Близнецы-соперники

чего же. Мой отец Виктор... Витторио Фонтини-Кристи послал меня из Америки за этой информацией. Мне это совсем некстати. У меня очень мало времени, поэтому мне нужна ваша помощь.

— Я бы рад вам помочь, да не знаю чем. Путешествие в горы пятьдесят лет назад! Разве такое можно упомнить?

— Меня интересует человек, который их вел. Проводник. Отец утверждает, что это был сын Гольдони. Дата — четырнадцатое июля тысяча девятьсот двадцатого года.

Фонтин не мог сказать с полной уверенностью — возможно, этот инвалид-урод просто превозмог приступ боли или пошевелился в раздумье, — но он отозвался! На дату. Он вспомнил дату. И тут же, пытаясь скрыть волнение, торопливо заговорил:

— Июль двадцатого... Два поколения назад. Нет, невозможно. У вас нет ничего — как это по-английски? — более определенного, что бы помогло мне вспомнить?

— Проводник. Гольдони.

— Это не я. Мне тогда было чуть больше пятнадцати. Я, конечно, уходил в горы в довольно юном возрасте, но не в пятнадцать лет. И не как основной проводник.

Эндрю внимательно посмотрел инвалиду в глаза. Гольдони нервничал: ему не понравился взгляд гостя, и он отвел глаза. Фонтин подался вперед.

— Но ведь что-то вы помните? — спросил он спокойно, не в силах скрыть холод в голосе.

— Нет, синьор Фонтини-Кристи. Ничего.

— Но несколько секунд назад я назвал вам дату — четырнадцатое июля тысяча девятьсот двадцатого года. Вы вспомнили эту дату!

— Я только подумал, что это было слишком давно, чтобы я мог вспомнить.

— Должен вам заметить, я военный. Солдат. Я допрашивал сотни людей. Очень немногим удавалось меня одурачить.

— У меня и в мыслях этого нет, синьор. Зачем? Я же хочу вам помочь.

Эндрю не спускал с него глаз.

— Много лет назад вдоль железнодорожного полотна к югу от Церматта были вырубки.

— Некоторые и до сих пор целы, — закивал Гольдони. — Их осталось совсем немного. Они ведь теперь никому не нужны.

— Скажите мне вот что. В названии каждой фигурировало имя птицы...

— Только в названиях некоторых, — прервал его альпиец. — Не у всех.

— Не было ли там «ястреба»? «Ястребиное...» что-то?

— Ястреб? Почему ястреб? — Теперь безногий смотрел на гостя прямо, не мигая.

— Ну так отвечайте: была ли когда-нибудь вырубка, в названии которой упоминалось слово «ястреб»? Гольдони некоторое время молчал.

— Нет, — сказал он наконец. Эндрю откинулся на спинку стула.

— Вы были самым старшим сыном в семье Гольдони?

— Нет. Скорее всего, пятьдесят лет назад они наняли проводником в горах одного из моих старших братьев.

Фонтин начал понимать. Альфредо Гольдони получил в наследство дом, потому что лишился обеих ног.

— А где ваши братья? Мне надо поговорить с ними.

— И вновь я вынужден спросить, синьор, не шутите ли вы? Они давно умерли, все это знают. Мои братья, дядя, два двоюродных брата. Все умерли. Больше в Шамполюке не осталось проводников Гольдони.

У Эндрю перехватило дыхание. Он осмыслил услышанное и глубоко вздохнул. Надежды на короткий путь были