Чемодан из Гонконга (Межавт. сборник)

Сзади волосы Патриции были собраны на манер птичьей гузки. Но в походке ее ничего птичьего не было, и я с удовольствием последовал за ней. Она сунула свои длинные пальцы в мою ладонь и повела меня прочь от бульвара Голливуд к стоянке на следующем углу.

Через несколько домов от пивной стоял шестиместный седан. В нем сидели два мускулистых, как медведи, тридцатилетних бугая. Они сидели на передних сиденьях, ничего не делали, только курили и глядели исподлобья по-медвежьи.

— Они? — спросил я, когда мы проходили мимо.

— Угу.

— Ну, если они не тронутся с места, схлопочут штраф.

Она не засмеялась. Я решил, что получилось не слишком смешно. Мы добрались до угла и подождали, пока транспорта станет меньше.

Ее машина была в дальнем конце огромной стоянки. Когда мы, наконец, вырулили на улицу, большой седан вывернул из-за угла и двинулся за нами.

Патриция с тонким, как паутинка, шарфом на волосах управляла машиной очень осмотрительно, что было мне по душе. Девушка прекрасно знала, что делать, и машина мчалась, как ракета. Сиденья были низкими и удобными. Я смотрел то на «седан» позади нас, то на прелестные коленки Пэт, которые она не старалась скрывать.

Мы проскользнули по окраинным улочкам Голливуда, и через несколько минут я даже подумал, что мы уже избавились от хвоста. Но когда мы выскочили на фривей, они оказались позади нас.

Пока мы двигались, можно было не беспокоиться. Это даже развлекало. Подол ее платья сдуло до верха чулок, и не было лучшего зрелища, чем это. Кроме того, из-за рева ее спортивной машины и шума транспорта вокруг, ее обещание рассказать подробности было невыполнимым. Если я хочу объяснений, надо ждать минутки поспокойнее. Я поглубже погрузился в сиденье и восстановил в памяти ночной разговор по телефону…

«Пит, малыш, послушай!»

Баки всегда так начинал. Бог знает почему. Эта фраза всегда звучала смешно и особенно в полночь по телефону. Конечно, у Баки были странности в характере. Я еще не очнулся ото сна, и он повторил свою фразу.

— Пит, малыш, послушай! Это Баки Фарелл.

— Какого черта ты не даешь мне доиграть пьесу в четыре ноги?

— Какую пьесу?

Как вы догадались, Баки, хоть и милейший человек, особо смышленым не был.

— Не обращай внимания, — вздохнул я. — В чем дело?

— Точно не знаю. Моя Куколка…

— Твоя кто?

— Моя подруга. У меня появилась новая, — застенчиво сказал он. — Я зову ее Куколка.

— Понял. Дальше.

— Что-то у нее стряслось… Поговори с ней, малыш.

— Ладно. Сентиментален ты стал… Что за проблема?

— Ну… она не говорит прямо… но у меня есть подозрение, и оно мне не нравится. Что-то там не так, Пит.

— Если она не хочет говорить, что поделаешь?

— Я думаю, может быть, она расскажет кому-то другому.

— Кому?

— Да тебе же. Я ей предложил позвонить тебе.

— Да?

— Да. Я сказал ей: «Слушай, Куколка, если ты не хочешь говорить мне, расскажи Питу Шофилду. Старик — мой лучший друг».

— Так. И что она ответила?

— Она сказала: «Может быть». Больше ничего, кроме «Может быть».

— М-да.

— Сейчас она где-то в Лос-Анджелесе. Вернется утром. Короче, я ей посоветовал поговорить с тобой, хорошо?

Я дремал.

— Что? — промямлил я.

— Я спросил: хорошо?

— A-а. Ладно, Баки. Я подумаю.

Он говорил еще что-то, но я не мог уже бороться со сном и положил трубку.

Я уронил голову.

— Что? — спросила Дженни.

— Ничего, малышка, спи.

Она была мягкая и теплая, как буханки хлеба, вынутые из печи.

— Мне показалось, ты сказал, что собираешься спать.

— Да. Мне представилось, что я уговорил тебя лечь спать и воспользовался твоей беззащитностью.

— Ладно, — сказала она и повернулась ко мне. — Желаю, чтобы ты увидел меня во сне.

К сожалению, я не мог очнуться даже ради Этого.

Глава 3

Я смотрел на колени Куколки Патриции. Движение транспорта постепенно замедлилось, и колени на несколько секунд расслабились. Я обозревал пространство между ног, насколько позволяла моя шея.

— Баки что-то не досказал.

— Что?

Я перевел глаза с ног на лицо.

— Ты мне сказала причину, а Баки знает что-то из того, что случилось.

— О да, — сказала она, облизывая свои алые губы. — Вот что случилось. Это произошло вчера около трех часов дня. Я принимала душ.

Я настолько ярко это представил, что пропустил несколько следующих слов.

— Прости, — сказал я. — Где это было?

— У меня дома, в Спрингс.

— У тебя собственный дом?

Ледяная пауза.

— Разумеется.

— Ну конечно. И ты в это время, разумеется, была одна?

— Продолжать?

— Пожалуйста.

— Я услышала звуки позади дома. Сначала я подумала, что это у соседей, и не волновалась. Дверь была не заперта, чтобы бакалейщик мог оставить коробки в кухне.

Машина рванулась вперед, взревела и остановилась.

— Ты что-то сказал? — спросила она.

Я не мог вспомнить, что я сказал.

— О… я спросил: ты всегда оставляешь дверь открытой, когда принимаешь душ?

Ее глаза усмехались.

— Ты настолько глуп или прикидываешься?

— Так, для порядка. Так ты думала, что это бакалейщик.

— Так я подумала.

Еще рывок. Мы проехали с полсотни ярдов.

— Итак, давай по порядку. Ты вышла в кухню. Бакалейщика там уже не было. Так?

— Ну, ты совсем меня запутал!

— Я начинаю понимать, — протянул я.

— Не сомневаюсь.

Я видел, что она с трудом управляется с рулем. Громыхание машины заглушило мой следующий вопрос. Когда она остановилась, я услышал свой пронзительный крик:

— Кто же это был? Если не бакалейщик?

— Пожалуйста, не кричи.

— Извини. Ты узнала, что был за шум?

— Да. Шум, доносившийся от задней двери, шел от машины, которая подъехала и потом уехала. Это в самом деле была доставка, но не из бакалеи.

— Что это было?

— В кухне на полу лежал сверток.

— Большой?

— Средних размеров. Хорошо упакованный, как для пересылки по почте. Адресовано на мою фамилию. Девичью фамилию, представляешь?

— Конечно.

— Мне пришлось воспользоваться ножом, чтобы открыть его. И я догадалась, почему не слышала тиканья.

— Тиканья?

— Да.

— Но ты не слышала, пока не открыла?

— Нет. В этом весь смысл. Там были часы.

— Часы…

— Обычный старомодный будильник.

— Ладно, значит, там были часы. Настоящие.

— Думаю, это дурацкая шутка… Понимаешь, ведь на свете немало безумцев. Я пыталась представить, кто бы это мог прислать мне будильник, но не могла.

— И все это время он тикает?

— Да, но я перестала о нем думать. В конце концов, это просто часы. И даже показывают точное время.

— Отлично. И что потом?

— Я вынула часы из коробки и увидела записку. Это была не шутка.

— Что было в записке?

— В ней было написано: «В следующий раз тоже будет тикать, но уже не часы».

— С подписью?

— Нет. Отпечатано на клочке желтой бумаги.

— И все?

— И все.

— Ты кого-нибудь подозреваешь?

— Нет.

Я оглянулся и увидел седан, который стоял на нашей стороне через пять машин от нас.

— Кто, по-твоему, может желать тебя убить?

— Не знаю.

— У тебя нет врагов?

— Может, и есть. Кто знает?

— Ты можешь кого-то назвать?

— Я не знаю никого, кто бы мог настолько меня ненавидеть, чтобы желать убить. Есть ребята, от которых я отказалась, но не думаю, что из-за этого они пошли на такое.

Мы снова двинулись и на Сан-Бернардино фривей развили высокую скорость. Но через некоторое время я опять увидел наш хвост. Нас продолжали преследовать.

Пэт часто дышала.

— Похоже, ты опаздываешь к ужину, — сказал я.

— Те два бандита все еще преследуют нас?

— Да. Ты уверена, что это бандиты?

— Они ведут себя, как бандиты, и похожи на них.

— Скажи, а бакалейщик приходил?

— Какой бакалейщик?

— Тот, о котором ты подумала, когда слышала шум.