"Нотариус из Квакенбурга"

Как и положено по закону, Мартиниус поимённо перечислил всех присутствующих и попросил разрешения у инспектора приступить к делу. Инспектор кивнул и мой шеф, взяв у меня завещание, в полной тишине начал его читать своим высоким, надтреснутым голосом. Когда прозвучали слова о том, что вся собственность покойного графа передаётся Озрику, Патриция протестующее вскрикнула, а у Себастьяна вырвалось какое-то тихое ругательство. Видимо до сих пор они не верили, что старый граф выполнил свою угрозу. Одна Валерия сохраняла полное спокойствие. Её лицо загадочно белело в полумраке столовой. До самого конца чтения она не издала ни звука.

Озрик слушал нотариуса со смущенным видом. Ему было явно неловко перед родными, но ничего поделать он не мог. По старинному гведскому закону сын был обязан выполнить последнюю волю отца, даже если она не совпадала с его собственным мнением и желанием. Отказаться от наследства Озрик не мог и знал это.

Закончив оглашение завещания, нотариус поклонился присутствующим и замер в ожидании вопросов. Первым нарушил напряжённую тишину Себастьян:

— Подумать только, я получу наследство только после Валерии!

— Ничего не поделаешь, — пожал плечами мой патрон, — такова была воля его сиятельства.

— Граф Бертрам был тяжело болен, — нервно проговорила Патриция. — Разве можно исполнять волю человека, который, возможно, не отдавал себе отчёта в том, что он делал?

За нотариуса ответил доктор:

— Как врач, я могу засвидетельствовать, что болезнь не отразилась на умственных способностях его сиятельства. Он пребывал в здравом рассудке и твёрдой памяти, когда диктовал свою волю!

— Пойдём, Себастьян, — скомандовала дочь драгунского полковника. — Нам тут делать больше нечего! Но предупреждаю, что мы это так не оставим. Это несправедливое решение — лишить всего своего старшего сына!

И, подхватив под руку мужа, властная дама вышла из столовой.

— Не сердитесь на Патрицию, месьер Мартиниус, — сказал Озрик, вздыхая. — Она, конечно, расстроена, но я постараюсь всё уладить.

— Правильно, Озрик, — поддержала брата Валерия. — Сегодня же поговори с ней.

— Но уже довольно поздно, — посмотрев в темноту за окном, возразил молодой человек, — а разговор у меня с Патрицией будет долгий и не простой.

Валерия улыбнулась.

— После такого волнения Патриция всё равно не сможет заснуть. Поэтому не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня.

— Хорошо, сестрица, — согласился Озрик и велел Вилемине, которая всё ещё здесь вертелась, передать госпоже Патриции, что он будет её ждать для очень важного разговора в кабинете покойного графа ровно в десять часов.

Тем временем, инспектор Вейш пригласил нотариуса, доктора и меня вновь собраться в курительной комнате для подведения итогов первого дня расследования.

Валерия пожелала всем спокойной ночи и ушла с Тобиасом, который на ходу начал пылко декламировать:

С дыханьем ночи иль утра,

Всегда свежа, всегда бодра,

Являлась, как по приказанью,

И исполняла все желанья.

Но ночь прошла и утро тоже,

И скучен день и всё пустое,

И снова быть хочу с тобою!

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ, в которой Мельхиор видит, как инспектор полиции попадает в тупик

— Ну, что же, — невнятно промычал Вейш, не выпуская изо рта трубку, опять бесцеремонно набитую превосходным табаком из графских запасов, — давайте подведём итоги. Мы должны ответить на несколько вопросов. Во-первых, мы должны получить ответ на вопрос: что же произошло с графом Бертрамом вчера вечером — смерть по нелепой неосторожности, самоубийство или убийство? Если мы установим, что это убийство, тогда перед нами встанут следующие вопросы: кто это сделал? Один это человек или несколько? Каким образом убийца это сделал и почему он это сделал? — инспектор оглядел нас, нахмурив свои густые брови. — Смерть по неосторожности в результате какой-то случайности можно отмести сразу. Слишком многое говорит против этой гипотезы. Например, откуда у графа взялся яд? Зачем ему вообще он понадобился, и куда девалась посуда, в которой это зелье находилось? Я думаю, версию о нечаянном отравлении можно исключить.

Вейш опять грозно посмотрел на нас, ожидая возражений, но мы дружно кивнули, соглашаясь с ним. Инспектор удовлетворённо выпустил пару густых клубов дыма и стал размышлять дальше:

— Теперь рассмотрим версию самоубийства. Если граф Бертрам был отравлен ядом из лаборатории Озрика, то когда же он его смог взять? Озрик Де-Бург привёз цианистый калий из Квакенбурга. До позавчера бутылочку никто не брал. Позавчера Озрик заметил бы уменьшение яда во время вашей экскурсии в лабораторию. Весь следующий день покойный граф работал с Таис — диктовал ей деловые письма. И вообще всё время находился на людях. Кроме того, он не знал о том, что Озрик привёз яд. Записки, которую обычно оставляют самоубийцы, мы не нашли. Как не нашли и посуды из которой граф принял яд. Таким образом, принимая во внимание всё вышесказанное, можно и версию о самоубийстве полностью исключить!

— Логично, — согласился с инспектором нотариус.

Вейш молча сделал ещё несколько глубоких затяжек, закашлялся, вынул огромный носовой платок в зелёный горошек с вышитой в форме сердца надписью «Ади от Лили», высморкался, вытер выступившие слёзы и, подготовившись таким образом, заговорил снова:

— И, наконец, третья версия — убийство. По моему убеждению, несчастного графа Бертрама отравили. Отравили умышленно, безжалостно и сделал это кто-то из его домашних.

— Но кто? — задал вопрос Адам.

— Все они могут оказаться убийцами. Слуг я пока исключаю. Ничто не указывает на их причастность к преступлению. О цианиде знали Себастьян, Патриция, маленький Ники, Валерия, Таис и, конечно, сам Озрик. Вас, месьер нотариус, и вашего помощника я не подозреваю, так как не вижу никакого мотива для убийства вами вашего собственного клиента. Поэтому вас двоих я исключаю из числа подозреваемых. Пока исключаю, — со значением произнёс Вейш.

— Спасибо, инспектор, — с иронией поблагодарил мой шеф.

— Пожалуйста, — не остался в долгу Вейш и продолжил: — Так вот. Себастьян груб, вспыльчив и очень обижен на отца из-за изменения завещания. Его жена, думаю, тоже не в восторге от перспективы всю жизнь быть в зависимости от Озрика, который к тому же её бросил ради другой женщины.

— А их сын Николаус, эта spes ultima gentis·? — подал голос доктор Адам. — Мальчуган вполне мог взять яд из сейфа и налить дедушке, чтобы посмотреть, как тот мучается. Для его заболевания характерна тяга к жестокости.

Инспектор согласно кивнул и стал рассуждать дальше:

— Да и сам Озрик Де-Бург достаточно подозрителен. Крутит романы направо и налево, а у самого в подвале полно всякой отравы. Чтобы он там не говорил про свои опыты, мне он доверия не внушает. Тем более, что в результате смерти отца он получил огромное состояние. Эта гведиотка, Таис, тоже под подозрением. Знаю я таких тихонь! Гордая, замкнутая, а под внешней сдержанностью кипит раскалённая лава. Кто знает, на что готова пойти уроженка знойного юга. Кстати, надо обязательно выяснить по какой причине умер её прежний хозяин, этот Бассос.

— Но помилуйте, инспектор, какой смысл Таис убивать старого графа? — удивился нотариус.

— Откуда же я знаю? — пожал плечами Вейш. — Может быть, таким путём она хочет выйти замуж не за наследника, а за законного владетеля всего состояния Де-Бургов, а? Как вам такая версия?

— Между прочим, слово «фейдо» — имя хозяина Таис, по-гречески означает «бережливость», — блеснул не к месту эрудицией Адам.

— А что вы думаете по поводу Валерии? — поинтересовался у инспектора Мартиниус.

— На первый взгляд, Валерии нет никакого резона убивать отца. Она ничего не выигрывает от этого. Да и вообще в этой аристократической семейке она самая приятная. Просто милая девушка, которая озабочена только одним — побыстрее выйти замуж.