Убийство в Эшли-Грин. Осторожно, яд! (сборник)

— Если на то пошло, какой мотив мог быть у Тони? Она не наследница.

— Да, пока Кеннет жив, — многозначительно согласилась Виолетта. Антония, ничуть не возмутившаяся этим замечанием, задумчиво нахмурилась.

— Ну, не знаю, — сказала она. — Нужно быть совершенно бесчувственной, чтобы совершить три убийства. И это было бы чертовски глупо, потому что я непременно бы попалась.

— Мне кажется, каждый человек среднего ума может безнаказанно совершить убийство, — презрительно сказала Виолетта. — Чего полицейские добились в этом деле? Совершенно ничего! Они понятия не имеют, кто убил Арнольда Верекера, и лучшее, что могут придумать теперь, это арестовать Кеннета. Вопиюще очевидно и вопиюще неразумно. — Она наклонилась, взяла лежавшую на кресле сумочку и стала натягивать перчатки. — Мне нет смысла оставаться. Если мистер Каррингтон не может помочь Кеннету, то я уж определенно не смогу.

На это Джайлс ничего не ответил, но когда перчатки наконец оказались натянуты, лениво подошел к двери и распахнул ее перед Виолеттой.

— Ну что ж, Тони, — сказала она, беря сумочку под мышку¸ — если я сказала что-то, чего не следовало, прошу прощения, но происходящее ужасно меня нервирует. Лесли, тебе бы тоже следовало уйти: Тони надо поговорить с кузеном.

— Конечно, — холодно ответила Лесли. — Только, пожалуйста, не жди меня. Нам не по пути.

— Как угодно, дорогая моя, — ответила Виолетта, пожав плечами. Подойдя к двери, она замешкалась, словно ей что-то вдруг пришло в голову. — Не знаю, осознал это кто-нибудь из вас, но мы упустили из виду одного человека. Где был прошлой ночью мистер Мезурье?

— На вечере встречи одноклассников, — лаконично ответила Антония.

— Правда? Но, думаю, он вполне мог уйти пораньше.

— Оставь свои бессмысленные предположения, — вздохнула Антония. — Что могло толкнуть Рудольфа на убийство Роджера?

— Не будь такой высокомерной, дорогая моя. Я могу найти весьма основательную причину. Как все мы знаем, он говорил, что хотел убить Арнольда Верекера из-за своей… мягко говоря, мелкой кражи. Так вот, если Роджер о ней узнал и собирался возбудить дело…

— У тебя мозги не в порядке, — перебила Антония. — Роджер знал и сказал Рудольфу, что предпринимать в связи с этим ничего не будет. А если не веришь мне, то я написала Роджеру письмо с благодарностью. Поищи кого-нибудь другого для своих подозрений!

Виолетта усмехнулась:

— О, все, что бы я ни сказала, не встретит одобрения в этом доме! Прекрасно это знаю! До свидания, мистер Каррингтон. Нет, пожалуйста, не провожайте меня к выходу. Я знаю дорогу.

— Конечно, она просто обязана была сказать «я знаю дорогу», — угрюмо заметила Антония, когда Джайлс, невзирая на эту просьбу, пошел с Виолеттой к парадной двери. — Сперва я собирала ее трафаретные выражения, но мне так наскучило, что бросила. Лесли, это до жути кошмарное дело.

— Знаю, — сказала Лесли. — Только не беспокойся, старушка. Я уверена, что убийства Кеннет не совершал, а суды почти никогда не выносят обвинительного приговора невиновному. Если существует хоть малейшее сомнение…

— Его приговорят к каторге, — глухо сказала Антония. — Не нужно меня успокаивать. А он предпочтет ей повешение.

Лесли потрепала ее по плечу и сдавленно произнесла:

— Не приговорят. Я… я уверена. — Когда в студию вернулся Джайлс, она сказала: — Если эта противная особа ушла, я тоже пойду. Мистер Каррингтон, вы позаботитесь о Тони, правда, постараетесь ее приободрить? Тони, дорогая, до свидания. Завтра утром я первым делом явлюсь сюда. До свидания, мистер Каррингтон.

Дверь плотно закрылась за ней. Оставшись наедине с кузеном, Антония уныло сказала:

— Не бойся, я не заплачу.

Джайлс сел рядом с ней.

— Птенчик, плакать нет причины.

Она повернула к нему бледное лицо.

— О Джайлс, я так боюсь, что, может быть, это все-таки он!

— Боишься? Хочешь пари? — спросил с улыбкой ее кузен.

Она посмотрела на него вопросительно:

— Ты думаешь, это не Кеннет?

— Почти полностью уверен, что нет, — ответил Джайлс Каррингтон.

Глава двадцать вторая

Это заявление не произвело желаемого эффекта. Антония тупо посмотрела на Джайлса и попыталась улыбнуться, но ей помешал стоявший в горле ком. Джайлс, увидев, что лицо у нее начинает жалобно кривиться, поспешил обнять кузину.

— Тони, дорогая, не плачь! — мягко сказал он. — Все будет хорошо.

Антония уткнулась лицом ему в плечо и дала волю расстроенным чувствам. Однако она была не из тех, кто устраивает истерику. Уняв слезы и дважды всхлипнув, она выпрямилась и смущенно сказала:

— Извини. Я уже успокоилась. Спасибо, что отнесся с пониманием.

Джайлс достал из кармана платок и заставил Антонию повернуться к себе лицом. С любовью посмотрев на нее, он сказал:

— Я не буду целовать мокрое лицо. Успокойся, ягненочек.

Антония утерла слезы, но покраснела и, заикаясь, произнесла:

— Д-джайлс, не н-насмешничай.

— Я не насмешничаю, — ответил он, снова обнял ее, на сей раз не мягко, и наградил крепким, долгим поцелуем.

Антония, неспособная произнести ни слова протеста, сделала слабую попытку оттолкнуть его, потом, поняв, что это невозможно, ухватилась обеими руками за его пиджак и прижалась к нему. Обретя возможность говорить, она сперва безотчетно выдохнула:

— О Джайлс! — А потом пробормотала: — Я не могу! Я думаю, ты не… думаю, мы никак не можем… думаю…

— Похоже, ты сама не знаешь, что думаешь, — заключил Джайлс, глядя ей в глаза и улыбаясь. — К счастью, я-то знаю, что думаю. — Он взял ее левую руку, снял с безымянного пальца кольцо, положил ей на ладонь и сжал кисть в кулак. — Тони, вечером ты вернешь его Мезурье. Понятно?

— Я все равно собиралась, — сказала Антония. — Но если ты действительно думаешь, что хочешь ж-жениться на мне, я не понимаю, как ты можешь этого хотеть.

— Я действительно так думаю, — сказал Джайлс. — Мы поженимся, как только я покончу с этим делом.

— Не знаю, как отнесется к этому дядя Чарлз, — задумчиво произнесла Антония.

— Увидишь, что хорошо, — ответил Джайлс. — Выйдешь за меня, Тони?

Она с беспокойством посмотрела на него.

— Джайлс, ты это серьезно? — Он кивнул. — Ты ведь знаешь, какой несносной я могу быть, и будет ужасно, если… если ты делаешь мне предложение в минуту слабости, и… и я приму его, а потом ты пожалеешь.

— Открою тебе тайну, — сказал он. — Я тебя люблю.

Антония внезапно прижала его ладонь к своей щеке.

— О милый Джайлс! Я только сейчас осознала это, но я влюблена в тебя уже долгие-долгие годы! — выпалила она.

И в эту неподходящую минуту в студию торопливо вошел Рудольф Мезурье.

— Я пришел, как только смог! — начал было он, но потом остановился и возмущенно воскликнул: — Вот так так! Ничего себе!

Антония, нисколько не смутившись, как обычно, сразу же перешла к сути дела. Поднялась и протянула кольцо.

— Тебя-то я и хотела видеть, — простодушно сказала она. — Джайлс говорит, что я должна тебе его вернуть. Я очень извиняюсь, Рудольф, но… но Джайлс хочет, чтобы я за него вышла. Он меня прекрасно знает, мы отлично ладим, так что… так что, думаю, я выйду за него, если ты не очень возражаешь.

Лицо Мезурье выражало скорее удивление, чем досаду, но он театрально произнес:

— Я мог бы понять. Мог бы понять, что жил в призрачном раю.

— Очень мило с твоей стороны, что ты так выразился, — сказала Антония. — Неужели ты в самом деле думал, что это рай? Мне кажется, большей частью ты думал, что это похоже на ад. Если да, я нисколько тебя не осуждаю, потому что сама так думала.

Это откровенное признание сразу заставило его умолкнуть, но через несколько секунд мучительной неловкости он с горечью пробормотал:

— Я пока что не могу этого осознать. Наверное, вскоре осознаю. У меня просто нет слов. В голове не укладывается, что все кончено.

— Ты не можешь думать, что все кончено, потому что мы не собирались пожениться, — рассудительно заметила Антония. — Полагаю, у тебя нет слов, потому что для тебя это неожиданно. Когда поймешь, ты будешь рад. Начнем с того, что у тебя в доме не будет бультерьеров — ведь они тебе никогда не нравились.