Евангелие отца

Итак! Простите за столь подробный, но если честно, весьма скудный рассказ о некоторых направлениях мусульманства, но без этого Вам было бы непонятно кто перед Вами. Я и есть тот самый хариджит. Я не признаю толкования Корана никакими сподвижниками, соратниками или просто проходившими мимо людьми. Я, как и мои братья, верю только в Книгу, а не в ее редакции. И не скрою, что мне никогда не доводилось сомневаться в моей вере. Но время идет вперед – наступает время истины, когда надо действительно подкреплять свои мысли конкретными делами. И не скрою, что и мы, и исмаилиты, и алавиты весьма озабочены тем, что делают наши, скажем так, недруги суннитского направления в настоящее время. Очень озабочены, понимаете?

- Вы имеете ввиду ваххабитов?

- А Вы не так недоразвиты, прошу прощения.

- Очень хорошо, что я прожевал этот небольшой кусочек, а то пришлось бы подавиться и испортить Ваш праздник. Кстати, я периодически смотрю телевизор.

- Не обижайтесь, дорогой Бальтазар. Меня часто подводит мой английский: некоторые слова я употребляю неправильно. – Хусейн улыбнулся.

- Настолько часто насколько это необходимо. Я так и понял. Не обижаюсь. Так я прав?

- Совершенно и безоговорочно. Суннизм, в отличие от шиизма, не дал большого числа сект. Правда, сунниты подразделяются на четыре богословско-юридических толка — мазхаба, однако все они считаются одинаково правоверными, и каждый верующий мусульманин может принадлежать к любому из них по своему усмотрению. Если коротко, то мазбахи, например, отличаются друг от друга по практикуемому ритуалу и методу толкования Корана. Маликитский толк отличается консерватизмом, ханифитский более либерален, шафиитский допускает сравнительно свободное толкование Корана и критический анализ предания. Малочисленный в настоящее время ханбалитский толк объединяет наиболее фанатичную часть мусульманского духовенства и верующих.

И вот как раз-то внутри ханбализма и сложился ваххабизм - этакое "протестантское" движение в суннизме, возникшее в конце восемнадцатого века в связи с борьбой арабов против турецкого ига. Ваххабиты, понимаете ли, считают, что между богом и людьми не должно быть никаких посредников, и поэтому отвергают духовенство. Поэтому они не слушают духовников и это прискорбно. – Хусейн, сын Али, даже как-то слишком театрально опечалился. - Ваххабизм запретил своим адептам курить табак, пить кофе, носить шелковые одежды и драгоценности. Борясь за строгое единобожие, и резко выступая против почитания святых, секта отказалась от культа пророка Мухаммеда. Паломничество к "священному" черному камню в Каабе ваххабиты квалифицировали как идолопоклонство и, конечно, они на своем непростом пути многих потеряли: кого-то из-за очень уж жестких правил, кого-то из-за неизбывной любви к драгоценностям, ну а кто-то просто не мог жить без утреннего кофе - бывает и так. Мы нередко этим пользуемся и поэтому неплохо осведомлены о том, что происходит внутри этого крыла мусульман. К сожалению, не настолько насколько нам бы этого хотелось.

Надо сказать, что как и у вас, христиан, любителей создавать всякие секретные монашеские ордена, в суннитской среде тоже сформировался военно-религиозный орден сенуситов, целью которого является очищение ислама от чужеродных наслоений. Эти вот нас сегодня и беспокоят более всего.

- Получилось.

- Что, простите, получилось, дорогой Бальтазар? – Хусейн недоуменно взглянул на вытиравшего влажным полотенцем свои руки Бальтазара.

- Я говорю: получилось одновременно дослушать и докушать. Сыт и образован до невозможности.

- Вы удивительный человек, мне говорили. Ну, оставим это. Надеюсь, что теперь Вы понимаете, что нельзя считать мусульман однородной массой и тем более говорить, что все мусульмане равнозначны такому популярному ныне термину как «террористы».

- Тут я с Вами совершенно согласен. Тем более, что я прожил последние годы в Танжере и никто, заметьте, ни один человек или организация не замыслили против меня ни одного теракта, так что у меня нет личного опыта для такого утверждения.

- Ну, это поправимо.

- Что? Теракт в отношении меня?

- И это тоже. А теперь, раз Вы поели, мы можем сесть за другой стол, где нас ждет чай и сладости, и мы сможем перейти непосредственно к делу, все согласны?

Удивительны дела твои Господи! Мистер Ной, которого все боялись как злобного монстра умноженного на самого себя два раза, не проронил ни единого слова за весь этот долгий разговор, напоминавший лекцию по религиозным течениям внутри мусульманства. Он и сейчас, молча, встал, и, поправляя свою надетую навыпуск белую рубашку, пошел к столу под раскидистым деревом, где уже был накрыт чай. Только сейчас Бальтазар заметил, что Ахмед исчез. То ли баранина отвлекла, то ли лекция была столько интересна, но исчезновение Ахмеда для Бальтазара прошло незамеченным.

Хозяин разлил всем чай и сам положил каждому на небольшое блюдечко несколько кусочков фруктов, приготовленных в меду. Солнце начинало свой последний на сегодня путь вниз и в соседних домах кое-где уже зажигали свет, да и собаки устали от долгих перепалок. Устал Иерусалим. Казалось бы наступало время отдыха от дневной жары, но в саду Хусейна было по-прежнему жарко. Бальтазару вообще казалось, что время остановилось. И вовсе не потому, что все сосредоточенно пили чай и молчали, а потому что все было похоже на итальянскую комедию масок. Разыгрывалась какая-то комедия с большим количеством действующих лиц в полном отсутствии главных персонажей. Впервые Бальтазар совершенно не понимал ни этих разговоров, ни присутствия всех этих людей, ни повышенного внимания к нему самому, ни причин этого. Никто из них не мог знать того, что привело его в Иерусалим. Что на самом деле происходило? Чем были так озадачены сидящие за столом начальник управления информационной безопасности, которое юридически как бы вообще не существовало на бумаге, и руководитель одной из, как это стало понятно из кроткого рассказа хозяина дома, влиятельных мусульманских сект? Само по себе их сотрудничество не имело ничего странного: руководители террористов и борцы с терроризмом всегда работают вместе – это общий бизнес. Но тут было что-то совершенно другое – что? И совершенно фантастическим было то, что они, два высокопоставленных лица, тратят свое время на него – одного из тех, кто уж точно здесь быть не должен. Как бы не получилось так, что эта вкусная баранина окажется последней в его короткой жизни. С одной стороны, это хорошо, потому что на одного счастливого барашка станет больше, но, с другой стороны, на одного любителя баранины может стать меньше и это плохо.

Когда-то давно, Бальтазар служил под началом мистера Ноя и выполнял деликатные поручения, связанные в частности и с физическим устранением некоторых влиятельных лиц, но такая работа имела абсолютно понятный протокол взаимоотношений и не предполагала чаепитий и длинных разговоров с руководством. Тем более что церковь внимательно рассматривала цели Бальтазара, которые он ей предоставлял сразу после получения приказа мистера Ноя, и если утверждала их, то и брала на себя весь грех. Но, почему он сейчас и в самое для его работы неподходящее время им вдруг понадобился? Что им от него надо-то?

- А вот что: мы предлагаем Вам сегодня одну работу здесь и сразу после этого Вы вылетите в Швейцарию для выполнения еще одной работы. После этого Вы можете себя считать совершенно свободным от моих мыслей о Вас. – Мистер Ной заговорил.

- Вы телепат, мой бывший шеф?

- Вы так усиленно пытались пересчитать чаинки в Вашем стакане, что угадать ход Ваших мыслей было не трудно. Что же касается бывшего, то бывшим я могу стать только тогда, когда сам предложу Вам это.

- Тогда давайте к делу если можно.

- Можно. – Хозяин дома по имени Хусейн улыбнувшись поставил свой стаканчик чая на блюдце и отодвинул от себя. – Вам рассказал Ахмед в общих чертах то, что мы хотим от Вас?

- В общих чертах. Я должен уговорить некоего господина из масонов рассказать мне и, как я понимаю, вам все, что он знает о некоем человеке, который послал его в Швейцарию, чтобы другой никому неизвестный человек благополучно добрался до Ватикана. В общих чертах это выглядит типично русской политикой: пойди туда не знаю куда и найди то не знаю что, чтобы потом это подороже продать, а что останется пропить в кругу тех, кого потом можно будет расстрелять.