Тени кафе «Домино»

Арестованный дрожащими руками достал папиросу и никак не мог зажечь спичку.

– Эх, – Мартынов встал, крутанул колесико зажигалки, сделанной из винтовочной гильзы, – эко скрутило-то Вас, Александр Германович, нервишки ни к черту, с таким здоровьем в наводчики не идут.

– Что со мной будет? – срывающимся голосом спросил Лещинский.

– Скажу честно. Дела Ваши не в шоколаде, а наоборот, в дерьме. У Вас два пути за дверями моего кабинета. Лет десять лагеря, но думаю, трибунал, как идейно-чуждому, отправит Вас в лагерь.

– А второй, – Лещинский глубока затянулся.

– А второй – жизнь, свобода и интересная работа.

Мартынов встал, подошел к сейфу, вынул листок бумаги, положил его перед Лещинским.

– Подпишите – будете жить, и неплохо.

Лещинский прочитал.

– Я должен стать провокатором.

– Господь с Вами. Провокаторы в Охранке работали, а Вы будете секретным сотрудником ВЧК.

– Я могу подумать?

– Три минуты. Ваша банда по Москве рыщет.

– Я подпишу.

– Мудрое решение, – Мартынов поднял трубку телефона, – Катя, принеси нам чайку послаще, да бутербродов побольше.

Он положил трубку, улыбнулся.

– Ну а теперь начнем разговор, благословясь.

Бойцы Летучего отряда Московского уголовного розыска окружили Зачатьевский монастырь.

Командир отряда подошел к Тыльнеру:

– Все, товарищ Тыльнер, запечатали, лихо не проскочит, можете начинать.

– А ты зачем пулеметы приволок?

– Для перепугу, – засмеялся начальник отряда.

– Жаль, что у тебя гаубицы нет.

– Жаль, – серьезно ответил начальник, – с ней большой шорох можно было навести.

– Пошли, – повернулся Тыльнер к оперативникам, – наш выход, товарищи.

Шесть сотрудников направились к монастырю.

Вот и маленькая, но массивная дверь, обитая металлическими пластинами.

Тыльнер понял с земли здоровенный камень и начал стучать в дверь.

Никакого эффекта.

– Надо взламывать, – сказал он.

– Гриша, – засмеялся начальник Летучего отряда, – давай я ее гранатой разворочу.

– Говорил я уже, – засмеялся Тыльнер, – гаубицы тебе не хватает.

Оловянников подошел к двери, осмотрел ее внимательно, даже рукой поводил.

– Не нужно гранаты, я у твоего шофера цепь видел.

– Ну и что? – удивился начальник Летучего отряда.

– А мы цепь оденем на эту скобу и на крюк грузовика и выдернем дверь.

– Гений, Оловянников, стратегический ум, – хлопнул его по плечу начальник отряда.

– Просто я, граждане оперативники, мастеровой человек.

Пыхтя, подъехал грузовик.

Оловянников начал прилаживать цепь.

И вдруг дверь распахнулась.

На пороке стоял старичок в монашеской скуфейке на голове, в кортком армяке и обрезанных валенках.

Он с укором смотрел на направленные на него пистолетные стволы.

– Вы кто будете-то, добрые люди, – заикаясь спросил он.

– Милиция, – ответил Тыльнер.

– Это по-старому…

– По-старому полиция, дед, – ответил начальник отряда, – а ты кто будешь?

– Я сторож здешний.

– Почему так долго не открывал, оглох?

– Так пока дошел, ноги-то не те.

Тыльнер опустил наган и шагнул к двери.

– Кто сейчас живет здесь?

– Только я с котом. Жили здесь артисты. Женщина красивая и четверо молодых мужчин, но съехали.

– Давно?

– Вчерась.

– А куда уехали, Вы нам не подскажите? – Тыльнер изобразил самую очаровательную улыбку.

– Так домой в Саратов. У них артиста одного ограбили и ранили.

Тыльнер достал из кармана бумагу.

– Вот, доблестный страж, ордер на обыск. Читай.

– Да малограмотный я. Чего читать-то. Вы с наганами, значит, власть. Заходите обыскивайте, а я за свечами пойду, у нас ликтричества нет.

– Оловянников, – скомандовал Тыльнер, – проводи дед.

Повернулся к оперативниками:

– Все фонари керосиновые забирайте из машины, там тьма египетская.

– Гриша, – командир отряда положил руку на плечо Тыльнеру, – у меня переносной прожектор есть, работает от двух аккумуляторов от грузовиков «Руссо-Балт». Сооружение тяжелое, никому не даю, но тебе пожалуйста. Таскать его будут четыре бойца, они с ним постоянно работают.

– Век не забуду, – обрадовался Тыльнер, – Ермаков, бери нашу машину и гони в местный милицейский участок, привези надзирателя, который за монастырь в ответе.

В ресторане «Метрополь» за столиком рядом с фонтаном сидели Елена Иратова, Юрий Саблин и Яков Блюмкин.

– Подумать надо, еще три года назад здесь заседал Совнарком. Люстры были в чехлах, бархат с диванов срезан, в фонтане кучи окурков, а сейчас ресторан европейского класса.

Саблин взял судак с соусом, осмотрел внимательно.

– Это же серебро, Яша.

– Конечно, вон видишь мэтр у эстрады стоит?

– Вижу.

– Великий человек Павел Петрович Самохин. Он всю эту красоту сберег, ну а бархат достали. Ты на витражи посмотри… Лучший ресторан Москвы.

Подошел официант, разлил по рюмкам водку мужчинам, вино даме.

Второй ловко расставил закуски.

Поклонились и исчезли.

– Старая школа, – восхитился Саблин, – мы с отцом в былые времена заходили сюда частенько. Слава Богу, жизнь налаживается.

Степенно подошел Павел Петрович.

Левую руку он держал за спиной.

Поклонился Саблину.

На нем китель с разворотами и двумя орденами сидел как влитой, улыбнулся, как старому другу, Блюмкину.

– Позвольте, дорогие, – здесь Павел Петрович запнулся, потом выдавил, – товарищи от всего нашего заведения преподнести цветы любимой актрисе Елене Сергеевне Истратовой.

Мэтр из-за спины, словно фокусник, извлек букет роз.

– Спасибо, – Лена одарила мэтра самой обольстительной улыбкой.

Павел Петрович еще раз поклонился.

– Приятного аппетита.

Тут же появился официант с вазой.

– Позвольте-с, цветы-с влагу-с любят.

– Вы видите, милая Лена, как Вас любят в Москве? – спросил Блюмкин.

– Неожиданно, – Лена развела руками.

– Но заслуженно, – Саблин понял бокал, – за Вас, за Ваш талант…

– И красоту, – добавил Блюмкин.

Выпили.

– Я слышал, – Блюмкин повернулся к Саблину, – у тебя намечается новоселье.

– ЧК знает все, – засмеялся Саблин, – получил ордер на квартиру на Молчановке, ну знаешь, дом со львами у дверей.

– Как же не знать.

– Одрер на мебель. В этой квартире когда-то жил писатель граф Толстой, у него была прекрасная мебель из карельской березы, в трех комнатах она осталась, ее приводят в порядок реставраторы. Там до меня жил революционный матрос, потом какой-то бандит…

– Я знаю, – перебил его Блюмкин, – его Жора Тыльнер брал, там перестрелка была.

– Вот-вот, – продолжал Саблин, – мои специалисты восстанавливают все, как было.

– А сколько всего комнат? – поинтересовалась Лена.

– Пять. И комната для прислуги рядом с кухней.

– Куда тебе столько? – удивился Блюмкин, – совсем обуржуазился?

– Гостиная, столовая, библиотека, мой кабинет, будуар жены.

– Так ты же холост.

– Пока, – Саблин улыбнулся Лене, протянул к ней свой бокал и они чокнулись.

В келье на стенах колыхались тени в свете свечей.

Перед Тыльнером стоял участковый надзиратель в старой милицейской поношенной шинели.

Кубанку он держал в руках, вытирая ею пот со лба.

– Ну проверили Вы, Конев, у них документы, а дальше что?

– Так все бумаги были в порядке, товарищ субинспектор. Печати, подписи Саратовского исполкома, паспорта, вызов из Москвы, подписанный наркомом Луночарским, ордер временного заселения в монастырской гостинице, печать Моссовета.