Унесенные блогосферой (СИ)

«Замуж выходят от скуки», – как-то бросила Виктория в разговоре с девочками Миллер, которые горячо поддержали ее. Любой на месте Юли Волобуевой или, не дай бог, Нади Колобковой подался бы в феминизм, но Вика, скорее всего, говорила это искренне.

Когда мне было пять, а тетке семнадцать, бабушка втайне от родственников и особенно от соседей ездила с результатами Викиных психологических тестов к профессору в Москву, который раз и навсегда запретил вмешиваться и уж тем более лечить. Что это был за удивительный диагноз, который нельзя было ни лечить, ни произносить вслух, я не знаю до сих пор. Бабушку же как раз тревожил тот факт, что всем нормальным людям иногда бывает скучно, особенно в одиночестве, а Вике не было скучно никогда. Моя мама вспоминала, что Вика могла часами сидеть по-турецки, когда ее наказывали и ставили в угол. Она смотрела в себя каким-то оборотным темным взглядом, напрочь забывая о существовании и преступления и покаяния, до тех пор, пока не затекали суставы. Бабушка говорила, что боялась за нее. Думаю, дело было в другом – мать боялась собственной дочери, потому что не понимала, что такое с ней происходит в этом потустороннем, оборотном мире, куда не было входа даже самым близким.

Даже в нашей небольшой семье Вика – добровольный изгой. Я единственный, кто по-настоящему сумел найти с ней общий язык. Думаю, это потому, что я младший, а удел младших – подстраиваться. Однако слово «брак» в сочетании со словом «Вика» все чаще воспринималось в значении «дефект, неудача», а не как «союз двух любящих сердец».

Если честно, то как только я увидел Бориса на опросах возможных свидетелей, я почему-то сразу подумал, что это лучший из возможных вариантов. Причем он мог бы быть необыкновенно полезным в карьерном плане, причем не одной только Вике. Как назло, именно с Борисом Виктория вела себя просто из рук вон отвратительно.

«Выставка!» – спохватился я, вспомнив, что парни в группе уже просмотрели, наверное, треть драгоценного ролика и обсуждение грозит просвистеть мимо меня.

– Давай разберись сама с Борисом, не маленькая, – бросил я и метнулся к себе.

Я подключился, когда показывали пробный вариант ноутбука, похожего на полиэтиленовый файл, но, в отличие от файла, на нем даже не оставалось залома при сгибании.

«Перепутали рубрику. Этот ноут должен быть в обзоре на МАКСе», – написал я. – «Сразу после того самолета на воздушной подушке».

«???» – ответил Альберт.

«Потому что у этого прозрачного ноута цена должна быть как у истребителя», – пояснил я.

«Если наладить массовое производство, а потом продать Америку Китаю, то хватит на первый взнос», – появилось сообщение от Пашки, единственного из нас, кто ушел в армию. Он писал с телефона, но даже это удавалось ему не часто, поэтому все, кто был онлайн, радостно лайкнули.

– Факс прими, пожалуйста, – услышал я прямо у себя над ухом.

– А самой слабо? – неохотно отрываясь от виртуальной встречи с Пашкой, спросил я.

В ответ тетка показала мне руки с только что налакированными ногтями. Вот она – готовность уйти от ответа любой ценой: в любой непонятной ситуации крась ногти. Вика умильно улыбнулась, нежно подталкивая меня к компьютеру.

Я мысленно выругался. Факс истошно верещал. Пришлось нажать кнопку, и в комнату полезли протоколы опроса ближайших родственников Романихиных. Параллельно орал телефон, который Виктория не брала.

Через минуту на экране Викиного компьютера завибрировал звонок. На аватарке снова был Борис. Я подключился и буквально усадил ее за компьютер.

– Ты чего телефон не берешь? – улыбался гладковыбритый, гладковыглаженный следователь, являя миру зачесанный на бок белокурый чуб и совершенно дурацкую голливудскую улыбку.

Увидев его в таком виде, Вика несколько секунд неловко молчала, как будто соображая, кто перед ней и наконец хлопнула ресницами и извиняющимся тоном пробормотала:

– Звонил? Прости, не слышала. Телефон на кухне бросила.

– Сейчас приеду, – радостно бухнул следователь, разбрызгивая по комнате звуковые помехи.

– Слушай, мне через полчаса надо убегать, – огорошила его тетка. – Давай по скайпу, а я потом посмотрю.

– Ну я тебя подвезу, куда надо, – настаивал Борис.

– Я на машине.

– А, да, забыл, ты же суперледи! – Борис глупо хихикнул и кивнул уже не так радостно, соглашаясь на сеанс связи по скайпу. – Ты представляешь, какая необычная семейка эти Романихины? – заговорил он.

Разрываясь между желанием вернуться в «философию эротики» и любопытством по поводу дела, я в итоге тоже подошел и поздоровался.

– Представьте себе, – гудел Борис. – Герман Романихин-старший, тот самый профессор, – единственный, кого пока удалось опросить. И то, из трех страниц его допроса информации даже меньше, чем от того мужика, что у убитого колесо одолжил: мол, Валерий Романихин является моим сыном, жили душа в душу, врагов не имел. Не употреблял, не привлекался, не был, не имеет. Мать вообще прикрылась медсправкой, причем я точно знаю, что липовой. Есть еще старший брат, Вадим Романихин, так тут вообще кино: отправил ему по прописке повестку, она вернулась из такой конторы, куда б я его сам с удовольствием послал со всеми родственничками.

– На три буквы что ли? – поинтересовалась Вика, просматривая протокол допроса.

– Они самые. И приписка: «в связи с производственной необходимостью просьба не привлекать нашего сотрудника к следственным действиям». Ты представляешь? Так и написали «производственная необходимость». Угля они там стране дают! Ага!

– Мелкого, но много, – улыбнулась в ответ Вика.

Лично для меня язык, на котором сейчас общались эти двое был где-то между китайским и хоббитским, однако они друг друга как-то понимали. – Мало того, – продолжал Борис. – Я пробил, что этот тип Вадим Романихин месяц назад улетел за бугор. И… та-дам… официально обратно в страну до сих пор не въехал!.. И тем не менее он здесь!

– Как здесь? – удивилась Вика.

– На следующий день после убийства этот товарищ прилетел к нам из Саратова.

– Точно?

– Сто процентов.

– И какого хрена он делал в Саратове в день убийства? – нахмурилась Вика.

Она отложила листы допроса Германа Романихина, которые ее явно не заинтересовали.

– И был ли он там вообще? – подхватил Борис. – Кстати, еще момент, Вадим Романихин реально имел мотив убить своего брата. Мотив, конечно, так себе – но все-таки.

– Какой мотив?

– Деньги.

– Почему так себе?

– Там какая-то шняга в семье, типа старший сам себя обеспечит, он вроде гений с детства, а младшенькому помогать надо. Все деньги семьи отдавались охочему до красивой жизни младшему сыну и его жене. В сущности, эти Светлана с Валерой проматывали не только свое наследство, но и Вадима Романихина.

– Интересно, – пробормотала Виктория.

– Но Вадим Романихин вроде как по этому поводу не переживал. С такой-то работой!

– Говорил, что не переживал…

– Вот именно. Говорил, а думал, может быть, по-другому.

Растопырив пальцы, как будто от того, насколько широко они разведены зависит скорость высыхания лака, Вика отчаянно махала руками.

– Да, интересный братец! По своей части я тебе одно могу сказать, – проговорила Виктория, кончиками пальцев поддевая сумочку, как бы намекая, что уже уходит. – Вадима Романихина в корреспондентах пары нет.

– Да, я в курсе, – бросил Борис и на некоторое время замолчал, колдуя у факса.

Уже через пару минут я ухватил за хвост очередного ленточного червя.

– Держи тебе для вдохновения, – сказал следователь, но Виктория уже одевалась в коридоре и мне пришлось позвать ее.

Это были фотографии с места преступления. Виктория высунулась из-за моего плеча.

– Что за гадость? – проворчала она. – Скинь мне, пожалуйста, нормальные фото, цветные.

– Да мне просто факс недавно в кабинете поставили, осваиваю, – широко улыбнулся Борис. – Я ж тут вроде как недавно совсем майорствую.

−М-м-м, ну молодец, – вместо положенных поздравлений пробурчала Вика, потому что на экране уже загружались фотографии.