Кровавая графиня

— Муж и жена. — Она прижалась к нему.

— Но делать этого я не должен был, — нахмурился Дрозд. — Мы не подходим друг другу. Ты хрупкая, как цветок, и нежная, я неотесаный, грубый мужик. Ты земанка, я бывший батрак, теперь разбойник, которому должна сниться виселица, а не счастье и красивая жизнь. Вместо подушки у меня под головой камень и покрываюсь я небосводом. Рядом со мной ты не можешь остаться, эта суровая жизнь погубит тебя.

— Взгляни на меня, Андрей, — рассмеялась Эржика и указала на свое драгоценное ожерелье, золотые браслеты с каменьями, серьги, булавки и брошки. Украшения сверкали на ней, как ослепительные осколки солнца. Но внимание его привлекло не это сверкающее богатство, его пьянила ее красота. Она казалась ему ослепительной.

— Взгляни на эти драгоценные украшения! Ты разбойник, Андрей Дрозд! Забери их у меня, и тебе уже никогда не придется разбойничать. Мы продадим драгоценности и сможем жить беззаботно. У меня есть и руки, привыкшие к труду! Отправимся куда-нибудь в отдаленный город и начнем новую жизнь.

Андрей Дрозд окинул взглядом пасмурные леса, пронизанные печалью приближавшейся осени. При мысли о новой жизни он почувствовал, как у него закружилась голова.

— Никогда! — воскликнул он внезапно, да так резко, что Эржика испуганно посмотрела на него. — Я не имею права на такое счастье и его не будет у меня, пока клятва связывает меня с моими дружками, пока мы не обезвредим Алжбету Батори. Бросить друзей, пока борьба не окончена, значило бы предать их.

Но Эржику это упорство отнюдь не огорчило.

— Пусть будет так, Андрей, — улыбнулась она, сделав над собой усилие. — Пока ты не исполнишь свой долг, я подожду тебя там, куда ты отошлешь меня. Я верю, что моя мечта о новой жизни сбудется.

— Обязательно сбудется, и очень скоро! — загорелся Андрей. Как все просто, когда он находит у Эржики понимание. — Борьба, в которую мы вступили, закончится быстро, даже если бы мне пришлось снести чахтицкий замок и град собственными руками.

— Андрей, — она обратила к нему молящий взгляд, — обещай мне: что бы ни случилось, ты не поднимешь руку на чахтицкую госпожу, ты не лишишь ее жизни.

— Почему ты требуешь этого? Ты так любишь ее, невзирая на то что она хочет уничтожить меня, а тебя на всю жизнь отдать человеку, который тебе противен? Скажи мне, Эржика, какие узы вас связывают? Почему она могла делать с тобой все, что хотела, почему ради нее ты готова была выйти замуж даже за графа?

Его вопросы испугали ее, но она скрыла свое замешательство. Она прильнула к нему, обняла:

— Ни о чем не спрашивай меня, ни о чем! Только скажи, любишь ли ты меня, очень ли ты меня любишь?

— Очень. — Он обнял ее своими могучими руками.

— И ты не перестанешь любить меня, даже узнав обо мне ужасную вещь?

— Мою любовь ничто не может убить.

— Ты будешь любить меня, даже если бы я была не приятельницей, не подопечной Алжбеты Батори, а ее дочерью?

— Даже тогда!

Жертва, какой еще не видывали на «кобыле»

Граф Няри прошелся по спальне, пропитанной пьянящим благовонием и погруженной в таинственный полумрак. Алжбеты Батори он, казалось, даже не замечал. А она чуть ли не до умопомрачения переживала свое бессилие, хотя еще не простилась с надеждой взять свое.

Вдруг граф Няри остановился и снова холодно посмотрел на нее. Но графиня старалась не показать виду, что боится его. Она улыбалась, глаза ее странно блестели.

— Дорогой друг, — заговорила она, приближаясь к нему с протянутыми руками, — давайте наконец похороним наше недружелюбие. Зачем мы так бесцельно отравляем себе жизнь?

Выражение лица графа Няри смягчилось, бледная его кожа чуть зарумянилась, когда Алжбета Батори взяла его за руку. Ладони у нее были горячими, дыхание ее обожгло его лицо.

— Пойдем же, — звала она приглушенным голосом, и голос ее выдавал страстное желание. — Ты превозмог мою оскорбленную гордость, мое упорство. Я поклялась, что уничтожу тебя, еще тогда, когда, приехав в мой замок, ты осчастливил своей любовью не меня, а мою служанку.

Она потащила графа к своей постели, нырнула в настланные пуховые перины и притянула его к себе. Он молча смотрел на нее разгоревшимися глазами, не сопротивляясь ее желанию.

— Денно и нощно я думала, как отомстить тебе за позор. И я отомстила. Ты увидел, какие испытания я обрушила на тебя. Но ты не знаешь, как при этом кровоточило мое сердце. Оно разрывалось от любви и ненависти. Но теперь я хочу только любить тебя.

Она так целовала и обнимала его, что у него захватывало дыхание. Вдруг он отпрянул, бросил пытливый взгляд на нее, на постель и на шкафчик, стоявший рядом. Нахмурился, сжал губы, весь напрягся.

— Вот теперь и доказывай свою любовь! — воскликнул он, вытащив из шкафчика блестящий кинжал и отбросив его в сторону. То был кинжал дамасской стали с рукоятью из слоновой кости. Еще в давние времена граф Надашди подарил своей жене вместе с пистолетом и этот кинжал, для защиты в случае ночного нападения.

Алжбета Батори воззрилась на кинжал, воткнувшийся в пол. Он еще дрожал, как натянутая струна. И тут она яростно накинулась на графа и длинными пальцами сжала ему горло.

— Подохни же так, если ты не удостоился более красивой смерти! — прохрипела она.

Она была уверена, что сильнее его, и не сомневалась, что вот-вот его бледное лицо посинеет.

Но едва она коснулась горла графа Няри, как его пальцы стиснули ее белые плечи, ухоженные острые ногти кинжалами впились в податливую плоть. Ее пронзила резкая боль, она с ужасом увидела, как по плечам алыми жемчужинами скатываются капли крови. Хватка пальцев с каждой минутой ослабевала, наконец они бессильно разжались.

— Бестия! — просипел он и, отбросив женщину от себя, соскочил с постели.

Он вырвал кинжал, торчавший из пола, словно грозный восклицательный знак, подскочил к Алжбете и приставил острие к ее раскрытой груди.

— Не двигайся, или погибнешь той самой смертью, какую ты уготовила мне — после притворных объятий и поцелуев. И это будет не такая коварная смерть, ударом в спину…

Глядя в его ледяное лицо, она задыхалась. Злость, гнев и чудовищный страх до неузнаваемости искажали ее черты. Она испытывала искушение приподняться, чтобы кинжал сам глубоко впился в ее грудь. Но эта мгновенно мелькнувшая мысль ужаснула ее, как и сознание того, что граф теперь вряд ли выпустит ее из рук живой.

— Ты заслуживаешь смерти, — доносился до нее его голос сквозь обморочное забытье, — и именно от моих рук.

Ты хотела скомпрометировать меня, уничтожить и, наконец, убить. И смерть свою ты примешь от рук моих, но не прямо. Тебе принесет ее палач, для этого случая он сошьет себе новый пурпурный плащ, ибо с тех пор, как свет стоит, у него еще не было столь высокородной жертвы. Но она будет у него, я ручаюсь тебе!

Он отступил от постели, на которой лежала Алжбета Батори, раздавленная новым поражением, страхом перед его угрозами и тем, что ей еще суждено пережить, пока граф Няри не исчезнет.

— Если бы у меня было десять жизней, — произнес он голосом, преисполненным ненависти, — и на склоне десятой я отправил бы тебя на плаху, то у меня и тогда слова бы для тебя не нашлось. Ты не заслуживаешь того, чтобы я пускался с тобой в разговор. Жди от меня только поступков. Одно только хочу тебе сказать о том случае в твоем замке, о котором я уже давно забыл бы, если бы он так незабываемо не запечатлелся в твоей памяти. К твоей служанке, чахтицкая госпожа, я отправился не потому, что мечтал о тебе и хотел утешиться заменой, а потому, что ее женственность и ее прелести я ставил гораздо выше твоих!

От этих оскорблений у нее вскипала кровь, но она могла лишь сжимать зубы и судорожно впиваться ногтями в перину, словно в злейшего врага.

Граф Няри действительно замолчал.

Хотя граф был весь во власти гнева, он ходил по комнате, не произнося ни слова. Отзвуки его шагов молотками стучали в ее гудящих висках.

Минутой позже в спальню вошел гайдук: