Шерлок Холмс против Джека Потрошителя

Холмс шел, глубоко засунув руки в карманы и угрюмо опустив голову.

— Не стоило нам представляться, Ватсон, — буркнул он. — Теперь надо будет выяснять отношения с Лестрейдом.

Меня не удивило, что Холмс предпочитает не афишировать наше участие в событиях этой ночи. И дело не только в его методе расследования. Затронуто его самолюбие, Холмс получил тяжелый удар.

— Мы действовали, Ватсон, как два безмозглых идиота, — с горечью сказал он. — Вернее, мы именно дураками и оказались.

Глава 7

КАК ЗАБИВАЮТ СВИНЕЙ

— Вот чего вы не заметили, Ватсон, так это закутанную в плащ фигуру Джозефа Бека. Едва девушка дала понять, что собирается уходить, Бек тут же выскочил из паба. Но вы глазели только на меня.

Как это ни грустно, но приходится признать, что я вел себя далеко не лучшим образом. Однако Холмс ничем меня не упрекнул. Я сделал попытку взять всю вину на себя, но он решительно пресек мои извинения.

— Нет-нет, — сказал он, — преступник выскользнул у нас из рук в силу моей глупости. Вы тут ни при чем.

Уткнувшись подбородком в грудь, Холмс продолжил свой рассказ:

— Когда я вышел за дверь, девушка уже свернула за угол. Бека нигде не было видно, и я мог лишь предполагать, где он, — то ли пошел в другую сторону, то ли прячется в темном подъезде по соседству. Уже за углом я услышал быстрые шаги и смутно увидел силуэт мужчины в плаще. Мне и в голову не пришло, что это вы, — ваши с Беком фигуры, Ватсон, к сожалению, весьма похожи. Я спрятался, и вы прошли мимо меня. Тут девушка вскрикнула, и я решил, что мне удалось настичь Потрошителя. Но стоило мне кинуться на него, как я понял, что непростительно ошибся.

Мы закончили с утренним чаем, и Холмс принялся вышагивать по нашей квартире на Бейкер-стрит. Я наблюдал за ним, сокрушаясь в душе. Как бы мне хотелось стереть из памяти весь этот инцидент — не только ради Полли, но и чтобы вернуть спокойствие моему другу. А Холмс продолжал истязать себя:

— То есть, пока мы, оплошав, ахали и охали, Потрошитель нанес удар. Как самоуверен этот негодяй! Сколько в нем презрения, сколько наглости, с которой он творит свои преступления! Верьте мне, Ватсон, я схвачу этого мерзавца за шиворот, пусть даже это будет последнее, что я сделаю в жизни!

— Значит, выясняется, — сказал я, стараясь отвлечь Холмса от этого тягостного момента, — что Джозеф Бек не виновен, по крайней мере в последнем убийстве.

— Именно так. Бек не успел бы добраться до дому, смыть с себя кровь, раздеться и облачиться в ночную рубашку. — Холмс взял было трубку из вишневого дерева, потянулся к ковровым домашним тапочкам, но раздраженно отшвырнул их. — Ватсон, — сказал он, — единственное, чего мы добились прошлой ночью, — это исключили из числа подозреваемых одного человека из миллионов жителей Лондона. Такими темпами мы будем искать преступника до скончания будущего века.

Я не знал, как успокоить его. Но тут Холмс внезапно выпрямился и твердо посмотрел на меня:

— Все, хватит об этом. Будем как феникс. Одевайтесь, Ватсон. Нам предстоит нанести очередной визит в морг доктора Мюррея.

Не прошло и часа, как мы остановились перед этим мрачным заведением на Монтегю-стрит. Холмс внимательно осмотрел обшарпанный проход.

— Ватсон, — сказал он, — я хотел бы иметь более полное представление о том, что тут находится по соседству. Я зайду к доктору, а вы будьте любезны, осмотритесь вокруг.

Полный желания загладить свою ошибку, я охотно согласился. На Монтегю-стрит я не нашел никаких торговых заведений. Дальний конец ее был занят складскими помещениями, за закрытыми воротами которых не наблюдалось признаков жизни.

Но, повернув за угол, я убедился, что жизнь тут все же существует. Домохозяйка отчаянно торговалась с зеленщиком из-за кочана капусты. За лотком с зеленью был вход в табачную лавку, а дальше стоял маленький запущенный паб с выцветшим изображением кеба над дверью.

Вскоре мое внимание привлек открытый проход во двор на другой стороне улицы. Оттуда донесся громкий визг, словно там резали свиней. Так и оказалось. Я прошел под древней каменной аркой и очутился на скотобойне. В углу сгрудились четыре борова, а пятого мускулистый парень в окровавленном кожаном переднике тащил к крюку. Ловко приподняв свинью, он подвесил ее вниз головой. Ржавый шкив заскрипел, когда он потянул за канат. Пока мясник крепил узел, свинья визжала и дергалась, словно предвидя свою судьбу.

Я с отвращением наблюдал за этой сценой. Мясник вынул длинный нож и уверенным движением перехватил свинье горло. Истошный визг превратился в бульканье, а мясник отступил назад, уклоняясь от хлынувшей струей темной крови. После чего спокойно ступил в кровяную лужу, окончательно перерезал свинье горло и одним движением лезвия развалил тушу от хвоста до головы.

Но не процесс разделки заставил меня отвести взгляд. Я увидел нечто вообще непереносимое: тот слабоумный, в котором Шерлок Холмс и его брат Майкрофт признали Майкла Осборна, сидел на корточках в углу скотобойни, прикованный взглядом к окровавленной туше животного, и для него не существовало ничего на свете, кроме действий мясника. Они откровенно возбуждали его. Весь вид Майкла Осборна вызывал тошноту.

Покончив с первым этапом разделки, мясник сделал шаг назад и улыбнулся мне:

— Хотите кусок свинины, хозяин?

— Нет, спасибо. Я просто проходил мимо…

— И услышали визг. Вы тут чужак, а то бы даже внимания не обратили. Соседи уже привыкли. — Он повернулся к Майклу Осборну и весело спросил: — Правда, дурачок?

Слабоумный улыбнулся и кивнул.

— Этот дурачок — единственный, кто составляет мне компанию. Без него тут было бы жутко одиноко.

— Ваше рабочее место не отличается чистотой, — не скрывая брезгливости, сказал я.

— Чистотой, говорите? — хмыкнул парень. — А здешний народ хочет только набить себе брюхо, и немного грязи на свинине никого не волнует — это точно! А девчонки так вообще трясутся, как бы их самих не располосовали.

— Вы о Потрошителе?

— Верно, хозяин. О нем и речь. Из-за него шлюшки всю ночь психуют.

— Вы знали девушку, которую убили прошлой ночью?

— Еще бы. Как-то вечерком она меня по-быстрому обслужила, а я ей отвалил два с половиной фунта. Бедная потаскушка, ей нечем было платить за комнату, а я человек благородный и не могу видеть, как девушка бродит в тумане, когда ей хочется в постельку.

Что-то меня заставляло поддерживать этот пошлый разговор:

— У вас есть хоть какое-то представление, кто он такой, этот Потрошитель?

— Господь с вами, хозяин. Да кто угодно, вот хоть ваша милость. А что, нет? Он, может, тот еще франт.

— Почему вы так считаете?

— А вот прикиньте. Моя работа связана с кровью, я привык к ней, поэтому так и думаю.

— Не понимаю.

— Что ж не понять. Потрошитель так полосует их, что должен быть весь в крови с головы до ног. А никто здесь окровавленных не видел после убийств. Так ведь? А все почему? Да потому, что этот денди накидывает плащ, в котором ходят в оперу, и прячет под ним свои, так сказать, кровавые деяния. Вы так не считаете? Ну ладно, мне надо дело делать.

Зловоние и запекшиеся лужи крови скотобойни остались позади. Но образ Майкла Осборна — как он сидит на корточках в углу, влажными глазами наблюдая за бойней, — я унес с собой. Что бы ни говорил Холмс, это жалкое подобие человека оставалось главным объектом моего интереса.

В морге на Монтегю-стрит я остановился перед столом на возвышении; тут лежало тело, прикрытое белой простыней. Постояв рядом несколько секунд и не в силах справиться с накатившей жалостью, я откинул простыню с лица.

Окаменевшие мраморные черты Полли выражали смирение и готовность принять все, что ждет ее по ту сторону бытия. Я не считаю себя сентиментальным человеком, но все же убежден, что в смерти есть определенное достоинство, в каком бы виде она ни настигала человека. Несвойственна мне и чрезмерная религиозность. И все же беззвучно вознес молитву за спасение души этой несчастной. После чего ушел.