Черная пелерина

В холле Торнтон наткнулся на Фруассара.

— Как у вас дела, мистер Маккинсли? Денек просто как на туристическом проспекте! Я вижу, вы купались. Я сделал то же самое в ванной. Горячий душ, холодный душ — и жизнь прекрасна! Я выспался за все время, а теперь, — Фруассар многозначительно подмигнул, — пора подумать и о будущем. Кстати, вы не могли бы одолжить мне свой автомобиль на пару часов? Я хотел забрать свой чемодан из Ниццы. И, как вы знаете, дела в Канн… Сегодня у меня одна небольшая встреча.

— Рад услужить. И по случаю хотел бы попросить об одной мелочи. Я вам выделю некоторую сумму, а вы купите снаряжение для подводного плавания. Я позавидовал мадемуазель Сейян. Собираюсь назначить ей свидание на дне морском.

— С удовольствием выполню вашу просьбу, — ответил Фруассар. — Возвращусь к вечеру.

Комиссар Лепер прямо от Дюмоленов направился на станцию. Счастье ему не сопутствовало, потому что в воскресенье после обеда и вечером дежурил молодой Гара, кассир, который работал в От-Мюрей всего несколько месяцев. Он не знал ни Жакоба, ни Агнесс. Вместо этого он вспомнил, что в воскресенье вечером продал в Тулон два билета какой-то молодой девушке и еще пять билетов зятю владельца виноградника, мсье Котара. Этот зять с женой и тремя детьми приехал в гости к тестю. Начальник станции указал, что когда он проверял упоминаемый поезд, перрон был пустым, никаких провожающих он не заметил. Пассажиры, покидавшие От-Мюрей поездами, уходившими раньше в воскресенье, тоже не вызывали никаких подозрений. А в понедельник утром, как и положено, дежурил тот же Гара, зато после полудня за кассой сидел старик Вендо, который отлично знал по крайней мере три поколения жителей От-Мюрей.

А тем временем Гара подтвердил, что на сегодняшний первый курьерский до Тулона в шесть часов тридцать пять минут он продал билет молодому человеку достаточно подозрительной внешности. Описание в общих чертах совпадало.

— Кто-либо еще из От-Мюрей ехал этим поездом? — спросил комиссар Лепер.

— Еще был мсье Бреньон, приходской священник, потом мсье Дюверне, мадам Бейяк и два наемных рабочих Шмидта.

Комиссар подпрыгнул. Священник Бреньон, мсье Дюверне, мадам Бейяк! Все они знали Жакоба Калле. Если он ехал тем поездом, они его не могли не заметить.

— Я должен кого-то из них отыскать! — воскликнул комиссар.

— Через семь минут приходит пассажирский из Тулона, — сообщил кассир Гара. — Подождите, мсье комиссар, может, на нем как раз кто-то и возвратится.

Первой вышла мадам Бейяк, сразу следом за ней Дюверне. Комиссар почти схватил его.

— Вы просто с неба свалились, мсье Жан! Вы встречали Жакоба Калле?

— Кого? — Дюверне остановился.

— Дорогой мсье Дюверне, я вас умоляю, сосредоточьтесь. Жакоб Калле, сын Агнесс, которая работает у Дюмоленов. Молодой преступник. Он вчера был в От-Мюрей. Есть подозрение, что он стащил брошь мадам Гортензии.

— Какую брошь?

— Какую, какую… Ту, что вы видели вчера. Шесть бриллиантов, по два карата каждый.

— Дева Мария! — мсье Дюверне положил на минуту сверток, который он держал в руке. Теперь он мог всплеснуть руками. — Кто бы мог подумать!

— Дело в том, что необходимо выяснить, ехал ли Жакоб Калле в Тулон на поезде в шесть тридцать пять. Ну-ка, вспомните. Я очень вас прошу.

— Мсье Лепер, почему вы не задержали мадам Бейяк? Она тоже ехала тем поездом, — весело спросил мсье Дюверне.

— Все бы вам издеваться… Вы же знаете, что с этой язвой я разговариваю только в крайнем случае. Никто не ценит мой труд…

— Он не ехал, — решительно заявил мсье Дюверне. — Определенно, не ехал. Готов поспорить, что он до сих пор шатается в От-Мюрей. Он всех нас обворует, вот увидите. Уж я знаю эту пташку! Отброс общества. Изверг рода человеческого. Я должен бежать домой, дабы узнать, все ли там в порядке. Скоро человек не сможет выехать и на два часа. Нанетт — настоящая идиотка, она впустит в дом любого и каждого.

— Вам необходимо жениться, мсье Дюверне.

— Эх, мсье Лепер… У меня голова другим забита.

Они вышли из здания вокзала и направились в сторону рынка.

— Чем же это у вас забита голова? Что вы Бога гневите? — ворчал по-дружески комиссар.

— А вот посмотрите: Пуассиньяк подставит мне ножку.

— Выдумываете вы все. Мэром будет тот, кого поддерживает Шарль Дюмолен. А Дюмолен поддерживает вас.

Они подошли к тому месту, где в будущем должен был вознестись памятник — взлелеянное в мечтах обывателей украшение От-Мюрей.

Дюверне ускорил шаг. Он начал по своему обыкновению быстро говорить:

— Я ехал в Тулон со священником Бреньоном. Он мне рассказал интересную историю. Несколько лет назад у Бреньона был приход в сельской местности, недалеко от Тулузы. Это был нелегкий народ, и молодой кюре, несмотря на громогласные выступления, ничего не мог поделать с крестьянами. Тогда-то после престольного праздника, в течение которого парафияне превысили меру пьянства и развлечений, кюре Бреньон решил окончательно усовестить их. Во время вечерни он снял со стены большое распятие, поднял над головой и пошел по церкви меж рядов недобросовестных верующих, провозглашая душераздирающим голосом: «Идем отсюда, Иисус, оставим этих противных людей, которые распинают тебя каждый день по-новому». — Дюверне, держа свой пакет высоко над головой, изображал кюре Бреньона, покидающего церковь с поднятым крестом. — Священник продвигался к притвору среди мертвой тишины. И вдруг, когда он уже был у выхода, от хора долетел спокойный голос: «Если кюре желает, пусть уходит, но Иисуса попрошу оставить, это — инвентарь».

Лепер разразился трубным смехом. Они прошли мимо рынка.

— Ну, я побежал на службу, мсье Дюверне! Служба — не дружба. До свидания. Я буду круглым дураком, если не поймаю этого Жакоба.

Торнтон отворил дверь и пропустил девушек вперед. Его овеял приятный холод, здесь работал электрический вентилятор. Это был, пожалуй, единственный элемент современности в темном помещении. Кондитерская «Абрикос» представляла из себя узкий зальчик. С левой от входа стороны размещался буфет с горкой пирожных, с правой — три мраморных столика. В глубине, под дугообразным сводом, придающим помещению вид раковины, стоял гарнитур из старинной мебели. Между нишей и стойкой в стене находилось квадратное окошко, соединяющее зал с помещением менее представительным. Через это отверстие жилистые руки передавали в пухлые ладони чашечки с кофе. Мадам Вуазен, поставив сосуды на поднос, понесла его в глубину помещения, туда, где на покрытых стульях сидело несколько мужчин.

Источником света была узенькая витрина, способная рассеять мрак только в одной половине кондитерской «Абрикос». Пахло кофе, свежим тестом и кореньями.

Компания уселась за столик с мраморной крышкой. Острый глаз мадам Вуазен зафиксировал фигуру американца, разговоры в раковине стали потише.

Торнтон поклонился хозяйке, а когда она подошла, заказал много пирожных и что-нибудь попить.

— Мне кальвадос, — небрежно сказала Луиза.

— Для мадемуазель Сейян кальвадос, мне и мадемуазель Лепер оранжад, — сказал по-дружески Торнтон, одаряя хозяйку приветливой улыбкой. Мадам Вуазен очевидно понравились манеры гостя, она разрумянилась и ответила:

— Мы все очень рады тому, что вы будете снимать фильм о нашем городке.

— Вы уже знаете?

— Добрые вести быстро расходятся, — сентенциозно изрекла мадам Вуазен и возвратилась за стойку.

— Это не очень похоже на славу… — криво улыбнулась Луиза.

— А там, на плюшевых стульях, сидят наши тузы, — сообщила Селестина.

В этот момент дверь открылась, и мадам Вуазен крикнула в сторону окошка:

— Мишелин, два оранжада и кофе для мсье Дюверне!

Жан Дюверне поклонился вежливо влево, потом вправо, прошел через кондитерскую и уселся среди уважаемых граждан От-Мюрей.

Маккинсли, привыкнув к полумраку, мог уже более подробно рассматривать людей за овальным столом.