Замок на Воробьевых горах

Вот и еще одна ступенька пройдена… Больное колено едва не подвело Марию, но она все-таки устояла на ногах и теперь замерла, чтобы немного передохнуть.

Черт бы побрал этого Лосева! И черт бы побрал ее собственное любопытство, заставившее стащить у увальня конверт с фотографиями!

Отдохнув, Варламова продолжила спуск.

Она давно не доверяла ничьим суждениям. И если на свете существовало место, которое — по той или иной причине — интересовало Марию, то предпочтительным для нее было увидеть его собственными глазами. Пусть даже ей придется совершить головокружительный спуск в девятый круг ада, где корчится в муках вмерзший в лед Люцифер.

Спуск занял довольно много времени, но вот она внизу. Теперь нужно пройти в женскую раздевалку и осмотреться. Спустя пару минут Мария оказалась на месте.

Что ж, все здесь именно так, как на фотографии. Мария оглядела стены, пытаясь найти замаскированную фотокамеру, — она отлично помнила точку съемки. И вскоре ее старания увенчались успехом.

Мария нахмурилась, процедила сквозь зубы грязное ругательство, затем повернулась и вышла из раздевалки. Пройдя в задумчивости пару шагов, она едва не наткнулась на невысокого пожилого мужчину в синем халате. На того самого, который принес Лосеву конверт с фотографиями. Багровый нос и отечное лицо сильно пьющего человека, усталые затравленные глаза.

Мужчина хотел пройти мимо, но Мария властно окликнула его:

— Эй, вы!

Тот вздрогнул и остановился. Посмотрел на Марию неприязненным, испуганным взглядом.

— Вам чего?

— Хочу записаться в бассейн.

— Это не ко мне. Я простой техник, слежу за водой и наполнением.

Он снова хотел уйти, но Мария не собиралась так просто от него отставать.

— И как вам? — спросила она. — Нравится?

— Вы о чем? — не понял техник.

— О вашей работе.

На его испитом лице появилось выражение удивления.

— Не жалуюсь.

— Наверное, платят хорошо?

Мужчина облизнул губы и нервно глянул по сторонам, будто опасался, что на помощь чокнутой хромоножке может кто-то прийти. Никого не обнаружив, он осмелел и развязно проговорил:

— Послушайте, дамочка… Шли бы вы отсюда к…

— Я вас раздражаю? — Мария улыбнулась. — Странно. Обычно люди испытывают по отношению к инвалидам жалость и сочувствие.

— Хотите, чтобы я вам посочувствовал?

— Не очень.

На сей раз мужчина посмотрел угрожающе.

— Тогда какого черта вам от меня надо?

— Да никакого. Просто хотела поговорить.

— Хотите поговорить — звоните в секс по телефону.

— Грубиян, — процедила Мария сквозь зубы и повернулась, чтобы идти.

— Стерва… — тихо прошептал красноносый у нее за спиной.

Мария обернулась:

— Что вы сказали?

Техник растянул губы в резиновую улыбку и ответил:

— Я сказал: «Всего доброго. Заходите к нам почаще».

— Гарантируете, что я не утону?

Резиновые губы растянулись еще шире, обнажив желтоватые зубы, для пересчета которых хватило бы пальцев на одной руке.

— Лично за этим прослежу, — ответил техник насмешливо.

Мария на несколько секунд задумалась, прикидывая дальнейшие варианты поведения, но ничего путного не надумала. Нужно было взять его врасплох. Может быть, еще не поздно попробовать?

Она посмотрела на техника холодным взглядом и четко проговорила, подражая героине любимого телесериала:

— Ну, хватит. Меня зовут Мария Степановна Варламова. Я — старший следователь прокуратуры. А теперь назовите мне ваши имя и фамилию. Быстро!

Техник попятился.

— А-а… — сглотнул он слюну, — документ у вас есть?

Мария достала из сумочки читательский билет библиотеки имени Некрасова и махнула им перед лицом техника.

— Итак, как ваша фамилия?

— Ребров я, — ответил техник почти испуганно. — Иван Андреевич.

— Гражданин Ребров, вы влипли в неприятную историю. Мне достаточно одного звонка, чтобы сюда приехала опергруппа и надела на вас наручники. Но я пока не собираюсь звонить, просто хочу задать пару вопросов.

Техник вновь судорожно облизнул губы. Вероятно, сейчас ему страшно захотелось выпить.

— Да я, собственно… А про какую историю вы говорите? Я что-то не совсем…

— Около двух недель назад в студенческом общежитии ГЗ сгорел студент. Вы об этом слышали?

— Д-да…

— Трагедия произошла двенадцатого сентября, в девять часов вечера. Где вы были в тот момент?

— Точно не помню. — На лице техника Реброва отразилось недоумение. — Думаю, что в баре. Пил пиво.

— В каком именно баре?

— Так это… «Ход конем», рядом с метро. Я туда почти каждый вечер захожу, живу недалеко, — поспешно пояснил он.

— Вы были один?

— Да… То есть нет. С парой приятелей.

— Они могут подтвердить?

— Конечно!

Мария уже пожалела, что ввязалась в игру. Она совершенно не представляла, что спрашивать дальше и как себя вести. Подражать майору Самарину? Но в его «весовой категории» она бы не смогла работать при всем желании.

Паузы в несколько секунд хватило, чтобы Ребров взял себя в руки и перешел в контрнаступление.

— Можно и мне вопрос задать? — заговорил он нервным, почти гневным голосом. — С какого такого перепоя вы решили, что я причастен к смерти мальчишки?

Марии не понравился его тон. Чтобы окончательно прижать техника к стене, она решила раскрыть карты.

— Я знаю, что вам есть что скрывать, — сказала она, не сводя колкого взгляда с лица Реброва. — Коля Сабуров мог случайно узнать про ваши темные дела.

И снова на лице мужчины промелькнул испуг, а его голос дрогнул:

— О каких таких «темных делах» вы говорите?

— Мне известно о вашем побочном заработке, — ответила Варламова. — О фотокамере в женской раздевалке. Хотите узнать, что написано по данному поводу в Уголовном кодексе?

Ребров побледнел.

— Это произвол, — пробормотал он, — голословное обвинение. Я буду жаловаться.

Мария проигнорировала его монолог.

— За распространение порнографии вас ждет срок от трех до семи лет, — сообщила она сухим, жестким голосом.

— Я не распространял, — пробормотал Ребров, бледнея. — Я делал их для себя. Я… люблю смотреть.

Марию едва не стошнило.

— Носит же земля таких мерзавцев! — проговорила она с отвращением. — Самым лучшим выходом было бы вызвать сюда отцов тех девчонок и посмотреть, как они надают тебе по шее.

Мария достала из кармана сигареты, но вспомнила, что находится в помещении, где нельзя курить, и спрятала пачку обратно. А техник Ребров внимательно изучал ее лицо.

— Вы ведь никакой не следователь, — сказал он вдруг. Шершавый язык снова прошелся по сухим губам. — Не следователь, да?

Мария не видела причин продолжать спектакль.

— Нет, — призналась она. — Я не следователь.

Лицо Реброва побагровело.

— Тогда что вам нужно? Хотите меня шантажировать? Но у меня нет денег. Послушайте… Не знаю, кто вы, но умоляю: оставьте меня в покое.

И он забормотал какие-то извинения, оправдания. Слова вылетали из его сухого рта невнятно, а на глазах, воспаленных и красных, как у бассета, выступили слезы. Взгляд мужчины молил о пощаде. Мария увидела перед собой спившегося, несчастного человека. Жалеть его она не собиралась, но давить на пропойцу желание пропало.

— Ладно, — сказала она. — Я не карательный орган и дам вам шанс. Как только я уйду, вы пойдете в женскую раздевалку и снимете камеру. Сделаете?

Ребров молчал.

— Не слышу, — повысила голос Варламова. — Сделаете или нет?

— Да… сделаю… — прошептал техник.

— Имейте в виду, я прослежу. И если попробуете меня обмануть, я передам фотографии в милицию и сообщу им ваше имя. Кстати, забыла предупредить: я записала наш разговор на диктофон. На этом все.

Она повернулась и зашагала к выходу. И услышала за спиной:

— Да, на этом все.

Мария не поняла, почему техник повторил ее слова таким странным тоном. Впрочем, у нее не было никакого желания выяснять. Потому что голова была занята мыслями о мучительном и долгом подъеме по узкой лестнице с крутыми ступеньками, который ждал впереди.