Беги, Люба, беги!

— Мужчина?

— Мужик! — кивнула женщина.

— Как он выглядел?

— Как? — изумилась чему-то она. — Да если б я его разглядела, разве б он живой от меня ушел?

— А куда он делся?

Она пожала плечами:

— Не знаю... Я далеко была, а он — шмырг! — и нету...

В полнейшем недоумении я отошла от окна. Медсестра

и охранник, одинаково хмуря брови, смотрели в ожидании. Они, конечно, слышали разговор, но соображений поэтому поводу у сотрудников учреждения не было вовсе.

— Пойду на пост, — не дождавшись никаких пояснений, заявил наконец охранник и с явным облегчением удалился.

Сестра занялась озабоченно хрюкающей Лидкой. Хоть говорить та, конечно, не могла, зато слышала прекрасно.

Я отставила, чтобы не мешать, чуть подальше стул и села. Откуда взялся этот циркач? Второй этаж, конечно, не десятый, но все равно... Комплекция крепыша, мимоходом легко отправившего меня на бреющем в пространство, говорила о физической силе, но уж никак не о гимнастических способностях. Но, как бы то ни было, выпрыгнул ли он в окно или вылетел в трубу, это не объясняло главного: зачем он пытался проделать такую жуткую штуку с Лидкой? Был ли он одним из тех двоих, с кем сидела «Нефертити» пьяная в дым подруга? Пока я озабоченно терла лоб, в палате снова появился Ферапонтов.

— Нашел кого-нибудь?

Коля качнул головой:

— Нет. Никто ничего не видел, не слышал и не знает. Только вот на улице.

— Тетка в синем халате?

— Угу, — Коля глянул на меня с интересом. — Судя по следам на клумбе, приземлялся человек со знанием дела. В милицию надо звонить, — прошептал он, косясь в Лидкину сторону. — Это ж подсудное дело. Это покушение.

Кинув взгляд на спину топчущейся возле кровати медсестры, я кивнула:

— Ну-ка, выйдем...

Оказавшись в коридоре, я аккуратно прикрыла дверь в Лидкину палату:

— Видишь ли, Коля... Думаю, это бесполезно — в милицию обращаться. Потому что через полчаса здесь будет капитан Климин. И если я начну рассказывать про неизвестного доктора в маске, который пытался отправить мою подругу на тот свет,

он сдаст меня в психушку. Сам говоришь, что никто никого не видел. Даже ты сам. Так что свидетель из тебя никакой, если не сказать хуже. Что мы предъявим? Сухой шприц?

— Его видела бабуля с клумбы.

— Видела, но узнать — не узнает. Она была далеко, и откуда именно он выпрыгнул, не знает. Сейчас жарко, все окна открыты.

— Но Лиду теперь нельзя здесь оставлять. Ей охрана нужна.

— Неужели ты думаешь, что после нашего рассказа ей в милиции охрану выделят?

— Нет, конечно. А домой ее еще нельзя забрать?

Я покачала головой. Несколько минут мы молча стояли посередине коридора, моргая друг на друга, и тут меня осенило.

— Коля! — всплеснула я руками. — Я знаю, что делать! Но мне надо позвонить...

— Пожалуйста, Любовь Петровна! — пресек мой рывок в ординаторскую Ферапонтов. — Звоните! — И извлек из кармана мобильный.

Разыскать Тигрина и вкратце объяснить ситуацию оказалось делом двух минут. Когда начальник охраны «Медирона» хотел, он бывал на редкость понятливым.

— Ну, если оформить ее как родственницу... — протянул он, размышляя.

На самом деле перевести Лидку в наше отделение травматологии большого труда не составляло. Трудность заключалась в другом — моей зарплаты вряд ли хватит, чтобы содержать ее там необходимое количество времени. Поэтому сейчас и потребовалось то, чем я никогда не умела пользоваться, — связи. Если Тигрин сумеет придумать что-нибудь приемлемое,то беспокоиться о Лидкиной безопасности не придется.

— Поступим так... — Голос Тигрина стал уверенным. — Ты договорись там с врачами, а я пока найду для твоей подружки место и пришлю из «Медирона» машину. Пойдет?

— Пойдет! — обрадовалась я. — Спасибо, Максим, ты меня здорово выручил!

— Ну, пока еще не выручил, — скромно отозвался Тигрин, и мы распрощались.

— Это не лучший выход, — сказал Ферапонтов, — менять одну больницу на другую...

— Коля, — успокоила я, возвращаясь в палату, — охрана в «Медироне» лучше, чем у президента. Там к Лидке никто чужой и близко подойти не сможет!

-Да? — насмешливо фыркнул он. — А кто свой и кто чужой?

В общем-то Коля был прав, но ничего лучше мне не придумать. Тут я сообразила:

— Нужно Нину Сергеевну предупредить! Коля, пожалуйста, поезжай. Только придумай что-нибудь складное. — Я подошла к окосевшей от любопытства подруге и весело подмигнула: — Собирай манатки, дорогая, меняем «люкс» на «президентский»!

Разузнав у медсестры, где искать завотделенйем, я резвым шагом припустила в указанном направлении. И только стуча в дверь его кабинета, сообразила, что забыла дать Коле Лидкин адрес. Однако тот уже уехал, следовательно, адрес ему известен. «Интересно... подумала я, — просто страшно интересно...»

Через час два санитара ловко вытащили из медироновского микроавтобуса носилки, на которых лежала Лидка, и покатили в лифт пятого корпуса. Я живо прыгала следом, ободряюще улыбаясь вертящей глазами подруге и поглядывая на часы. В палате нас уже ждала врач Мария Андреевна. Я вкратце описала ей Лидкино состояние и, сунув в руки пачку снимков, убежала.

Когда я добралась до кабинета шефа, все уже были в сборе.

— Итак, — произнес Седоватый, глянув в лежащий на столе лист, — у нас Бегункова Лия Михайловна...

Обсудив перспективы пациентки, мы дружно пришли к выводу, что больших сложностей не предвидится, и Михаил Викторович дал Березкиной соответствующее указание — готовить женщину к операции. Совсем другой оборот приняло обсуждение состояния второго пациента, с больным сердцем. Подобрать ему донора с

необходимым числом факторов совместимости — будет почти чудом!

Пока все были заняты, в кабинете незаметно появился Исмаилян. Он опустился в кресло рядом со столом Седоватого и, устало пыхтя, некоторое время сидел, обмахиваясь тонкой бумажной папкой. Переводя свои глазки-пуговки с одного лица на другое, он с интересом прислушивался к разговору. Затем, налюбовавшись коллегами, громко кашлянул. Все с любопытством посмотрели на зама.

— Вот, — скромно потупясь, сказал Акоп Ашотович и положил перед Седоватым папку. — Это к вопросу о данном пациенте...

Михаил Викторович ее раскрыл и удовлетворенно за-хмыкал. Читая, он хмыкал все громче, а мы дружно гадали, что же он сейчас скажет. Но Седоватый молча протянул папку мне, а Исмаилян пояснил:

— Мужчина, тридцать лет... Злоупотреблял алкоголем, в соответствующем состоянии упал вниз головой с лестницы. Сердце, как у быка-двухлетки, но нейрохирурги умыли руки. Шансов нет. Необратимая кома... Родных не имеет.

Пробежав глазами принесенные Исмаиляном бумаги, я только покачала головой. Совместимость была невероятная, словно донор был близким родственником.

— Похоже, — удивленно хмыкнула я, передавая папку Жвакину, — этому парню везет не только в бизнесе!

Мельком глянув, Федор Семенович сунул ее Березкиной. Старик, как всегда, взирал на окружающее с пессимизмом и считать совпадение чудом явно не торопился.

— Что ж, — обвел взглядом присутствующих Седоватый, — эта информация в корне меняет дело. Думаю, вы со мной согласны. — Мы дружно закивали.— Тогда обсудим наши ближайшие планы.

В квартире царила тишина. По наличию в коридоре обуви я определила, что муж дома, но заходить в комнату, где Он был, не стала. Теперь мы сосуществовали словно в параллельных измерениях, не общаясь и не реагируя друг на друга.

По умолчанию он занял большую комнату, а я спальню. Встречаясь в местах общего пользования, мы плавно обтекали друг друга, взаимно не удостаивая ни словом, ни жестом. Для меня это оказалось неожиданно легко. Я не плакала по ночам в подушку, не искала оправданий ни для себя, ни для Олега. Меня охватило безразличие изнуренного долгим бегом человека, рухнувшего в полном бессилии. Почему сам Олег упорно возвращался каждый вечер в нашу опрокинутую невзгодами семейную лодку, я не знала.