Сегодня ты, а завтра

Однако наступил момент, когда Кипарису пришлось частично обнаружить свои богатства.

Эдик давно задумывался о своей дальнейшей судьбе. И пришел к дальновидному выводу, что интеллектуальная собственность в принципе тоже богатство. И немаленькое. Его можно измерить, оценить, продать, в конце концов. Не в Стране Советов, разумеется. Там, за бугром, где всегда с распростертыми объятиями ждали наших талантливых ученых.

Честно говоря, Эдику не хотелось самому заниматься наукой. Медицина была ему скучна. Он почти с завистью смотрел на своих сослуживцев, для которых наука была смыслом жизни. Вот если бы соединить его деньги и их талант...

Случай подвернулся неожиданно. Как-то раз Кипарис вышел покурить на черную лестницу. Там стоял Феликс Знаменский – ровесник Кипариса, но уже доктор медицинских наук. Эдик был знаком со Знаменским шапочно.

Знаменский нервно затягивался дешевым «Пегасом», кашлял, причмокивал и шумно втягивал носом воздух. Кипарис достал пачку «Мальборо» (сигареты были единственным признаком, выдающим в нем состоятельного человека) и щелкнул зажигалкой. Ароматный дым достиг ноздрей Знаменского, и он, очередной раз втянув воздух, с нескрываемой завистью посмотрел на Кипариса. Тот предложил ему сигарету. Знаменский с наслаждением затянулся и долго не выпускал дым из легких. Потом они разговорились. В общем-то говорил в основном Знаменский, и только о своей работе, просто-напросто потому, что ни о чем другом он говорить не мог. Знаменский жаловался на то, что его изобретение рискует пролежать на полке всю жизнь, что их лаборатории, которой руководил профессор Владимир Абрамович Бычков, не отпускают почти никаких средств, а тем не менее их открытие могут перехватить иностранцы и наши ученые опять окажутся в пролете, хотя первенство принадлежит им. Знаменский жаловался долго, подробно и образно.

– А что конкретно вам нужно? – спросил Кипарис, угощая Знаменского четвертой сигаретой.

Знаменский втянул голову в плечи, огляделся по сторонам и вполголоса произнес:

– Деньги.

Эдик удивился. Знаменский не сказал «поддержка дирекции или министерства» или «выделение фондов», например, что было бы гораздо естественнее для ученого в то время. Поэтому Кипарис расспросил его подробнее. Тянуть Знаменского за язык не понадобилось, и он все выложил как на духу.

Знаменский и Бычков действительно изобрели уникальный способ проведения операций на сердце. Такого еще не было нигде в мире. Человек с пороками клапанов, повреждениями сердечной мышцы и даже миокарда практически полностью вылечивался. С помощью аппарата Знаменского и Бычкова сердце начинало само воспроизводить поврежденные клетки и через полтора года полностью обновлялось. Практически человек получал новое сердце взамен старого. Это было похоже на научную фантастику, но, судя по рассказу Знаменского – а не верить ему у Кипариса оснований не было, – являлось истинной правдой.

– Мы уже проводили опыты на морских свинках, – сказал Знаменский, с удовольствием прикуривая шестую сигарету «Мальборо».

– И что? – Рассказ Знаменского заинтересовал Кипариса.

– Результат потрясающий. Свинка бегает как новорожденная. А мы до того, как испробовать аппарат, почти полностью разрушили ее сердце.

– А что, разве никого это изобретение не заинтересовало?

– Представьте себе, нет. В Академии медицинских наук только отмахнулись, в специальных журналах тоже отказались нас слушать. Мы даже в горкоме были!

– Что там сказали?

– Прозрачно намекнули, что с подобным шарлатанством будут бороться всеми известными им методами. И даже пригрозили пожаловаться на Старую площадь. Представляете?! Это же средневековье! Инквизиция!

– И что же вы хотите? – спросил Эдик, у которого в голове уже вертелась одна неясная и не оформившаяся пока мысль.

– Нам нужно сделать настоящий большой аппарат. Поставить опыты на свиньях. Снова попытаться продвинуть изобретение. Ведь если мы поставим опыт на свиньях, они не смогут просто так отмахнуться от его итогов? А?

Эдик с сомнением покачал головой:

– Маловероятно. Для горкома что морские, что домашние – все одно. Они их воспринимают только в виде мяса, плавающего в борще.

Знаменский расстроился:

– Мы рассчитывали сами на свои деньги построить аппарат. Хотя это не очень реально. Но мы будем откладывать, копить, и, может, через несколько лет... Хотя если это снова будет безрезультатной попыткой...

– К тому же, – вставил Кипарис, – за это время подобный метод может появиться за границей. И тогда все труды коту под хвост.

Знаменский попросил еще одну сигарету и застыл с отрешенным лицом.

– А сколько нужно денег, чтобы продолжить исследования? – Эдик поймал свою мысль и оформил ее в виде конкретного вопроса.

Феликс Знаменский тяжело вздохнул и произнес:

– Мы все подсчитали с Владимиром Абрамовичем. В аппарате должны присутствовать особо точные электронные устройства, много дорогих материалов. Кроме того, чтобы изготовить его, нужны особые станки, которые есть на военных производствах. Это очень сложно. И очень дорого.

– И все-таки? – не отставал Кипарис.

Знаменский со скорбным видом назвал сумму. Она рассмешила Эдика. За эти деньги можно было купить всего лишь три «жигуля». Или однокомнатный кооператив в Москве. В общем, для Эдика это была совершенно незначительная сумма.

– Знаете что, Феликс, – сказал он наконец, выбрасывая пустую пачку из-под «Мальборо» в урну, – я вам помогу.

Знаменский решил, что ему послышалось, и потряс головой...

Спустя два дня Кипарис, Знаменский и Бычков собрались вечером в лаборатории. Кипарис предложил следующее: они вводят его в число соавторов изобретения, а он, в свою очередь, берет на себя финансирование дальнейших исследований. Оба ученых подумали, что Эдик хочет вложить все свои сбережения в науку, и на глазах у них появились слезы. Конечно, они были согласны. О том, чтобы кто-то еще знал об этой секретной договоренности, не могло быть и речи – это было невыгодно никому.

Следующий год прошел в непрерывных хлопотах. Кипарис договаривался с руководителем НИИ, чтобы тот не препятствовал исследованию темы, с нужными людьми в Академии наук и в министерстве, пользуясь старыми связями, наладил знакомство с директором одного военного завода... Оказалось, что за достаточно большие деньги даже в Советском Союзе можно сделать немало. Эдик через один провинциальный заводик «отмыл» деньги, потом их перевели на счет НИИ, и совершенно законным образом необходимые средства поступили в распоряжение Бычкова. Ученые только диву давались. Скоро аппарат был изготовлен. Знаменский и Бычков приступили к опытам, Кипарис, который втянулся в это дело, помогал им как мог. Опыты на свиньях прошли блестяще. Метод помогал в девяноста трех случаях из ста! Так как известно, что из всех животных организм свиньи наиболее близок к человеческому, Знаменский утверждал, что этот процент сохранится и при использовании аппарата на людях.

Наконец они получили авторское свидетельство на аппарат. Об изобретении Бычкова, Знаменского и теперь уже Кипариса написали в узкоспециальном медицинском журнале. И... очень скоро забыли. Кипарис ездил по всей стране, пытался внедрить изобретение, но даже ему ничего не удалось. Косность советской системы проявилась во всей красе. Знаменский и Бычков приуныли, Феликс даже начал попивать. Но не таков был Кипарис, чтобы оставить идею, на которую он потратил столько времени и денег. Он придумал гениальный ход: если родная страна не хочет использовать (Эдик уже считал себя равноправным автором изобретения), то наверняка на Западе найдутся люди, которые проявят интерес. Было решено отправить Кипариса (кого же еще?!) за границу. «Куда?» – вопроса не возникало. В те годы можно было получить право выезда только в одну страну. В Израиль.

Кипарис без труда получил вызов. И через полгода, в восьмидесятом году, с одним-единственным чемоданом он оказался в новеньком, недавно построенном аэропорту Шереметьево-2. Жены у него не было, мать давно лежала на Введенском кладбище, поэтому в дальний путь Кипариса провожали все те же Знаменский и Бычков. Их можно было понять: теперь с Эдуардом у них ассоциировались все надежды на то, что их изобретение будет наконец служить на благо человечества. Договор был такой: очутившись за кордоном, Кипарис сразу регистрирует изобретение на три имени, получает патент, начинает пробивать новый метод и в случае успеха продает лицензию. А потом, при возможности, уедут и Знаменский с Бычковым. В успехе никто не сомневался, и прежде всего Кипарис. Он уже успел получить отзыв одного американского профессора, которому в большой тайне показал аппарат. Тот был просто поражен и несколько минут не мог ничего говорить. А когда обрел наконец дар речи, объяснил Кипарису популярно, что владелец патента на Западе станет миллионером. Надо сказать, об этой встрече Кипарис ничего не сказал Знаменскому и Бычкову.