Кровавая плаха

Преодолев их, он едва ли не бегом устремился в соседний скверик. Там он приблизился к скамейке, где сидела пара: маленький, слабо развитый человек, очень похожий на подошедшего, и симпатичная девица, густо намазанная и сильно надушенная.

Подошедший что-то быстро произнес, ткнул рукой в сторону входа, и собеседники стремительно разошлись. Пара отправилась ко входу на ипподром и там проследовала к кассам.

Человечек вновь прошел на дворик, надел халат и продолжил уборку территории.

Прахов сел в качалку и отправился промять лошадь по кличке Ночь. Сегодня она считалась фаворитом.

Главный приз летнего сезона «Всероссийский дерби» ждал удачливых.

Знакомая нам пара проследовала к кассам, зорко выискивая взглядами кого-то в шумной, возбужденной предстоящими состязаниями толпе.

Но вот их взгляды остановились на возвышавшемся над толпой Николае Николаевиче.

Завсегдатаи раскланивались с ним, задавали вопрос:

— На кого ставим?

— Николай Николаевич пожимал плечами и неопределенно отвечал:

— Нынче все в фаворе, все хороши.

Сам он ставку делать не стал.

Лениво размахивая программкой, он отправился на трибуны.

Возле входа у Николая Николаевича словно какая-то заминка вышла. Он как бы столкнулся невзначай с неприметным, скромно одетым человеком. Извинился, что-то произнес и прошел на трибуну.

Кассы вот-вот должны были прекратить прием ставок. Неприметный человек достал деньги.

Девица отделилась от маленького человека и устремилась за этим игроком. Тот протянул несколько кредитных билетов и очень тихо произнес:

— На Улова…

Кассирша положила на стеклянную подставку три билета.

Едва игрок удалился, зазвенел звонок, кассу стали закрывать. Девица все же успела сунуть в окошко деньги и взволнованно произнесла:

— Двенадцать ставок — на Улова!

Улов был знаменит тем, что никогда не побеждал, и ни один нормальный игрок на него не ставил. Поставить на него — все равно, что швырнуть деньги в конский навоз.

Кассирша протянула двенадцать красненьких билетов и захлопнула окно.

На Ночь было так много ставок, что в кассе собралась большая сумма.

Как обычно, Ночь резво ушла со старта. Уже к концу второго круга она на полтора корпуса опережала остальных. Но финишный столб по непонятной причине Ночь прошла галопом и была дисквалифицирована. Победу отдали Улову, неожиданно вырвавшемуся на вторую позицию.

На трибунах творилось нечто невообразимое. Ругали «убравшуюся» Ночь, кляли Прахова. Тем временем девица получила в кассе громадный выигрыш, села на поджидавшего ее лихача и укатила в неизвестном направлении.

Давно известно: там, где есть азарт, тотализатор и деньги, всегда найдутся лихие люди.

Ресторан «Крым» на Цветном бульваре в доме № 2 пользовался у полиции самой дурной славой. Здесь обретались карточные шулера, конокрады, удачливые воры и прочая шваль.

Именно сюда приехала знакомая нам компания — девица и двое мужчин. Девицу звали Настей Новичковой. До весны прошлого года она жила в старинном городке Угличе. Но, приехав в Москву на короткую побывку к дальним родственникам, она познакомилась с некой тетей Клавой. Это была веселая толстая старуха, носившая яркие платки и знавшая решительно всех в громадном городе. Родом она тоже была с Волги, но еще в молодом возрасте перебралась в столичный град, где и прижилась.

— Вот, Насть, погляди ты на себя в зеркало: румяна, полна, уста у тебя алые — ну просто загляденье! Прямо картина какая! Тебе бы надо жениха хорошего, купца богатого!

Девушка застенчиво опускала глаза:

— У меня есть жених в Угличе, маляром работает!

— На кой ляд он тебе нужен? От него краской будет пахнуть, в дом не войдешь. И сколько он в месяц наработает со своей малярной кистью? От силы рублей сорок. А ты за день можешь сотенную иметь. Только захочи, тетя Клава завсегда симпатичной красавице поможет.

Настя отлично понимала, о чем идет речь. Первый раз она испытала жгучий стыд. Во второй задумалась: «Все так делают! Не обманывает ведь тетя Клава, и впрямь сто рублей заработаю. И про какого купца она все твердит? Может, он мне полюбится, а я ему покажусь? Может, он еще не просватанный? И так я ему понравлюсь, что предложит руку и сердце, поведет под венец!»

Тетя Клава, словно мысли подслушала, твердила:

— А что, бывает! Вроде хотел только разок, только вечерок провести, а там, глядишь, голову потерял. Вот у нас одна девица в Зарядье…

И далее следовали истории про «счастливых девушек». Все сроки возвращения домой давно прошли. Отец, учитель гимназии, прислал сердитое письмо, в котором грозил, что ее в Углич «доставит полиция».

Но шум большого города, блестящие витрины богатых магазинов, нарядные женщины и прекрасно ухоженные мужчины притягивали девушку со страшной силой. Однако деньги все кончились, и Настя давно жила на хлебах тети Клавы.

Наконец, преодолевая застенчивость, Настя сказала:

— Посмотреть бы, какой он, этот купец?

Тетя Клава обняла девушку:

— Наконец-то, вот и умница! Я скажу дяде Прохору, он и обрадуется. Твое дело — вести себя скромно и ни в чем ему не перечит. Тогда «катюшу» получишь.

Дня через два приехал дядя Прохор — мужик купеческого вида лет сорока с громадной бородой. Тетя Клава нарядила, намазала девушку и свела ее вниз. Там в карете сидел новый знакомый.

Карета повезла их на близкую Неглинку, в маленький продымленный ресторанчик под пышным названием «Роше-де-Канкаль». Купец заставил девушку пить шампанское. Она вначале слабо сопротивлялась, потом, выпив бокал шипящего, разошлась, развеселилась. Купец оказался веселым и щедрым. Вынув из кармана коробочку, протянул:

— Вам наш сюрпризец!

Настя раскрыла коробочку и ахнула:

— Какие прелестные сережки, золотые!

Потом пили еще и еще.

…Очнулась девушка в незнакомой комнате: широкая кровать, плюшевые портьеры, ковер на полу. Выяснилось: в гостинице этажом выше ресторана. Купца уже не было, но на столике лежали обещанные сто рублей.

Девушка разрыдалась. Решила: «Отравлюсь! Или утоплюсь. Такой позор! Если узнали бы родители, какой дурной стала их дочь».

Но дня через два успокоилась. Купила себе новую шляпку с алыми лентами и платье из полубархата, но очень хорошего, от настоящего не отличить. Еще десять рублей дала тете Клаве — на харчи!

И уже без угрызений совести и страданий она встречалась с новыми «гостями»: молодыми, старыми, симпатичными, беззубыми, но всегда одинаково отвратительными. Тетя Клава все больше денег забирала себе, все меньше доставалось Насте.

Пришел день, когда они разругались — и Настя ушла жить в меблированные комнаты в Столешниковом переулке. Хозяином комнат был 45-летний мужичишка Николай Викторов, служивший еще и на ипподроме: то конюхом, то рабочим, то контролером.

Началась для Насти жизнь столичная.

Сейчас она сидела с Николаем и его братом Василием в «Крыму», курила папиросы и слушала разлагольствования собеседников.

Братья были веселые — и не без причины.

Николай, осушив фужер с водкой, хрустел малосольным огурчиком и хвастал:

— Я еще в прошлый раз засек, что Прахов усатому весь расклад на бега выдал. Шельмуют, стервецы! Но по-умному, не зарываются. Усатый не может делать ставок, тут же заметят, стремно это.

Василий солидно поддакнул:

— Понимаю так, что на мелочи они не размениваются. «Всероссийский дерби» ждали.

— Я об этом смекнул, — уточнил Николай. — Стал наблюдать за Праховым. На весеннем дерби на моих глазах усатый подошел к Прахову, тот шепнул ему что-то — точно как нынче. Не мог же я за ним в кассу бежать! Тогда фавориты тоже проиграли.

Василий усмехнулся:

— Сегодня мы все не оплошали, вот сорвали девять «катюш» — капитал! Гуляй со смаком! Эх, жизнь хороша! И брательник мой — что надо!