Убийство в Эшли-Грин. Осторожно, яд! (сборник)

— Не то чтобы не терпится, но возвращаться в самом деле пора. — Джайлс посмотрел на часы. — Рад, что Лэптону больше не отводится роль главного подозреваемого, — озорно подмигнул он. — Мне от души жаль беднягу.

— Ну, подозрение с него не снимается, — возразил Ханнасайд. — Придется присмотреться к нему получше. Только для него действительно это слишком уж умно, мистер Каррингтон. Если такие люди, как Лэптон, и совершают убийство, то лишь без предварительной подготовки, в минуту отчаяния. Возможно, я ошибаюсь, только вряд ли. Убийство было тщательно продумано до мельчайших деталей, включая сам яд. Маловероятно, чтобы обычный человек под воздействием эмоций выбрал никотин в качестве орудия убийства.

— Понимаю. Значит, вы считаете, необходимо расследование.

— Именно так. Расследование и холодная трезвая голова, — подтвердил Ханнасайд, направляясь к двери и убирая на ходу записную книжку. Он открыл дверь и едва не столкнулся с мисс Мэтьюс. — Прошу прощения!

Харриет держала в руках вазу с цветами.

— Ах, как вы меня напугали, суперинтендант! — воскликнула она, отпрянув от двери. — А я хотела привести в порядок цветы и долить воды. Всегда занимаюсь этим в туалетной комнате, чтобы не налить на пол.

Сдавленно хихикнув, Харриет торопливо зашагала в конец коридора и скрылась за занавешенной дверью.

Мужчины переглянулись.

— Она подслушивала, — шепнул Джайлс.

— Да, — с безучастным видом согласился Ханнасайд. — Харриет Мэтьюс слывет в высшей степени любопытной особой.

Глава седьмая

Покинув вслед за тетушкой кабинет, Рэндол не пошел в библиотеку, откуда уже доносились громогласные обличительные речи в его адрес, а спустился к основанию лестницы. Окинув быстрым взглядом пустой коридор, он не торопясь, бесшумно поднялся наверх. На верхней площадке никого не было. Первая дверь, ведущая в спальню Грегори Мэтьюса, оказалась незапертой. Осторожно повернув ручку, Рэндол зашел внутрь и плотно закрыл ее за собой.

Просторная мрачная комната, обставленная мебелью красного дерева, имела нежилой вид. Кровать была зачехлена, окна закрыты, а с туалетного столика, комода и даже каминной полки исчезли все личные вещи покойного.

Рэндол огляделся по сторонам и вдруг направился к огромному трехстворчатому платяному шкафу, который почти полностью занимал всю стену. Одежда Грегори Мэтьюса была аккуратно развешена, но интересовала Рэндола явно не она. Быстро осмотрев содержимое шкафа, он закрыл дверцы и подошел к туалетному столику. В обоих ящиках не оказалось ничего примечательного, не считая часов с цепочкой и коробки с запонками. В шкафу с противоположной стороны находилось только сложенное стопками нижнее белье.

Пожав плечами, Рэндол двинулся к двери, ведущей в дядину ванную комнату. Там тоже было на удивление пусто. И лишь ремень для заточки бритвы служил напоминанием о недавнем присутствии хозяина. Тогда внимание Рэндола привлекла небольшая настенная аптечка, но и она была пустой. Не спеша закрыв дверцу, Рэндол направился к двери, выходящей на лестничную площадку, и, открыв ее, столкнулся со Стеллой, которая резво бежала наверх.

Увидев Рэндола, девушка смерила кузена удивленным взглядом, а между бровей образовалась едва заметная складочка. Рэндол смотрел на нее, не отводя глаз, а на губах играла привычная легкая улыбка.

— Доброе утро, мое сокровище, — поприветствовал он Стеллу.

Девушка застыла на месте, держась рукой за большую деревянную рукоятку в верхней части перил.

— Что ты здесь делаешь? — с подозрением в голосе поинтересовалась она.

— Всего лишь осматриваю место преступления, — невозмутимо сообщил он и протянул Стелле портсигар. — Не желаешь закурить, моя радость?

— Благодарю. А что ты там искал?

— С чего ты взяла, что я хочу что-то найти? Разве я об этом упоминал?

— И так понятно.

— Меня постигло разочарование, — посетовал Рэндол. — Кто-то успел на славу потрудиться.

— Тетя Харриет вынесла все еще в день смерти дяди, — лаконично пояснила Стелла.

Рэндол зажег сигарету и в задумчивости изрек:

— Часто спрашиваю себя, действительно ли тетушка Харриет такая дурочка или только притворяется.

— Господи, уж не думаешь ли ты, что она хотела уничтожить улики! — воскликнула Стелла, ужасаясь собственной догадке.

— Я не в состоянии сделать какой-либо вывод по этому поводу, — признался Рэндол. — А ты, моя прелесть, раскинь своими птичьими мозгами и скажи, что наша любимая тетушка Харриет вынесла из дядиной аптечки?

— Понятия не имею! Всякую всячину. Пластырь от мозолей, йод и фруктовые соли для ванны.

— И флакон с тонизирующим средством, разумеется, тоже, — предположил Рэндол, наблюдая за колечками дыма от сигареты.

— Нет, он разбился. Совсем новый флакон.

Рэндол удивленно поднял брови.

— Разбился? — повторил он. — Неужели? Ну и ну! Кто же его умудрился разбить, малышка?

— Да никто. Должно быть, дядя оставил его на полке над раковиной, и флакон сдуло ветром.

— По этому поводу возникли вопросы? — поинтересовался Рэндол.

— Со стороны полиции? Да, наверное. Но меня не спрашивали.

— Интересно, — вздохнул Рэндол, — кто больше страдает от настырности тетушки Гертруды, семейство Мэтьюс или суперинтендант Ханнасайд?

— Затрудняюсь ответить. А что касается тети Гертруды, хотелось бы знать, что ты ей наговорил? Она утверждает, что в жизни не слышала подобных оскорблений и хамства.

— И она права, — подтвердил Рэндол.

— Так что же ты все-таки наболтал? — не унималась Стелла.

— Ничего особенного. Сказал, что, будь я ее супругом, непременно обзавелся бы несколькими любовницами.

Стелла не удержалась и сдавленно хихикнула, но тут же взяла себя в руки и уже серьезным тоном упрекнула:

— Ну знаешь, это уже слишком! Ты сам себя превзошел в грубости. Надо же знать меру.

— Ничего более грубого на тот момент не пришло в голову, — с виноватым видом признался Рэндол. — Однако мое замечание подействовало, и мы благополучно избавились от присутствия любимой тетушки.

— Нельзя оскорблять людей грязными непристойностями только из желания от них избавиться!

— Можно и нужно, — с невозмутимым видом парировал Рэндол.

— Именно так ты и поступаешь, — рассердилась Стелла. — В жизни не встречала такого ядовитого языка, как у тебя!

— Ты уже не раз об этом говорила. — Рэндол отвесил девушке галантный поклон, а на его губах заиграла странная улыбка. — Терпеть меня не можешь, малютка Стелла, да? Чем же я заслужил подобную немилость?

— Ничем, — презрительно фыркнула Стелла. — Вечно болтаешься без дела и говоришь гадости. Я возненавидела тебя в первый же день, как переехала жить к дяде.

— И ненависть живет в тебе до сих пор. Радость ты моя!

— Да я вообще о тебе не думаю. Много чести. Ты еще в детстве надо мной издевался…

— Глупенький неуклюжий гадкий утенок, — прошептал Рэндол, закрывая глаза. — Как же, прекрасно помню.

— Неправда!

— Дурно воспитанная невежественная девчушка, напрочь лишенная изящества и грации.

— В этом возрасте все девочки неловкие. — Щеки Стеллы залил яркий румянец.

— Наверное, ты права. Только с какой стати я должен испытывать к этим девочкам добрые чувства?

— Ты на них вообще не способен. Вспомни, как безобразно ты относился к Гаю. Да и сейчас ведешь себя не лучше.

— Видишь ли, прелесть моя, я всего лишь грешный человек со всеми сопутствующими слабостями. И если твой братец так глуп, что всякий раз заглатывает наживку, то и поделом ему.

— Не удивлюсь, если в детстве ты ради развлечения отрывал мухам крылышки, — вспыхнула Стелла.

— Это было одним из самых моих любимых занятий.

— И вот еще что. Оставь мерзкую привычку насмехаться над мамой!

— Насмехаться над тетушкой Зои, этим воплощением мудрости! — Рэндол смотрел на Стеллу из-под полуопущенных век. — Как превратно ты обо мне судишь! А ведь я самый преданный ее почитатель.