то больными.

– Дело в том, что… дело в том… Вы не поймете меня, как не поняли и всего остального… Но я испугалась. Я бы… я бы не пережила, если бы узнала что-то ужасное. Нет, конечно, рано или поздно я бы все равно пришла в «Нить Ариадны», чтобы вы рассказали мне всю правду. Но для этого мне нужно было сначала собраться с духом.

«Итак, ясно то, что ничего не ясно», – думала я, выйдя от Татьяны. Она даже не поднялась меня провожать – так и осталась сидеть в кресле, не ответив на мое «до свидания».

Был разгар дня. Нежаркое сентябрьское солнце, казалось, решило послать Москве прощальный поцелуй и пригревало почти что по-летнему. Оглянувшись по сторонам и заметив в глубине двора полускрытую в тени тополей уютненькую беседку, я направилась туда, на ходу вынимая из сумки мобильник.

Если в современных детективных сериалах каждая серия заканчивается тем, что опера тесным кружком собираются рядышком со своим убеленным сединами начальником и докладывают ему о своих достижениях, то мое расследование неизбежно натыкалось на необходимость отзвониться Аде. Эта неторопливая, но в то же время стремительная, как кошка, женщина с такими необычными глазами и длинной шевелюрой, напоминающей львиную гриву, несмотря на несерьезную, по моему разумению, страсть к гороскопам и метафизике, начинала приобретать надо мной какую-то странную власть.

И в этот раз Ада тоже властно взяла разговор в свои руки:

– Вы обедали?

– Что? А, нет, конечно, что вы, какой уж тут обед…

– И не завтракали. А уже вторая половина дня. Вы так с ног свалитесь, и намного раньше, чем доведете до конца все дело, Вера. Вот что: я жду вас снова в том же кафе, где мы говорили вчера. Помните? «Шоколадница» на Бауманской. Встречаемся через час.

Не дожидаясь ответа, Ада положила трубку. После ее слов я и в самом деле ощутила острый голод: воистину, эта странная женщина могла предугадывать даже самые простые желания!

Конечно – обедать.

И тут у меня резко защемило сердце: боже мой, как я устала слоняться по этой равнодушной Москве, сливаться с толпой, у которой нет своего лица, заходить в чужие дома и кафе, где не было самого главного – уюта, своего, домашнего уюта, запаха вкусных пирогов и любимого кресла, в которое можно было бы забраться с ногами. Будучи по натуре домоседкой, я ни в коей мере не получала удовольствия от необходимости ломать голову над всеми этими загадками.

Домой! Вот чего хотелось мне больше всего.

Но в доме моем, за моим столом, к которому давно нужно было привернуть новую ножку, чтобы не шаталась столешнца, возле давно остывшей чашки чая и конфет «Дунькина радость» сидел покойник.

И не было мне туда пути, пока я не узнаю, что же, собственно, произошло.

В «Шоколаднице» Ада сидела за тем же столиком, что вчера. Она властным жестом отвергла мою попытку рассказать о последних событиях и указала на стол, где стояли салат «Цезарь», суп-пюре из шампиньонов, украшенные зеленью блинчки с икрой и горячий кофе.

– Уверена, вам понравится. Сегодня я угощаю. Простое, но натуральное меню – именно то, что любят Девы.

Это можно было счесть странным совпадением, но то, то стояло на столе, мне и в самом деле очень понравилось. С легкой смешинкой в глазах Ада смотрела, как я чинно управляюсь с ножом и вилкой, уменьшая содержимое расставленных передо мной тарелок. Сама она потягивала легкий коктейль – сказала, что сейчас ей этого достаточно.