Кровавая графиня

— Теперь мы приближаемся к темницам, уже под градом. Здесь тоже есть пропасти.

Тайная дверь опустилась, открылась пропасть, но палатин тут же приказал слесарю поднять дверь: из бездны тянуло невыносимым трупным духом.

— В этих темницах, — пояснял Павел Ледерер молчащей процессии, — с незапамятных времен умирали невинные люди, невинные девушки ждали своего страшного конца. Мы близимся к лестнице, поднимающейся на град.

Высоко подняв факелы, Павел Ледерер уверенными шагами направился к лестнице, хотя отчетливо и не различал дорогу.

Вдруг он остановился и дико вскрикнул.

Перед ним лежала обнаженная девушка… Не только для палатина, Другета и Зринского, но и для видавших виды ратников это было зрелище, от которого кровь стыла в жилах.

Все тело девушки было с помощью всевозможных приспособлений искромсано, лицо до того изуродовано, что и мать не узнала бы дитя свое. Волосы вырваны, груди разрезаны, на плечах и ногах мясо содрано до костей…

Палатин вырвал факел из рук Ледерера и бросился по лестнице вверх — остальные едва поспевали за ним.

— Отопри! — крикнул он слесарю, так как не сумел открыть дверь в конце коридора.

Другет и Зринский смотрели на палатина почти не дыша, не осмеливаясь произнести ни слова. В такой ярости они его еще не видали.

Первым человеком, с которым палатин столкнулся наверху, была женщина добродушного вида — Ката Бенецкая.

— Где чахтицкая госпожа?

— В тайной зале, — ответила она простосердечно.

— Проводи меня туда тотчас!

— Не дозволено. Кроме Доры и Илоны, туда никто не смеет входить.

— Говорю, тотчас веди меня к госпоже! — прикрикнул на нее палатин. Она вся задрожала и повиновалась.

Появление незваных гостей заметили ратники и их капитан, который буквально оцепенел от неожиданности. Но он тотчас же пришел в себя, приказал дружине отдать честь и поспешил с докладом. Однако палатин ни на что не обращал внимания — он спешил за испуганной женщиной.

— Здесь, — выдавила она, запыхавшись, и указала на одну дверь.

Палатин, нажав ручку, резко ее открыл.

На пороге он замер… перед ним предстала Алжбета Батори. Лицо и руки с закатанными рукавами были в крови. Кровавыми пятнами алело и ее платье.

Ее бешеный рев, прерываемый хохотом, пронизал палатина до мозга костей. Рядом с ней стояли Дора и Илона и, как безумные, соревновались с ней в смехе. Но, когда на стук открывшейся двери они повернули головы, смех вмиг прекратился. Заметив палатина, а за ним — Другета и Зринского, они замерли с вытаращенными глазами, не в силах ни шевельнуться, ни вымолвить ни слова.

Взгляд палатина соскользнул с лиц трех ошеломленных женщин к их ногам. На ковре лежали две нагие девушки.

Они то испуганно закрывали руками свою наготу, то пытались прикрыться ковром. Затуманенные мукой, они даже не сознавали, что они уже не нагие… Собственная кровь темным плащом покрывала их наготу.

Когда госпожа и ее служанки поняли, что в дверях стоят не чудовищные призраки, что их застигли на месте преступления люди из плоти и крови — палатин, Другет, Зринский, граф Няри и воспитатель Медери, они завизжали и, точно в припадке безумия, стали рвать на себе волосы и метаться с криком по зале, словно подгоняемые всеми силами ада.

Они искали место, где могли бы укрыться от гибели. Такое место было: из залы потайная дверь вела в узкий коридор к лестнице, сбегавшей в подземелье. Алжбета Батори наконец нащупала скрытую пружину этой двери и нажала ее. В стене открылся тайный проход. Но она не успела скользнуть в него — палатин, отгадав ее умысел, мгновенно преградил дорогу.

Она наскочила на него всем телом, но палатин резко отбросил ее от себя. Коснувшись ее и увидев на своей руке следы крови, он весь задрожал от охватившего его невыразимого отвращения.

Отброшенная госпожа споткнулась об одну из лежавших на ковре девушек и упала ничком. Но тут же вскочила и в безумной ярости ринулась на палатина.

— Что вы здесь рыщете? Зачем, точно вор, вломились в мой град? — кричала она. Ее зятья следили за нею испуганными глазами, а на лице графа Няри блуждала спокойная презрительная улыбка.

Она бросилась на палатина, острыми ногтями нацеливаясь в его лицо.

— Зверь! — выкрикнул палатин, схватил ее руки и сжал их так, что она взвыла от боли. — Свяжите эту бестию!

Солдаты в два счета связали графиню и обеих служанок.

— Протестую против такого насилия! — кричала Алжбета Батори. — По какому праву вы позволяете себе так обращаться со мной?

— Заткните ей рот! — приказал палатин ратникам. Те без промедления исполнили и этот приказ.

— Никто никогда уже не услышит твой голос, чахтицкая госпожа! — Палатин задыхался от гнева, но, сознавая важность момента, подавлял свое возмущение и говорил чрезвычайно серьезным и холодным голосом, приняв самую достойную позу. — Никто никогда не увидит тебя, и ты уже никогда не причинишь страданий ни одному человеческому существу…

Другет и Зринский внимали ему, затаив дыхание. Алжбета Батори рвалась из рук державших ее ратников, глаза ее метали молнии ненависти и злобы, лицо меняло цвет. Но слова палатина, в которых клокотал едва приглушаемый гнев и сквозило убийственное презрение, падали на нее, словно град, охлаждающий самую пылкую страсть. Ужас обуял ее, сердце бешено заколотилось от страха.

— Знай же, что на поверхности земли, — продолжал палатин, — чьим воздухом ты недостойна дышать, ты доживаешь последние мгновенья, в последний раз тебя касаются лучи Божьего солнца, в последний раз ты среди людей, к сообществу которых ты не имеешь права принадлежать. Ты исчезнешь из этого мира и никогда больше в него не вернешься. И пусть навсегда поглотит тебя вечная тьма, чтобы в немой тишине и одиночестве ты ясно увидела свою прежнюю нечеловеческую жизнь, смогла понять всю глубину своей низости. И моли небо, дабы оно простило тебе твои вопиющие злодеяния и смилостивилось над тобой.

В тайной зале воцарилась гробовая тишина, в которой лишь временами слышались стенания измученных девушек.

— Чахтицкая госпожа, — торжественно произнес палатин после многозначительной паузы, — приговариваю тебя к пожизненному заключению в подземелье твоего собственного града!..

Таков был приговор, свершившийся над графиней. Она, делавшая все, что ей хотелось, обладавшая неограниченной властью и свободой, теперь, когда менее всего ожидала, потеряла все это навсегда.

Протестовать было бесполезно. Она не могла даже пальцем коснуться человека, оскорбившего ее так, как никто другой до сих пор, не могла броситься на него, не могла выцарапать ему глаза под этим крутым лбом и вырвать язык — орудие столь чудовищного вердикта.

— И вас ждет достойная расплата, — обратился палатин к Доре-и Илоне. — Солдаты, берите этих бестий! И позаботьтесь о несчастных девах, если в них сохранилась хотя бы капля жизни!

Дора и Илона визжали, словно перед ними разверзлась преисподняя, однако ратные люди не очень с ними церемонились. Так огрели кулаками, что у них искры посыпались из глаз. Но Дора не сдавалась. Вид тайной двери манил ее надеждой на спасение от судьбы, уготованной палатином. Но ее усилия были напрасны. Три ратника накинулись на нее, уложили на землю и так придавили, что она едва дышала. А потом нещадно связали ее — она лежала безжизненным бревном.

— Госпожу отведите прямо в темницу, — приказал палатин и направился к выходу, уже не удостаивая Алжбету Батори ни единым взглядом.

Другет и Зринский последовали за ним, безмолвные, словно тени.

Граф Няри остался стоять в дверях, и когда ратники, уводившие Алжбету Батори, поравнялись с ним, он подошел вплотную к графине. Его губы, искривленные злобной ухмылкой, были остры как нож, слова, которые он прошептал ей, буквально пробуравили ее:

— И все-таки ты еще раз выйдешь на поверхность, еще раз коснутся тебя лучи солнца — когда тебя поведут на виселицу! Я не буду знать покоя, покуда не вздернут тебя, как распоследнего злодея!