Унесенные блогосферой (СИ)

Квартира убитых была обставлена дорого и модно. «По всей квартире валялись лобстеры» – это Борис, конечно преувеличил. Наши ресторанные лобстеры, которых постеснялись бы подавать даже в послереволюционном Египте, не то что в Италии или Испании, уместились в порцию в количестве трех штук. Все шестеро лобстеров окружили журнальный стол, вскинув клешни и тонкие задние ножки, словно пытались заслониться от увиденного ужаса.

– Видны следы борьбы, во время которой задели стол, в результате чего лобстеры разлетелись, – официально прокомментировал Борис, который, судя по тону, все-таки обиделся на Викин игнор.

Рядом со столом стоял фотоаппарат, заранее приготовленный для того, чтобы скрупулезно заснять шикарный ужин и выложить его в сеть.

– В фотоаппарате есть фото? – спросила Виктория, не обращая внимания на надувшегося собеседника.

– Есть. И кое-что поинтереснее есть. В кофре фотоаппарата обнаружили банковскую справку о покупке валюты на имя …приготовьтесь: Вадима Романихина, ровно месяц и одну неделю назад. Технари нашли на флешке штук пятьдесят фотографий, удаленных ранее, и все они сделаны в квартире убитых. Отец подтвердил, что фотоаппарат принадлежит его старшему сыну Вадиму Романихину.

– А есть фото с вечера убийства? – поинтересовалась Вика, нервно пожевывая ручку.

– Нет. Не успели сфотографировать.

– То есть убийца пришел к началу ужина?

– Да.

– Может быть, убийцу ждали? – спросила Вика.

– Думаешь, знакомый? – уточнил Борис после некоторого молчания.

– Хорошо знакомый. На девяносто девять процентов. Один процент для абсурда жизни, о котором тоже не стоит забывать, но вообще-то уже тот факт, что в квартиру этот человек проник ночью без каких-либо препятствий со стороны хозяев, пришел к ужину…

– Но приборов только два, – возразил следователь, чем на пару секунд сбил Вику с мысли, но она быстро нашлась. – Может, гость должен был за фотоаппаратом зайти? Он же типа только что вернулся…

– А что? Мысль. Ладно, дальше.

Над столом на стене разместился самодельный плакат, оформленный сердечками и тем, что называется «чмоки». На плакате цветными буквами было написано: «С днем рождения, любимый сынок!». По краям налеплены фотографии сына и счастливых родителей.

– Ага, а сам сынок у бабушки с дедушкой, – подняла брови Вика, и снова замолчала, разглядывая фотографии.

– В этом натюрморте кое-чего не хватает, – наконец сказала она. – Это к вопросу, был ли убийца знаком с жертвами.

– Выкладывай, – оживился Борис.

– А сами? – лукаво улыбнулась Вика, и от этой улыбки Борис тоже заулыбался и кинулся производить впечатление, моментально забыв о своем официальном тоне. Я сделал мысленную заметку: выглядит крайне глупо.

Мне всегда было интересно, женщины это каждый раз просчитывают, или все улыбки, повороты головы и всего остального совершаются на одних инстинктах? По поводу Вики я не сомневался. Она сама настаивала на слове «коммуникабельность», которое ни в коем случае не позволяла путать с общительностью, и у меня было смутное ощущение, что очарование, легкость и непринужденная болтовня включались и выключались у нее в голове с помощью обычного тумблера, как в какой-нибудь микроволновке. Однако я хотел надеяться, что далеко не все дамы такие же ледяные джентльмены, как моя несравненная тетушка. Пока я думал о ерунде, разговор становился все интереснее и ужаснее.

– Ну, вообще-то сервировка стандартная ресторанная на две персоны, – заговорил Борис. – В ресторане сообщили, что сервировка стола входит в услугу доставки. Такая сервировка предполагает обязательное наличие тканевых салфеток помимо обычных бумажных. По одной на каждого клиента. Соответственно, раз мы видим два прибора, салфеток тоже должно быть две. Но на столе салфетка только одна.

– Я так понимаю, при обыске вторую салфетку не нашли, – кивнула Вика.

– А горле женщины обнаружены остатки ткани и крахмала, – многозначительно проговорил следователь.

– Значит, вот он, кляп?

– Судя по всему, – подтвердил Борис. – Мы из-за этой салфетки даже мусоропровод перерыли и урны в округе. Ничего.

– Значит, убийца действительно близкий знакомый, – заключила Виктория.

– Почему?

– Потому что убийца пришел в квартиру поздно ночью и его впустили, он пришел без намерения убивать, без оружия, без четкого плана, – пересказывала Вика книгу о признаках аффективного убийства, которая недавно заняла место на держателе для бумаги у нас туалете, что обеспечило ей стопроцентное читательское внимание. – Но в квартире убийца что-то увидел или поговорил с жертвами о чем-то таком, что вызвало в нем реакцию бешенства. Поэтому орудием убийства женщины становится пояс, кляпом – салфетка, а мужчину вообще выталкивают из окна, как пьяного жениха на сельской свадьбе. С той лишь разницей, что это не деревенский дом, а элитная многоэтажка и, как назло, десятый этаж. Это спонтанное, а не спланированное убийство.

Борис разминал лоб большим и указательным пальцами, его крупная добрая физиономия выражала восхищение:

– А говорила: филолог-филолог.

– Кстати! – воскликнула Вика. – Соседи подтверждают, что слышали крик. Да, никто не обратил внимания. Но не это главное. Главное, что крик был, и убийца должен был испугаться этого крика. Но он почему-то не испугался.

– Почему ты так думаешь? – насторожился Борис.

– Потому что убийца какое-то время пытал после этого Светлану, потом спрятал орудие преступления, подтер все свои пальчики, если не был в перчатках, конечно, и так же спокойно, без паники вышел из квартиры. Кто же этот убийца? Человек с железными нервами и стальными яйцами? Джеймс Бонд какой-то…

Виктория многозначительно посмотрела на Бориса, а тот присвистнул:

– Вадим Романихин и контора из трех букв?

– Я не знаю, ты же у нас следователь. Я что – я филолог. Что вижу, то пою.

Какую контору из трех букв они имели в виду, я пока так и не понял.

Глава 9

Сторонний наблюдатель

Закончив разговор, Вика снова торопливо засобиралась, и ее нервная суетливость заставила меня поинтересоваться, куда.

– Брата этого самого старшего навещу, загадочного Вадима Романихина, – беззаботно отозвалась тетка.

Решив, что она меня разыгрывает, я вернулся к компьютеру. Помимо видеоконференции в «философии эротики» надо было готовится к семинару по фольклору и конспектировать толстенный том трудов академика Лихачева.

В отсутствие хозяйки я решил расположиться на ее диване. Однако Вика еще не уходила: прямо в сапогах она прошлепала в комнату и стала рыться в одном из ящиков стола. Зная, что именно лежит в ящике, я напрягся. На руку Вика нацепила часы, которые ничем не выдавали наличия встроенного диктофона, работающего на запись 10–12 часов подряд. Также она повертела в руке брелок с переносной тревожной кнопкой, который ей выдали еще при устройстве на службу, и который хранился вместе с часами, в наборе настоящих шпионских гаджетов – объектов моей тихой зависти. Однако тревожную кнопку она положила на место.

– Стоять, – среагировал я. – Так ты серьезно?

Виктория улыбалась, довольная собой.

– Но как? Его же даже следователь Борис не может отловить?

– Ну вот Борис не может, а я могу, – усмехнулась она.

– Это через Романихина-старшего?

– Нет, через знакомого переводчика в нашем ФСБ.

Наконец до меня дошло, о каких трех буквах вел речь Борис. Однако теперь возникала другая проблема. Очевидно, что Романихин являлся на данный момент самым крепким подозреваемым в этом деле, причем крепким во всех смыслах этого слова и Виктория, отправляясь к нему без предупреждения и без сопровождения, рисковала вдвойне. Как эксперт она банально не имела полномочий для таких встреч без присутствия следователя. Все материалы эксперту присылают или выдают по запросу. Но идти самой, да еще и тайно – это вообще чистое безумие.