"Нотариус из Квакенбурга"

— Что, доминус, никогда раньше не видели такой татуировки?

— Нет, не видел, — признался я.

— Вам, наверное, интересно знать, что она означает? — усмехнулся стражник.

— Да, любопытно.

— Это эмблема Гведского Ост-Индского колониального фузилёрного полка, в котором я прослужил почти двадцать пять лет, — объяснил словоохотливый бородач. Он показал мне левую руку с отсутствующими тремя пальцам. — Видите, доминус, пришлось даже с пальцами расстаться на службе у нашего короля, храни его Гведикус. Сам я не из этих мест. Моя родина — Синяя страна. Я родился неподалеку от Порт-Сальватора. Все в нашем роду были рыбаками: и дед, и отец, и три моих старших брата. Парнем я был крепким, задиристым. Девчонки ко мне так и льнули. Как-то вышла у меня нехорошая история из-за одной рыбачки. В пьяной драке я нечаянно убил соперника. Отец с братьями помогли мне бежать. Всю ночь мы шли под парусом на своей лодке и к утру были в Ориенте. Там я решил поступить на военную службу. Думал, отслужу лет пять, подзаработаю деньжат, а когда всё забудется — вернусь в родные края. Здоровьем меня Создатель не обидел и через пару дней я уже находился на борту военного транспорта «Единорог», который, в составе эскадры адмирала Яна, направлялся в Гведскую Ост-Индию к острову Терра-Нова. Вот так и стал рыбак Микаэль Фридрик королевским фузилёром!

— Не боитесь признаваться в убийстве? — осторожно спросил я.

Возница махнул рукой.

— Дело прошлое. И, потом, оказалось, что тот бедолага, которого я тогда так отделал, остался жив. Даже женился на той самой рыбачке, уже не помню её имени. Но об этом я узнал много лет спустя.

Старый солдат улыбнулся:

— А тогда я был чертовски рад, что унёс ноги. На «Единороге» ребята толковали между собой, что Терра-Нова — это райский остров. Как же! Высадили нашу роту в безымянной бухте, голой, как штык моей фузеи и велели строить крепость для защиты берега от пиратов. Эх, не думал я, что рай так похож на каторгу! С утра до обеда мы работали на строительстве укреплений, а вечером, когда жара немного спадала, учились маршировать под барабанный бой и дружно кричать «Виват!», приветствуя начальство. От тяжёлой работы, непривычного климата и болезней наша рота за год сократилась наполовину, — Микаэль Фридрик подхлестнул лошадей. — Через год в нашей бухте снова бросил якорь «Дракон» — флагманский корабль адмирала Яна. Адмирал осмотрел крепость и остался недоволен тем, что так мало сделано. Слава Гведикусу, что через месяц на строительство прислали пятьсот рабочих из Ориента и нас, солдат, освободили от работы. После этого дело пошло веселее. Роту пополнили. Я получил лычки ефрейтора. Крепость назвали в честь адмирала Форт-Ян. Между прочим, этот самый адмирал Хенрик Леопольд Ян первым завёз в Гвецию павлинов из Гведской Ост-Индии.

— А повоевать вам пришлось, месьер Фридрик? — спросил я.

Тот кивнул.

— Да, довелось и повоевать. Как-то ночью к берегу подошёл пиратский фрегат и высадил десант для захвата Форт-Яна. Я тогда уже сержантом был. Утром пираты внезапно нас атаковали. В том бою один разбойник отхватил мне три пальца абордажной саблей и чуть голову не снёс. Видите, какой шрам остался на всю жизнь? — Фридрик вздохнул. — Давно это было, а всё переживаю — ну как это я не успел увернуться!

Отставной сержант оторвал глаза от дороги и, посмотрев на меня, вдруг подмигнул:

— Вот так незаметно и пролетело четверть века! А как стал я негоден к военной службе, так и отправили меня обратно. Отблагодарили по-королевски! Оплатили проезд домой на корабле его величества, да пятьсот ост-индских дукатов я скопил за время службы. Тратить-то их было негде. Высадился я в Ориенте и стал думать, что же делать дальше. Отец к тому времени умер, братья сами еле концы с концами сводят. Вот и решил я, пока деньги есть, отправиться куда-нибудь подальше от моря. Путь-дорога привела меня в Крон. Городок мне понравился. Как бывшего сержанта меня взяли на службу в городскую полицию, кучером. Живу у одной симпатичной вдовушки. В общем, на жизнь не жалуюсь.

Мой разговорчивый попутчик умолк. Пока он рассказывал, мы проехали лес, миновали Кронский Брод и достигли реки. Через несколько минут колёса нашего экипажа загремели по камням городской мостовой.

Фридрик быстро довёз меня до большого двухэтажного здания в центре Крона, в котором размещалось полицейское управление. В приёмной я передал записку инспектора Вейша дежурному констеблю. Толстый, размякший от духоты констебль небрежно бросил листок в груду разных бумаг, лежащих перед ним на столе. На меня он даже не взглянул. Затем мы поехали к доктору Адаму.

К сожалению, мой возница не знал, где находится нужная нам Мельничная улица, поэтому мне пришлось дважды спрашивать дорогу. Сначала на Рыночной площади нам помог старик-шарманщик, наигрывавший старинную мелодию «Страна цветов», а немного погодя, мы встретили патруль конных жандармов и они проводили нас до самой Мельничной улицы. Несмотря на своё название на этой улице никаких мельниц не было. Она вся была застроена чистенькими двухэтажными домами. На крылечках судачили хозяйки в цветастых передниках.

Доктор жил в обычном кирпичном домике с аккуратным маленьким цветником перед фасадом. У входа виднелась позеленевшая медная табличка с надписью: «Бенедикт Адам, доктор медицины». Я постучал в дверь бронзовым молоточком и прислушался. За дверью всё было тихо. Подождав немного, я постучал ещё раз — посильнее. Наконец, одно из окон открылось, и из него высунулся розовощёкий мальчуган лет семи.

— Привет, малыш! — крикнул я ему. — Месьер Адам дома?

— Папы дома нет, — звонко ответил карапуз.

— А где его можно найти? Он нам очень нужен.

— Папа на работе, — важно сказал мальчик.

— А где папина работа? — продолжал я выспрашивать.

— Папа велел не говорить чужим людям.

— Послушай, паренёк! — подойдя, вступил в разговор мой кучер. — У нас к доктору срочное дело. Если он узнает, что из-за тебя мы не смогли его найти, тебе здорово влетит! Давай договоримся по-хорошему. Ты скажешь, где мы можем найти твоего отца, а я тебе за это дам серебряный квадрант, и ты купишь много вкусных конфет в кондитерской «Золотая рыбка»!

Не знаю, что подействовало на упрямого ребёнка — возможная взбучка или конфеты, а скорее и то и другое. Во всяком случае, карапуз быстренько ответил, что доктор с самого утра работает в городском морге. Фридрик опустил обещанную монету в дверную прорезь для почты, и мы снова тронулись в путь. Отставной сержант хорошо знал дорогу, поэтому уже через несколько минут мы были на берегу Кроны.

Городской морг располагался в старой облезлой барже, стоящей на якоре на реке. Летом баржа распространяла страшное зловоние, а зимой от холода патологоанатомы роняли инструменты из закоченевших рук. Командовал этим мрачным местом сторож папаша Кикензон — огромный, грязный, с волосами и бородой почти до пояса. Папаша Кикензон умудрялся постоянно сплёвывать, не выпуская изо рта огромную трубку. Правда зачастую слюна застревала в косматой бороде и свисала мокрыми сосульками, отнюдь не украшая старика.

Папаша Кикензон, узнав о том, что мне нужен доктор Адам, дал знак следовать за ним. Он провёл меня мимо ряда железных столов, на которых кое-где лежали покойники. Стараясь не смотреть по сторонам и с трудом сдерживая подступающую к горлу тошноту, я пробрался за сторожем в самый конец баржи, где увидел врача, любознательно склонившегося над чьими-то останками.

Услышав о смерти Озрика Де-Бурга, доктор очень расстроился. Он поспешно сложил хирургические инструменты в саквояж и мы, больше нигде не задерживаясь, поспешили в замок.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ, в которой Мельхиор пытается возражать инспектору полиции

И вот мы опять на месте, где произошла вторая трагедия — в кабинете покойного графа Бертрама возле тела его сына. Мы — это инспектор Вейш, доктор Адам, Мартиниус и я. Доктор, не мешкая, приступил к осмотру трупа. Осторожно касаясь пальцами рукояти ножа, вонзённого в спину несчастного Озрика, он пробормотал: