У ангелов нелетная погода

Замотала волосы полотенцем и снова легла на больничную койку. Наверное, задремала, потому что новая медсестра – мулатка с большими блестящими глазами – появилась перед ней как из воздуха.

Медсестра поднесла к кровати раскладной столик, водрузила на него поднос с завтраком. Аня попыталась было по-английски спросить, пустят ли ее сегодня к маме, но девушка только широко улыбнулась – сверкнули неправдоподобно белые зубы – и развела руками: не понимаю.

Полчаса спустя в палату вошли Павел и смуглый невысокий мужчина в коротком голубом халате и цветной шапочке на курчавых волосах.

– Доброе утро, Аня! – улыбнулся Павел. – Вы уже совсем молодцом, вижу, и душ приняли?

– Доброе утро, да, я вот… Больше не могла. – Аня встряхнула еще не совсем просохшими волосами. – Ничего, что я встала?

– Ничего, конечно. – Павел подошел ближе. – Вот ваш врач, доктор Оливье Дюпре.

Доктор кивнул, весело оскалив зубы и протягивая Ане руку.

– Он проведет недостающие исследования, о которых я говорил, – приветливо улыбнулся Павел. – Скорее всего, после обеда. Но вам обедать, к сожалению, не придется – надо, чтобы желудок был пуст. Вам сделают легкий наркоз, чтобы не было больно.

Доктор Дюпре разразился длинной тирадой по-французски, кивая и быстро жестикулируя.

– Доктор говорит, что вы не должны волноваться, процедура несложная и займет совсем немного времени, – перевел Павел. – К вечеру вы сможете ходить и увидитесь с мамой.

– Ой, скорей бы! – Аня даже зажмурилась. – Ей получше?

– Конечно, и она очень беспокоится о вас. – Павел пригорюнился.

Француз снова проговорил длинную фразу. Павел похлопал его по плечу и перевел:

– Доктор говорит, что вы обе большие молодцы, сильные организмы справились с токсинами очень хорошо. А после анализов, которые будут сделаны сегодня, станет ясно, как реабилитировать вас окончательно. Вы очень поможете врачам, и ваша мать будет весьма довольна.

– Ваш отец, – сказала Аня.

– Что вы говорите? – Павел запнулся.

– Он сказал: ваш отец – вотр пер, – улыбнулась Аня. – Это единственное, что я поняла из его речи: «Votre pere sera content!»

– А-а, ну доктор просто оговорился, – махнул ладонью Павел. – Вы понимаете, у него тут столько пациентов, немудрено запутаться. – Он проговорил что-то по-французски, весело улыбаясь. Доктор Дюпре слушал, блестя глазами и приговаривая: «Уи, уи, мерси!» Потом слегка поклонился Ане и быстро вышел из палаты.

Аня с аппетитом позавтракала: круассаны, апельсиновый джем, сыр – и стала ждать, когда же сделают анализы. Время тянулось медленно, Аня следила, как перемещались полосатые тени от жалюзи на полу. Надоело лежать, она встала, прошла вдоль стены, открывая дверцы встроенных шкафов. Почти все они были пустые. Лишь в предпоследнем на полках лежали стопки таких же больничных распашонок, в которой была и сама Аня, свежих махровых полотенец и простыней в полосочку.

Зато в самом ближнем к двери шкафу она обнаружила пакет со своими вещами, тоже сложенными аккуратной стопкой, – джинсы, курточка, майка, носки и белье. Отдельно, в маленьком пакете, лежали кроссовки, а во втором, побольше, – сумка. Пакеты были запечатаны. Аня подумала минуту, потом все-таки продырявила пакет с сумкой и достала ее. Как старым друзьям, она обрадовалась айподу, косметичке, щетке для волос, заколкам…

Но радостнее всего было увидеть свой мобильник – ярко-красный телефончик, подаренный мамой на день рождения. Правда, толку от него было мало – мать перед отъездом не успела подключить ей международный роуминг, хотя и обещала. Так что позвонить друзьям не получится. Аня достала телефон из кармашка, погладила его, как живого, хотя он и выглядел совсем мертвым – видно, кончилась зарядка батарейки. И зарядник, как назло, остался в чемодане.

Тем не менее она положила телефон под подушку, а все остальное опять сложила в сумку и, упрятав ее в пакет, вернула на полку – вдруг будут бухтеть, что нельзя свои вещи доставать?

Больше делать было нечего. Она легла в кровать, достала телефончик из-под подушки. Он уютно лежал на ладони, как будто она снова дома, в своей комнате. Аня открыла заднюю крышку, подняла аккумулятор. Сим-карты в телефоне не было. Она не успела подумать, что это значит, как дверь приоткрылась. Она быстро сунула распотрошенный телефон под подушку.

Медсестра-мулатка внесла подносик, накрытый салфеткой. Под ней оказался всего один шприц. Медсестра что-то весело проговорила и жестом показала Ане, что надо сделать укол в вену. Аня, отвернувшись, почувствовала легкий комариный укус и успокоенно вздохнула: ну вот, еще немного и – скоро увижу маму.

19 августа 2008 года, вторник, утро

Ранним утром Лариса спустилась в интернет-кафе. В почтовом ящике уже моргало послание от Нателки – пять фотографий Ани, сделанных за последний год. Вот она дома, в обнимку с плюшевым тигром – лучшим другом детства. Вот на улице перед школой – вдвоем с подружкой пародируют вычурные позы моделей из глянцевых журналов и хохочут. Вот на последнем звонке – с белыми бантами и улыбкой от уха до уха. И еще любимая Ларисина карточка – Аня, застигнутая камерой Нателлы врасплох: удивленный взгляд, откинутые со лба волосы, чуть приоткрытый рот…

Лариса долго рассматривала снимки, пока те были отчетливо видны, потом запрокинула голову, чтобы уже готовые пролиться слезы вернулись на место. Плакать нельзя, нельзя раскисать, Нателла права. Надо бороться за своего ребенка.

Толстый флегматичный юноша, дежуривший в кафе, помог ей распечатать снимки на принтере и перегнать их на флешку, содрав с нее еще пару евро. Лариса выскочила из отеля, уже подняв руку проезжавшим мимо автомобилям. Третий по счету оказался свободным такси.

– Анталия, аэропорт! – задыхаясь, проговорила она.

Смуглый, как майский жук, водитель согласно кивнул плешивой головой.

Лариса опрометью выскочила из такси у дверей аэропорта. Почти бегом добежала до отделения полиции. За столом в офисе сидел не давешний пожилой черноусый турок, а молодой, европейского облика парень. Он удивленно поднялся со своего места и что-то произнес по-турецки.

Лариса почему-то была уверена, что полицейский говорит по-английски, как большинство молодых турок. И сразу же быстро заговорила о себе, о своем деле. И действительно, парень тут же перешел на вполне приличный английский.

Она достала из сумочки снимки и флешку и объяснила, что в прошлый раз, когда она заявила о пропаже дочери, снимков не было. Парень сел за стол, пощелкал клавишами компьютера и, видимо найдя информацию о заявлении Ларисы, закивал.

– Да-да, по вашему заявлению идет расследование, но пока ничего не могу вам сообщить. Хорошо, что есть фотографии, они нам, возможно, помогут. – Он взял флешку, перекачал фото в свой компьютер и вернул ее.

– А вы опрашивали работников аэропорта? – Лариса умоляюще смотрела на полицейского. – Неужели никто ничего не видел? Человек все-таки не может пропасть вот так, без следа.

– Да, госпожа, опрашивали. – Полицейский был любезен. – Пока, к сожалению, безрезультатно. Возможно, теперь, с фото, кто-нибудь вспомнит вашу дочь.

– А мне что же делать? – Она растерянно огляделась. – Может быть, мне самой надо как-то поучаствовать…

– Нет-нет, госпожа. – Парень вежливо улыбнулся. – Вы поезжайте в отель, если будет какая-то информация, мы вас известим.

– Но как же… – Лариса поняла, что сейчас опять расплачется. – Сегодня уже четвертый день, а я… В пятницу у меня заканчивается ваучер. Но я же не могу улететь домой без дочери?

– Этот вопрос, госпожа, вы должны решать в консульстве и с администрацией отеля. – Турок приложил правую ладонь к груди, левой рукой делая приглашающий жест к двери.

Лариса вышла в зал прилета в полной растерянности, держа распечатки перед собой. С верхней карточки широко улыбалась Аня.

Она постояла у киоска с газетами, потом бесцельно пошла вперед. У выхода сухонький старикашка в униформе собирал длинную гусеницу из багажных тележек. Лариса снова остановилась перед ним, бессмысленно упершись взглядом в двигающиеся тележки и пытаясь собраться с мыслями.