Лонтано

С сумкой через плечо, он пересек маленький аэропорт и поймал такси. Золотистый свет, мягкий воздух, приятное тепло. Наслаждайся настоящим раем и забудь про остальное.

Еще и десяти не было. Встреча у него назначена в полдень, в ресторане на Виа Строцци. У него оставалось время посетить места былых чудес.

Во Флоренции два лишних часа превращаются в два часа истинной жизни.

Он велел отвезти себя на площадь Синьории, но не стал задерживаться перед стоящими почти вплотную монументальными статуями. Не остановился он и перед галереей Уффици справа, сразу направившись в переплетение узких улочек центра. Он чувствовал себя в тепле и безопасности, в непосредственной близости к божественной частице, заложенной в каждого человека. Флорентийское Возрождение было чистым воплощением этой частицы – как и частицы дьявола. Человек превзошел себя во всех сферах искусства именно тогда, когда руки его были по локоть в крови. Морван обожал слова героя детектива «Третий человек» Гарри Лайма. А говорил он приблизительно так: «В течение тридцати лет в Италии были Борджиа, гражданская война и террор. В результате у них появились Микеланджело, Леонардо да Винчи и Возрождение. В Швейцарии было пять веков мира и братства, и что они получили в результате? Часы с кукушкой!»

Он дошел до Пьяцца делла Сантиссима Аннунциата с ее прекрасной крытой галереей сиротского дома. Это совершенное строение с изогнутыми изящными сводами, увенчанными терракотовыми медальонами с изображением спеленатых младенцев, архитектор Брунеллески создал в пятнадцатом веке. Морван с 1987 года делал взносы на счет приюта вместе с Детским фондом ООН. Никто не знал, почему французский даритель питал такое пристрастие к этому месту. Полагали, что его интерес вызван тем, что он и сам потерял родителей в очень юном возрасте (по его собственным словам). Приписывали его щедрость и великолепию самого здания: вершина Кватроченто.

Но настоящей причиной была ruota. [118]

Слева, на краю фасада, была предусмотрена дверца с конструкцией в виде барабана, расположенная горизонтально и ровно той ширины, чтобы туда можно было положить новорожденного. На протяжении веков незамужние матери открывали эту дверцу, клали внутрь своего ребенка, а потом звонили в колокол, чтобы предупредить сестер. Тогда круг поворачивался, и на другой стороне доставали ребенка, так и не увидев лица недостойной родительницы.

Пока утреннее солнце начинало прогревать площадь, а камни словно впитывали его свет, Морван представлял себе младенцев, которые простым поворотом рычага переходили из хаоса в религиозную упорядоченность. Старика завораживал этот механизм, в его представлении символизировавший рулетку жизни – и его собственное проклятие. Если бы та, кто его родила, положила свое чадо на такое «колесо для подкидышей», как говорили в Средние века, жизнь Грегуара сложилась бы совершенно иначе…

– Va bene, signore? [119]

Морван поднял голову и осознал, что встал на колени перед деревянной стойкой, как если бы находился перед алтарем в церкви. Его руки вцепились в решетку. Над ним склонилась монахиня, ее черное одеяние вздувалось под порывами ветра, гуляющего по галерее. Он поднялся с глазами, полными слез. Господи, с годами его шкура истончилась. Он больше не выносит и намека на свое детство. Он купил в киоске бумажные носовые платки и высморкался. Потом ускорил шаг и вскоре стал задыхаться.

Он больше не способен бегать достаточно быстро, чтобы скрыться от воспоминаний. Достал новый платок и вытер покрытое потом лицо, чувствуя, как под рубашкой бешено колотится сердце.

– Это кровь из меня уходит… – пробормотал он.

92

– Лоик? Не понимаю, что…

Серано стоял на пороге, уже готовый на выход: в спортивном костюме, штанах и куртке – все лучших марок. У него за спиной виднелись огромные комнаты со сверкающим паркетом и яркими занавесками. После квартиры Софии, Лоика, а теперь еще и этой Эрван чувствовал себя на обочине жизни со своим скромным двухкомнатным жилищем в Девятом округе.

– Надо поговорить, я пришел с другом.

Вышеназванный Серано продолжал разглядывать своих посетителей, как если бы ему удалось наконец уловить сходство их лиц. Широкоплечий и коротконогий, он был похож на персонажа американских мультиков моряка Попая, но Попая с искусственным загаром и куда более неприятного.

– Это так срочно?

– Дай войти, – резко бросил Лоик.

Он занюхал дорожку перед тем, как подняться, что придало ему достаточно куражу и настойчивости. Эрван, надеявшийся ограничиться ролью молчаливого плохого парня, размышлял, сколько еще продлится этот спектакль.

По-прежнему настороже, Серано посторонился, пропуская их внутрь. Свисающие по сторонам его бочкообразного тела руки казались чересчур длинными.

Лоик зашел, за ним Эрван, плотно прикрывший за собой дверь.

– Ты один?

– Что это за тон? – возмутился биржевик.

– Ты кого из себя корчишь?

Эрван встал между ними и припечатал Серано к стене. Лучше поторопить события. Финансист взвыл. Лоик явно наслаждался моментом.

– Я знаю, что все заказы на «Колтано» шли через тебя, – продолжил он голосом большого босса.

– Ну и что?

– Мне нужны имена покупателей.

– Невозможно, я…

Эрван притянул его к себе и наподдал посильнее. В сущности, роль молчуна его вполне устраивала.

– Имена! – заорал Лоик.

В этот момент потрясающая девица – украинская манекенщица – неожиданно появилась в комнате, тоже одетая в спортивную курточку, едва прикрывающую трусики. Эрван улыбнулся ей, не отпуская Серано. Вот что приятно, когда имеешь дело с корпоративными служащими: все касающиеся их клише всегда срабатывают. Без манекенщицы обязательный набор модного финансиста был бы неполным.

– What’s going on, here? [120]

Похоже, сцена жестокости с утра пораньше не слишком ее шокировала. На родине она повидала и не такое. Серано не ответил: он пытался дышать. Лоик поводил плечами и нервно хихикал.

– Don’t worry, – сказал наконец Эрван. – If this guy is behaving well, we will be gone in ten minutes. [121]

Она пожала плечами и вышла, без сомнения, чтобы принять ванну и позаботиться о том, чтобы и лицо, и кожа не потеряли своей юношеской свежести.

Несколько секунд Эрван любовался ее фигурой. Как и отец, он любил подлавливать род людской на явных проявлениях присущей ему посредственности: почему самые красивые женщины всегда сходятся с самыми богатыми мужчинами? Почему то, что он ценил более всего, – красота природы – объединялось с тем, что он более всего презирал, – пошлой погоней за бабками? Он подумал о Софии: у него нет никаких шансов.

– Ну, Серано, не хочешь поскорей вернуться к своей красотке? – продолжал напирать Лоик.

– Я не могу ничего сказать…

Эрван занес кулак. Трейдер испустил крик и заслонил лицо руками.

В нормальной жизни люди никогда, или почти никогда, не прибегают к насилию. Будь его воля, Эрван ввел бы в школе курс подготовки к физической боли, чтобы избежать патетических сцен вроде этой.

– Первым был Ришар Масон, – пискнул финансист, – управляющий испанским банком «Диаз». Это он мне поручил…

– Для своего банка?

– Нет. Для самого себя.

– Я его знаю. Он вообще не разбирается ни в каких рудах и месторождениях. Что он у тебя просил?

– «Колтано». Только «Колтано». Все, что мне удастся заполучить.

– Он сказал почему?

– Нет. Но было очевидно, что он достал информацию… и очень серьезную.

Лоик и Эрван обменялись взглядами.

– Когда это было?

– В середине августа.

– Сколько ты скупил?

– Все, что нашел. Тысячи акций. Это было нетрудно: цена твоим активам просто дерьмовая.