Подводный саркофаг, или История никелированной совы (СИ)

Большую часть пенсии он тратил на выпивку. Иногда напивался до того, что не мог найти дорогу домой. Как-то зимой, вернувшись после трёхдневной отлучки, вызванной беспробудным пьянством, он застал у себя в комнате компанию бродяг. Они ни в какую не хотели уходить, и Силуянову волей-неволей пришлось идти заявлять на них в милицию.

Дежурный капитан, сидевший за перегородкой, хмуро оглядел его. Не успел Силуянов открыть рот, как он грубо потребовал документы.

- У меня всё украли, паспорт вытащили, пенсионную книжку... - с тоской заговорил бывший гебист.

Дежурный, морщась от исходившего от него запаха сивухи, показал на дальнюю скамейку.

- Сядь пока там.

- Я майор запаса, работал в комитете государственной безопасности... - блеял Силуянов.

- Ну всё, хватит, - перебил его страж порядка, - сейчас разберёмся!

Пока он набирал номер справочной службы и ждал данных на Силуянова, в дежурке появился ещё один милиционер.

- Так это вроде он сумку у женщины вырвал! - Пришедший уставился на отставного майора.

- Да вы что! - возмутился Силуянов.

- Был сегодня на рынке? У магазина телевизоров?

- В гробу я видел ваши телевизоры! - повысил голос Антон Борисович и тут же получил от милиционера увесистый тычок коленом в пах.

- Не груби, - сказал милиционер. - Тебя русским языком спрашивают: был сегодня на рынке?

- Не был, гражданин начальник, - прохрипел согнувшийся в три погибели Силуянов.

- Вот так-то лучше. Учить вас, недоносков, надо вежливости... А щас туда ступай!

Он затолкал Силуянова в железную клетку и запер за ним дверь. Всю ночь и добрую половину следующего дня бывший гебист просидел в обществе пьяниц, карманников и проституток. Наконец явилась женщина, у которой на рынке вырвали сумку.

- Да не он это, - сказала она, когда ей предъявили Силуянова. - Я же вам сто раз говорила, он был молодой, кавказец с виду!

Сержант отпер клетку и выпустил Силуянова. Тот снова к дежурному:

- Так как быть, товарищ капитан? Бомжи совсем совесть потеряли, в чужие комнаты врываются...

Дежурный связался с патрульными.

- Скворцов, - сказал в микрофон. - Сейчас съездишь с человеком. Посмотри, что там у него.

Явившись к себе в комнату с блюстителями порядка, Силуянов застал там пожар. Пьяный Кирьяков и гастарбайтеры из пельменного цеха суетились, заливая огонь. Матрац сгорел, тулуп сгорел. Бродяг и след простыл.

Денег на ремонт у майора не было. Он так и остался жить в комнате с обгоревшим полом и покоробленными стенами.

Долгими ночами, лёжа на рваных телогрейках, он слушал транзистор. Бывший гебист радовался, когда узнавал о скандалах и воровстве в "верхах", и шептал про себя, что "дерьмократы" долго не продержатся. Ещё немного - и страна рухнет, начнутся голод и гражданская война. Всё чаще он болел. Лечился в основном водкой. Иногда по целым дням не выходил из комнаты. Не выходил даже в туалет. Прямо здесь и справлял нужду. Лежал, весь заросший и грязный, и смотрел в потолок. В такие минуты его посещали мысли о самоубийстве. Думая об этом, он давал себе слово уйти из жизни только со своими обидчиками, которыми считал всех обитателей барака. С мрачным наслаждением он представлял, как однажды рано утром разольёт по бараку бензин и бросит горящую спичку. Пусть он сгорит сам, но зато вместе с ним отправятся на тот свет Кирьяков, цыгане из восьмой комнаты, алкаши из четырнадцатой, толстуха-скандалистка из двадцать первой, и вообще все, все! Он ещё полюбуется на их мучения! Он давал себе твёрдое обещание на следующую же пенсию купить канистру бензина. Но болезнь мало-помалу отступала, он вставал и шёл к Кирьякову за стаканом палёной водки. Покупка бензина откладывалась. Пенсии и так ни на что не хватало. Деньги в руках Силуянова таяли, как вода.

Глава 7

В конце лета, в один из своих редких наездов в Москву, Силуянов оказался у пивного ларька на Волгоградском проспекте, рядом с домом, в котором он много лет прожил с Оксаной в роскошной трехкомнатной квартире.

Его тянуло в эти места. За годы "рыночной экономики" здесь многое изменилось, всё было завешано рекламными стендами, появились банки, новые магазины, какие-то коммерческие учреждения, на углу строилось ультрасовременной архитектуры здание. Но дома и скверы остались теми же самыми, навевая ностальгические воспоминания. Майор купил бутылку пива и уселся на скамейку перед своими окнами.

- Борисыч, какая встреча! - раздалось совсем рядом.

Он обернулся и с удивлением узнал в приближающемся невысоком седом человеке Вадима Гришухина - давнего сослуживца по госбезопасности.

- Сколько лет не виделись! - Гришухин улыбался, широко разводя руками. - Двенадцать, а то и больше, да?

- Да, двенадцать лет, - кивнул Силуянов. - По-прежнему живёшь здесь?

- А где же ещё. Вот, вышел из дому за сигаретами...

- А я в Люберцах.

- Я только когда пригляделся, понял, что это ты, - сказал Гришухин. - А ты ещё ничего, держишься...

Вадиму, как видно, спешить было некуда, он устроился рядом с Силуяновым на скамейке и начал рассказывать о своей жене, детях и работе на консервном заводе. На его вопрос об Оксане майор соврал, что она умерла, и в дальнейшем старался уклоняться от разговоров про свою нынешнюю жизнь. Зато когда Гришухин завёл разговор о годах их совместной службы, он прослезился. Силуянову, давно расставшемуся со всеми своими друзьями, было лестно, что о нём ещё кто-то помнит.

- Не ценят таких, как мы, - болтал Вадим, - а ведь мы ещё о-го-го! Силёнки-то ещё есть!

Вспомнив, что Гришухин старше его на восемь лет, Силуянов едва не задохнулся от зависти. Тот выглядел как огурчик, у него даже передние зубы сохранились. Искоса разглядывая приятеля, его чистую одежду и здоровое улыбающееся лицо, он испытывал к нему неприязнь, как и ко всем, кто жил хоть немного лучше него.

- Да, да, - кивал он, растягивая губы в натужной улыбке. - Не ценят нас, это ты прав...

Гришухин дал ему свой телефон и уговорил зайти к нему завтра "на блины".

"Если бы не дерьмократы, если бы не этот чёртов Лигасов, не "Властилина" воровская, я бы до сих пор жил в удобной квартире, в тепле и семейном уюте, - угрюмо размышлял Силуянов, возвращаясь на электричке домой. - Ну почему везёт только таким мудакам, как Гришухин?"

На душе у него стало ещё тяжелее. К бывшему гебисту вернулись его обычные мысли о том, что весь мир ополчился против него и что все только и мечтают, чтобы он поскорее сдох. В тот вечер он купил у Кирьякова два стакана водки, что было явным перебором, и на следующий день не мог встать с матраца. По той же причине он всю ближайшую неделю так и не выбрался в Москву, хотя попасть "на блины" очень хотелось.

Он всё-таки побывал у Гришухина. Забытое ощущение домашнего уюта, нахлынувшее на него в квартире приятеля, вызвали в его душе тоску и новый, ещё более сильный приступ озлобления на весь мир. Жена и дочь Гришухина воротили от него нос, за глаза называя "бомжем". Гришухин после этого визита больше его к себе не приглашал. Они встречались только на улице, пили пиво - чаще за счет Гришухина, - и вели длинные разговоры о политике и хорошей прежней жизни.

Эти встречи вносили некоторое разнообразие в монотонные будни отставного майора. Он даже почувствовал какой-то вкус к жизни, угаснувший было среди обгорелых стен, пустых водочных бутылок, тараканов и крыс. Теперь почти каждый вечер он отправлялся в подсобку к сантехникам, у которых имелся телефонный аппарат, и звонил Гришухину. Тот встречался с ним охотно - видно, тоже испытывал недостаток в дружеском общении, и захватывал с собой домашние бутерброды и выпечку. Однажды он вынес свои "почти новые" пиджак и куртку, объяснив, что ему самому они малы, а Силуянову должны подойти. Майор принял подарок скрепя сердце. Брать вещи он считал унизительным для себя, лучше бы он нашёл их на свалке. "До чего меня довели, до чего... - горестно размышлял бывший гебист. - Если бы двадцать лет назад мне сказали, что я буду побираться, как нищий, я бы не поверил... или сразу пустил себе пулю в голову..." Он взял и куртку, и пиджак. А потом ещё шарф и стоптанные ботинки, при этом заставляя себя улыбаться и говорить слова благодарности.