Дневник его любовницы, или Дети лета

Я молча хлопнул себя по лбу.

– Прости. В этой суматохе как-то не до представлений. Я Антон, а это Глеб.

– Мне очень приятно, – сказал Егор, по очереди осмотрев нас обоих.

– Нам тоже, – ответил я несколько натянуто.

Егор посмотрел на меня проницательными глазами и усмехнулся.

– Не переживай, – сказал он. – Я не бандит. То есть бандит, конечно, но вполне легальный.

Мы с Глебом молча переглянулись. Похоже, гость обладал неприятной способностью читать чужие мысли. Но все равно его ответ меня немного успокоил.

– Даже если бы ты был бандитом, – начал я, – то я бы тебя все равно не выдал. Сначала поправься, а потом поступай, как считаешь нужным.

Егор снова обнажил белые зубы в беззвучном зловещем смехе.

– Гуманист! – сказал он, отсмеявшись. – Впрочем, все равно спасибо.

– Не за что.

– Есть за что, – не согласился гость. – Я что хочу вам сказать, ребята… Я добра не забываю. С этого дня я у вас в долгу. А долги я честно отдаю. С процентами.

Мы с Глебом снова переглянулись. Глеб незаметно пожал плечами, и я понял это жест: «Слова, слова, слова»…

– Время покажет, – спокойно завершил тему Егор.

– Это все ерунда… То есть, спасибо, конечно, – спохватился я. – Но меня сейчас волнует только одно: как тебя отсюда вывезти?

– Вывезти меня можно элементарно, – рассеянно ответил Егор. – Вопрос в том, как сделать, чтобы ты остался в стороне…

Он закрыл глаза и минуту лежал молча. Потом повернул голову к нам и договорил:

– Этот вопрос я сейчас обдумаю. А вы идите спать. Стакан с водой возле меня поставьте и идите.

Мы с Глебом снова переглянулись.

«Ничего себе, госпитализированный», – прочел я в насмешливом и уважительном взгляде приятеля.

– Ты еще всеми нами покомандуешь, – проворчал я, вспомнив реплику Жеглова из знаменитого фильма.

– Покомандую, – согласился Егор. – Идите, ребята. Мне отдохнуть нужно. Все, что можно было сделать, вы сделали.

– Есть не хочешь? – спросил я.

Егор чуть качнул головой.

– Мобильник здесь оставь, – попросил он.

– Сейчас принесу.

Я вернулся в дом, нашел в кармане джинсов маленький плоский аппарат и принес его в подвал.

– Кладу справа от тебя, – проинформировал я.

Егор не ответил. Его глаза были закрыты, брови сосредоточенно сведены. Мы с Глебом еще немного потоптались на месте и потихоньку вышли во двор.

– Железный малый, – шепнул приятель, прикрывая дверь.

– Не говори, – согласился я тоже шепотом.

– Я почему-то не сомневаюсь, что он завтра поднимется на ноги, – начал Глеб и вдруг остановился с открытым ртом. Одновременно с ним замер и я, с тревогой вглядываясь в лицо друга.

– Ты чего?

– Вспомнил! – сказал Глеб страшным голосом и хлопнул себя по лбу.

– Что? – испугался я.

– Георгий-победоносец!

Я протянул руку и пощупал Глебкин лоб. Он стряхнул мою ладонь резким досадливым движением.

– Прекрати, идиот! Я вспомнил, кто он такой!

Глеб кивнул в сторону двери.

– Ну, ну! – заторопил я.

– Винодельни, – коротко сказал Глеб.

Я минуту постоял на месте, потом повторил жест приятеля и тоже хлопнул себя по лбу. Ну, конечно!

Месяц назад все средства информации Города взахлеб рассказывали об известном, богатом, удачливом, обаятельном, щедром предпринимателе Георгии… забыл фамилию. Ему принадлежали лучшие виноградники в нескольких бывших республиках Союза и несколько крупных винодельческих заводов. В Город он приехал для переговоров о покупке торговой марки «Мажестик», которой собирался вернуть былую славу и мировое признание. Его лицо долго не сходило с первых полос местных газет, а потом как-то незаметно растворилось. Как и всякое упоминание о нем.

– Что думаешь? – спросил я Глеба.

– Похищение, – ответил Глеб одним словом.

Я поежился. Скорее всего, приятель прав. Моего незваного гостя привезли в дачный поселок в качестве пленника. Но ему каким-то образом удалось сбежать. Страшно даже подумать, что со мной будет, если похитители узнают, кто перешел им дорогу!

– Меня в цемент закатают, – сказал я уныло.

– Не допустим! – решительно возразил Глеб. – Парень явно не глупый, а возможности у него – какие нам с тобой и не снились.

Он хлопнул меня по плечу и цинично призвал:

– Пользуйся, раз повезло!

– Ага! – огрызнулся я. – Выставлю ему счет за гостеприимство! А ты за медицинскую консультацию!

– А еще ты можешь выписать счет за блестяще проведенную операцию, – деловито напомнил Глеб.

Мы посмотрели друг на друга и сдавленно прыснули. Смеялись долго, но тихо, чтобы не проснулись хроники. Мне кажется, что наше веселье носило истерический оттенок. Напряжение, накопившееся внутри, выплеснулось наружу, и особого повода для смеха нам не требовалось. Достаточно было палец показать.

– Да уж, – сказал я, отсмеявшись. – Не думал, не гадал…

– Ты его в Москве не встречал? – спросил Глеб.

Я покрутил пальцем у виска.

– Обалдел? Где?!

– Тебя же таскали на всякие тусовки, презентации, – напомнил Глеб.

Я иронически хмыкнул:

– Думаешь, такие, как он…

Я кинул в сторону подвала.

– …шляются по подобным помойкам?

Глеб задумчиво почесал в затылке.

– Не знаю. Где-то же они должны знакомиться со своими фотомоделями!

– Они их на дом выписывают, – предположил я. – По каталогу. «Показ последней коллекции фотомоделей. Цены указаны в евро».

Мы снова согнулись пополам. Повторяю, нами овладело некое подобие истерики. Истерики тихой, контролируемой, не буйной.

– Слушай, пошли пожрем, – деловито предложил Глеб, отсмеявшись. – Я, когда нервничаю, постоянно хочу жрать.

– В таком случае, ты нервнобольной, – сказал я насмешливо.

– Чего это вдруг? – не понял Глеб.

– Да ты все время хочешь жрать!

– Пожалел, да? – укорил Глеб, вышагивая рядом со мной на кухню. – Для друга кусок пожалел, да?

– Боюсь, как бы ты не подавился.

– Не дождетесь! – ответил Глеб классической цитатой из знаменитого еврейского анекдота.

Мы быстро сварганили яичницу из пяти яиц с салом, нарезали сыр, колбасу, свежие овощи…

– Удар по печени, – сказал Глеб, с вожделением оглядывая продуктовое изобилие на столе.

– Что ты сказал? – спросил я и оторвался от буханки черного хлеба, которую торопливо кромсал большими ломтями.

– Ничего, – ответил Глеб. И поторопил:

– Пилите, Шура, пилите!

Через полчаса мы сидели за разгромленным столом, сыто отдуваясь.

– Это просто праздник какой-то, – сказал я расслабленным голосом и икнул.

– Чаю налей, – попросил Глеб.

– Сам налей.

– У меня сил нет.

– И у меня нет.

– А ты меньше разговаривай, – посоветовал приятель. – А то, как бабка на базаре: ему слово, а он в ответ все десять…

Я ухмыльнулся. За что я Глебку нежно люблю, так это за его безграничную потрясающую наглость. Но доводить эту мысль до приятеля не стал. С трудом вылез из-за стола, достал из шкафчика чашки, сунул в них по пакетику «Липтона» и бухнул чашки на стол. Включил электрочайник и предупредил:

– Кипяток сам нальешь.

– Ты нагло пользуешься моей кротостью, – сказал Глебка, ковыряя в зубах спичкой.

Мы немного помолчали, испытывая тупое блаженное чувство насыщения.

– Представляешь, – сказал Глебка, нарушая молчание. – Поэт Фет именовал это истомой.

– Что «это»?

– Состояние после сытного обеда, – перевел Глеб.

– Воспитанный человек, что ты хочешь? – одобрил я. – Не то, что ты, свинья! Натрескался, и давай в зубах ковырять!

– Я тебе не Фет!

– Это я давно заметил.

Чайник закипел и отключился с тихим деликатным щелчком.

– Наливай! – велел я.

Глеб с тяжким вздохом оторвался от мягкого диванчика.

– Как же я сейчас отосплюсь! – сказал он мечтательно.

Взял чайник, разлил по чашкам кипяток и вернул его на место. Плюхнулся на диван, откинулся на спинку.

– Я тоже, – пробормотал я. Сон уже начал давить на верхние веки. Глаза смыкались.