Тени кафе «Домино»

– Кто он?

– Александр Лептицкий. Именует себя литератором. У него бандиты даже часы не взяли…

– Почему?

– Копеечные, вороненые, но бумажник забрали. Я обратила на него внимание, когда он давал нам визитную карточку.

– Чем же он приметен?

– Темно-вишневая кожа, на ней выдавлен памятник Петру, и четыре, видимо золотых, уголка.

– Вещь, конечно, заметная, но почему она так Вас заинтересовала? – Тыльнер взял чашку с кофе.

– Вы знаете кафе «Домино»? – спросила Ерохина.

– Конечно.

– Третьего дня там был поэзоконцерт. Толь Мариенгоф читал новую поэму. Он пригласил нас с Людочкой Полянской. Так там был Лепницкий. И когда он рассчитывался, он достал тот же бумажник.

– Почему тот же? – вмешался Оловянников, который никак не мог справиться с фарфоровой кофейной чашкой.

– А потому, – улыбнулась Ерохина, что я, когда увидела этот бумажник первый раз, то обратила внимание, что половинка одного золотого уголка сломана. Ее нет.

– Галя, – обрадовался Тыльнер, – Вас не зря мы называли королевой шарад.

По пустому Зачатьевскому переулку шел один из «французской четверки».

Открыл ключом дверь в монастырской стене.

Ржавые петли заскрипели чудовищно. Прошел мимо церкви и постучал в едва заметную дверь.

Два удара… Пауза… Три удара.

Дверь открылась.

Келья монастыря скорее напоминала дамский будуар. Ковры на стене, зеркало в углу, кровать и стол красного дерева.

За столом сидело пятеро мужчин и женщина в черном с жемчугом на шее.

– Мы засиделись в Москве, – сказала она. – Более того, мы ничего не сделали ради чего приехали сюда. Жорж только что вернулся из Киева, он нам все расскажет.

– Друзья, я договорился с нужными людьми, они проведут нас через границу. Цену определил за каждого сорок империалов и того двести сорок монет. Твое поручение, Ольга, я выполнил.

– Такие деньги у нас есть. Но за кордон надо идти с приличной суммой, или с камнями. Поэтому, Виктор, разыщи Сашу Лептицкого, пусть даст подвод на камни или валюту.

– Сделаю сегодня.

– Теперь о статье. Надо наказать этого репортера.

– Убить? – удивился Жорж.

– Нет, – Ольга вставила в мундштук папиросу, закурила. – Нет. Но на нас, слава Богу, нет крови. Я знала этого Леонидова по Петербургу, он у Сытина заведовал петербургским отделом, поэтому часто бывал в столице. Его принимали в обществе, он был знаком с Великими князьями, говорил, что он причастен к убийству Распутина, во всяком случае, он написал об этом раньше всех. О его романах ходили легенды. Не надо его убивать. А опозорить надо.

– Каким образом? – поинтересовался Жорж.

– Очень просто, он же постоянно торчит в этой конюшне «Домино», Подождать, пока он выйдет, или вызвать запиской, раздеть до белья, на спину приклеить статью и отпустить с Богом.

Все захохотали.

Лапшин, удобно устроившись в кресле, читал газету.

Прочел. Положил на стол. Закурил.

– Мама! Мама!

– Чего тебе?

Раздался приглушенный голос.

– Зайди ко мне.

Открылась дверь и зашла баронесса.

– Что ты, миленький?

– Газету читала?

– Конечно. Молодец Леонидов – и мужчина видный, и пишет занятно.

– Жаль, что я французского не знаю, – вздохнул Лапшин.

– А то что бы?

– Я под их марку погулял бы красиво.

– У нас другие дела, Афоня, совсем другие. Сонькин воздыхатель говорит, что с тобой повидаться хочет.

Лапшин вскочил.

– Это дело. Пора нам сваливать, мама, ох пора…

– А куда спешить. Чекистам я нужна…

– Пока нужна.

– Ничего. Юрочка Саблин – моя гарантия.

– А как он уедет?

– Не уедет. В Москве квартиру присматривает, его адъютант сказал, что получит здесь должность. Что почтарю сказать?

– Завтра там же, где и в прошлый раз, в два часа.

– Друзья, – Ольга подняла бокал, – за нас.

Все выпили.

– А теперь, дорогие мои, бывшие камер-пажи, лицеисты, правоведы. Знаете, почему появилась эта статья?

Все с недоумением глядели на нее.

– Нас хотят выманить из нашей норы. Хотят, чтобы мы активизировались. Поэтому всем переодеться и пока французский забыть.

Было два часа по полудню, и кафе «Домино» только что открыли.

Художники декорировали маленькую эстраду, ими распоряжался Анатолий Мариенгоф.

– Колечка, этот задничек подними, это очень важно. Ты понимаешь, что читать сегодня будет Володя Маяковский…

Виктор Лепницкий вошел, постоял, посмотрел и сел в далшьний угол за столик.

– Не нравится, Витя, – крикнул Мариенгоф.

– Нет, я вашего Маяковского не выношу, поэтому и поесть пришел днем.

– Ты безнадежен, но могу тебя обрадовать, я посмотрел твою рукопись «Под аркой Главного штаба». Буду рекомендовать.

– Спасибо, Толя.

– Рано благодарить, рано. Олег!

В кафе появился Леонидов.

– Привет, Анатолий, масштабно задумали. Весьма.

– Тебе правда нравится?

– Серьезно. О господин потерпевший, – Леонидов направился к столу Лепницкого.

– Позволишь присесть?

– Конечно, только угощать тебя нечем, еле наскреб на обед.

– Спасибо. Скажи мне, как ты оказался в компании деляг?

– Понимаешь, меня пригласила одна дама…

– Значит, Витя, ты за любовь пострадал.

– Можно и так сказать. Спасибо тебе, что не указал в статье мою фамилию.

– Пустое, – Олег посмотрел на часы.

Половина третьего.

– Ну удачи.

Он встал и направился к двери.

Кабинет Блюмкина был небольшой и заставленный громоздкой мебелью.

Сам хозяин кабинета сидел за столом, а напротив писатель Арнаутов.

– Дорогой мэтр, нам поручили разобраться с Вашим заявление об отъезде за границу. Вы пишите, что уезжаете с творческим целями. Как это понять?

– В Риге готовится к изданию мое собрание сочинений в восьми томах, я должен быть там.

– Ну кто где должен быть, мы решим. А почему Вы не хотите издать свои книги здесь?

– Кто из будет издавать?

– Правительство пошло навстречу писателям, уже есть решение об открытии частных издательств. Дорогой мэтр, там с нашей помощью Вы издадите все, что душа пожелает.

– Когда это будет, – Арнаутов достал папиросу, – а пока, чтобы жить, я распродаю библиотеку…

– И в притонах играете в карты?

– Да, играю.

– Как же Вы, обремененный семьей, поедите в чужую страну, в чужой город?

– Я еду один. Жена и сын остаются в Москве.

– Это меняет дело. Сколько Вы собираетесь пробыть в Риге?

– Месяца три-четыре.

– Значит, собрание сочинений уже в работе?

– Да.

– Ну что же, я посмотрю, что смогу для Вас сделать, тем более, что Сережа Есенин просил меня Вам помочь.

– Спасибо ему, он хороший человек.

– Очень. Давайте Ваш пропуск.

Блюмкин подписал пропуск, протянул Арнаутову.

– Вы будете сегодня в «Домино»? Сам Маяковский читает.

– Конечно.

– Значит увидимся.

Арнаутов подошел к двери, но не успел раскрыть ее, как Блюмкин спросил, словно в спину выстрелил:

– В каких Вы отношениях с Митькой Рубинштейном?

Леонидов вошел в кафе и увидел Лену.

Она печально сидела за столиком, подперев кулачком щеку.

Она подняла глаза. Вскочила. Словно в кинематографе. Упал стул, и она побежала к нему, распахнув объятья.

И они прижались друг к другу.

И время остановилось.