Расколотый берег

Дэвид Винсент стоял в среднем ряду – тощий, бледный мальчонка с выпиравшими из-под кожи адамовым яблоком и шарами плечевых суставов. Он робко стоял как-то боком к камере, словно боялся, что фотограф вот-вот даст ему в глаз.

Кэшин прочел и другие имена, посмотрел на лица, отложил снимок и задумался. Потом потянулся к телефону, набрал номер, закрыл глаза и стал слушать гудки. Или Дэвида Винсента не было, или он решил не отвечать. Кэшин позвонил в Мельбурн, дождался ответа Трейси.

– Два имени, – сказал он. – Робин Бонни и Дункан Вэллинз. Примите в работу.

– Вы прямо клоны Синго, – ответила она. – Я имею в виду – вы с шефом. Вам говорили?

– Мне говорили, копия молодого Клинта Иствуда. Веришь?

– А как же! Может, в следующий раз, когда приедешь, поговорим с тобой для разнообразия? А не так, просто привет-привет?

Одна собака поднялась с софы, лениво положила лапы на пол, потянулась, высоко подняв зад. Вторая нехотя, будто обиженно, повторила то же самое.

– Занят очень, – ответил Кэшин. – Ты уж извини. Всё за этим бродягой?

– Нет, развелись.

– Вот и хорошо. Надо двигаться дальше. В следующий раз, когда приеду, давай пообщаемся. Группу крови узнаем, всякое такое.

– Захватывающая перспектива! Есть тут такой – Робин Грей Бонни. Пятьдесят семь лет. Подойдет?

– Возможно.

– Бывший социальный работник. Судимость за насилие над несовершеннолетними. Отсрочили наказание по двум обвинениям, а потом отсидел четыре года из шести.

– Очень даже может быть.

– Так вот, он уже умер. Всего истыкали ножом, кастрировали, обезобразили и удавили. В Сиднее, район Марриквиль. Два… да, два дня назад. Даже арестовать не успели.

Кэшин пробовал потянуться, свести лопатки вместе, чувствовал, как сопротивляются движениям все мышцы.

– Идем дальше, – говорила тем временем Трейси. – Вэллинз, Дункан Грант, пятьдесят три года. Англиканский священник, проживал в Брисбене, Форти-тьюд-Уэлли, но это по состоянию на девяносто четвертый год. Приставал к детям, отсроченный приговор получил в восемьдесят седьмом году. Сел на год в девяносто четвертом году, освободился в девяносто пятом. Думаю, теперь он уже бывший священник.

– Почему это ты так думаешь? Трейс, вот что надо сделать. Первое – собери все по этому Бонни. Как именно его обезобразили? Второе – по Вэллинзу, позвони в Брисбен, чтобы они проверили этот адрес, да скажи, чтобы аккуратно все сделали, не спугнули его. Третье – скажи Даву, что нам нужен отчет коронера о пожаре в лагере «Товарищей» в Порт-Монро, который случился в восемьдесят третьем году.

Он подошел к окну. Рваные розовые ленты облаков бежали по небу, цеплялись за черные холмы.

Тогда, ночью, произошли сразу две трагедии. Пожар и…

Сесиль Аддисон рассказала: жена Бургойна упала с лестницы и разбилась насмерть. Говорят, приняла слишком много успокоительного.

– Я тут подумаю, – сказал он, – и, пожалуй, приеду в город. Шефу передай, ладно?

– Передам всем, кто по тебе истосковался. Дав здесь, хочешь с ним поговорить?

– Не хочу, но так и быть, соединяй.

Послышались щелчки.

– Добрый день, – сказал Дав. – Архив горячей линии по Бургойну. Видел?

– Когда бы?

– Да, пожалуй, его никто не видел. Когда по телевизору прошел репортаж, сразу же позвонила женщина. Миссис Мойра Лейдлоу, так ее зовут. Она сказала: «Советую заняться Джейми Бургойном».

– Прямо так и сказала?

– Прямо так и сказала.

– Но ведь Джейми погиб. Утонул на Тасмании.

– Чтобы погибнуть на Тасмании, не обязательно тонуть, но мне показалось, что это стоит разнюхать. «Разнюхать» – так, кажется?

– Ты с ней говорил?

– Десять минут назад. Я звонил тебе, но телефон был занят.

– Собери все об этом погибшем Джейми. Трейси тебе подскажет. До завтра.

Кэшин понимал, что надо бы немедленно встать, сесть в машину, поехать и рассказать все Виллани. Но он знал, что делать этого не будет. Какой теперь в этом смысл?

– Я видела его совершенно ясно, – четко и чуть суховато произнесла пожилая женщина. – Стояла на перекрестке на Турак-роуд, ждала зеленый свет, и тут остановилась машина. Я почему-то оглянулась и на пассажирском сиденье увидела Джейми.

– Вы его хорошо знали, миссис Лейдлоу? – спросил Кэшин.

– Конечно. Он же мой племянник, сын сестры. Даже жил у нас.

– Хорошо. А когда вы его видели?

– Месяца полтора назад, в пятницу. По пятницам я хожу по магазинам, встречаюсь с друзьями.

Было всего четыре часа дня, но Кэшину казалось, что уже поздний вечер. В гостиной царил полумрак, как и на улице; с тонкой ветки деревьев, видной в раме застекленной двери, скатывались дождевые капли.

– А вы знаете, что Джейми вроде бы утонул на Тасмании в девяносто третьем? – спросил он.

– Да. Но получается, это не так, потому что я видела его на Турак-роуд.

Кэшин посмотрел на Дава и взглядом дал понять, что давить на нее – точно ли, мол, уверена – не надо.

– Скажите, а почему вы подумали, что надо заняться Джейми после нападения на его приемного отца? – спросил Дав.

– Потому что он жив-здоров и вполне способен на такое. Он ненавидит Чарльза Бургойна.

– Почему?

– Не знаю. Спросите Эрику. – Она отвернулась, и от света ее короткие волосы заблестели.

– Когда вы в последний раз видели Джейми? – спросил Дав. – Я имею в виду, до Турак-роуд.

– Он был на похоронах моего мужа. Пришел прямо в церковь. Откуда он узнал – понятия не имею. Ни с кем не разговаривал, кроме Эрики. Даже с отчимом ни словом не перекинулся.

– Он любил вашего мужа? – спросил Кэшин.

Она смахнула невидимую пылинку со своего кардигана.

– Нет. И муж тоже не был от него в восторге.

– Почему?

– Джейми ему не нравился.

Кэшин ждал подробностей, но она молчала. Он повторил:

– Так почему он ему не нравился, миссис Лейдлоу?

Она опустила взгляд. Вошла серебристо-серая кошка и устроилась у правой ноги своей хозяйки, пристально глядя на Кэшина глазами пепельного оттенка.

– Мой муж не мог забыть смерти племянника. Марк в десять лет утонул в бассейне. С ним был только Джейми.

– Что, Джейми подозревали?

– Нет, никто ничего такого не говорил.

– Но муж ваш думал на него?

Она посмотрела на Кэшина:

– Видите ли, Джейми был старше на три года…

Кэшин почувствовал, как кошка ласково трется о его ногу, и спросил:

– И что же?

– Ему поручили присматривать за Марком. Мы Марка просто обожали. Он с шести лет жил с нами, стал как сын…

– Понятно. Значит, Джейми был на похоронах вашего мужа?

– Да. Неожиданно появился и одет был как какой-нибудь хиппи.

– Когда это было?

– В девяносто шестом году, двенадцатого мая. А на следующий день пришел ко мне.

– Зачем?

– Хотел, чтобы я дала ему какие-нибудь фотографии Марка. Он знал, где лежат фотографии, где мы держим вещи Марка. Сказал, что Марк был ему как брат. Правда, мне что-то не верится.

– А потом вы его не видели?

– Нет. Только тогда, на Турак-роуд. Может, сделать чаю?

– Нет, благодарю вас, миссис Лейдлоу, – ответил Дав. – Сколько Джейми прожил у вас?

Она сняла очки, коснулась пальцем уголка глаза, опять надела их.

– Не очень долго, меньше двух лет. С тех пор как перестал жить в школе. Отчим его нас попросил.

– Он жил здесь?

– Здесь, да.

– Вы жили тогда в этом доме? – спросил Кэшин.

Миссис Лейдлоу посмотрела на него снисходительно, как на тугодума:

– Мы всегда жили здесь. Я выросла в этом доме, а построил его еще мой дед.

– А когда Джейми закончил школу…

– Не закончил. Бросил…

– Школу?

– Да, и школу, и нас. Уже в выпускном классе в один прекрасный день собрался и уехал.

– Куда?

– Не знаю. Эрика говорила мне, какое-то время он жил в Квинсленде.

В коридоре зазвонил телефон.

– Извините, – произнесла хозяйка.

Кэшин и Дав встали вместе с ней. Она медленно направилась к двери, а Кэшин подошел к застекленным дверям в сад и стал смотреть на большие голые деревья – дуб, вяз и еще какое-то, незнакомое. Под ними грудились мокрые кучи неубранных листьев. Подпорная стенка осыпалась, обнажая кирпичи кладки. Было понятно, что совсем скоро она рухнет и наружу выползут земляные черви.