Беги, Люба, беги!

— И что? Если бы ты позвонила ночью в мою дверь, я бы обрадовался...

Я не стала развивать щекотливую тему. Впрочем, Максим и не настаивал.

— Слышал, твоя подруга попала в больницу, — произнес он вдруг.

— Откуда ты знаешь?

— Я ей звонил, хотел узнать, нет ли от тебя новостей.

Я удивилась еще больше, но промолчала. — Ее мама сказала, что она упала с лестницы. Кстати, а ты знаешь о том, что убили Мамонова? В городе большой переполох. — Его слова поразили меня как гром среди ясного неба. Я даже забыла, что секунду назад хотела спросить о Лидке. Открыв рот, судорожно затрясла головой.

— И знаешь, что самое смешное? Его подстрелили с того самого дуба, где мы с тобой сидели. Забавно, да?

— Да... — с трудом выдавила я.

Не стану врать, что мне было жаль этого ни разу не виденного Мамонова, но известие неприятно поразило, если не сказать больше.

— А кто это сделал?

— Этим сейчас многие интересуются. Да вряд -ли толк будет...

Тут мы подъехали к дому. Максим шевельнулся:

— Я тебя провожу...

— Не надо, — сдвигая контейнер ему на колени, заторопилась я. — Я сама!

Досадуя, что столь неосмотрительно оставила соседке ключи, я подошла к родимой двери. Вечно у меня так — хочу как лучше, а выходит как всегда.

Освещение на лестничной клетке было не ахти. Я почти на ощупь нашла кнопочку звонка и аккуратно нажала. В тишине спящего дома коротко звякнуло. Я прислушалась. В квартире царила тишина. Я собралась снова позвонить, но до моего слуха долетело шарканье ног пo паркету. Олег остановился по ту сторону двери, вероятно, тоже прислушиваясь, что в четыре часа утра вполне разумно. Обрадовавшись, я затопталась на месте и уже открыла рот, собираясь отозваться.

— Милый, кто там? — послышалось откуда-то из глубины квартиры. Я отшатнулась, зажимая рот ладонью. — С ума сошел, дверь ночью открывать? Бомжи всякие шляются...

Голос был женский и принадлежал Елене Касаревской.

Ручка чемодана выскользнула из моих враз ослабевших пальцев. К горлу подкатила тошнота, словно я все еще болталась где-то между небом и землей в маленьком отчаянном самолетике. Муж отошел от двери, возвращаясь в спальню. Первым порывом было закричать и броситься с кулаками на проклятую запертую дверь. Но горло сжало горячими клещами, я только тихо застонала, закрывая лицо руками.

Как рядом со мной оказался Ферапонтов, не помню. Возможно, я на миг потеряла сознание, но упасть он мне не дал. Свободной рукой подхватил чемодан и, успокаивающе шепча на ухо: «Тихо, не надо. Все будет хорошо...» — повлек к своей двери.

Он провел меня на кухню и попытался усадить. Я присела на мгновение, но тут же поднялась, тычась, словно слепая, в разные стороны. Голова кружилась, и в горле застрял комок, никак не дававший вздохнуть. Ну почему я вернулась именно сегодня?

Ферапонтов поймал меня за плечо и сунул в руки стакан воды. Пальцы плясали, и стакан грянулся об пол. Звон бьющегося стекла заставил меня вскрикнуть. Я схватилась руками за голову и, глотая хлынувшие ручьем слезы, запричитала:

— Прости, Коля... Прости, пожалуйста...

Ферапонтов всплеснул руками, что в любое другое

время выглядело бы весьма забавно, и потерянно забормотал:

— Господи, чушь какая... Любовь Петровна, ну, не плачьте... Пожалуйста... Я прошу, не надо плакать... Все будет хорошо, я вам обещаю...

Размазывая по щекам слезы, я покладисто кивала, что означало полнейшее согласие со словами соседа, и рыдала еще горше. Мир рухнул на меня, раздавив, словно бетонная плита. Опустошив и развеяв последние иллюзии.

Сколько я прорыдала на плече безропотного, тихо вздыхающего Ферапонтова, сказать не берусь. Но, когда физическая и, самое главное, моральная усталость превратила мозги в абсолютный кисель, он осторожно отстранился, сгреб меня в охапку и отнес на диван.

Я проснулась и резко села. Кажется, мне снился чудовищный сон... Проведя ладонью по глазам, я растерянно огляделась. Господи...

Дверь в комнату приоткрылась.

— Доброе утро, Любовь Петровна. Как вы?

Сейчас сосед здорово напоминал чеширского кота, только улыбка Ферапонтова была гораздо печальнее.

Торопливо отведя взгляд в сторону, я кивнула:

— Спасибо, я в порядке. — И после небольшой паузы добавила: — Прости, очень неловко получилось...

— Пустяки! — махнул рукой Коля, целиком показываясь из-за двери. — Кажется, вы вернулись раньше?

Жалко улыбнувшись, я снова кивнула.

— Пойдемте завтракать... — пригласил Ферапонтов и, глянув мне в лицо, поспешно добавил: — И не надо плакать... Глаза опухнут.

Коля скрылся в коридоре, я поднялась и несколько мгновений стояла, пытаясь собраться с мыслями. В одном Ферапонтов прав — слезами горю не поможешь. Но как переступить порог своего дома? Вновь быть персонажем из анекдотов о неверных мужьях и командировках я не хочу.

Мы с соседом молча сидели друг напротив друга, глядя каждый в свою тарелку.

— Вас вчера подвезли на черном «СААБе»? — неожиданно прервал молчание Коля.

— Да. А что?

— Ничего... — пожал он плечами. — Просто он потом стоял под окнами больше часа. Я вообще его часто вижу.

— Это с работы... Он иногда подвозит меня до дома, — машинально пояснила я, думая, зачем понадобилось Максиму стоять ночью в нашем дворе. Ведь он должен был везти контейнер...

Коля понятливо кивнул:

— Да... Но он бывал здесь и пока вас не было.

Я подняла глаза На Ферапонтова. Но сосед по-прежнему разглядывал посуду. Додуматься до какого-либо стоящего объяснения я не смогла, да и не особо старалась. У меня было над чем поломать голову.

— Коля, расскажи о Лиде. Что все-таки произошло?

Ферапонтов повторил то, что рассказывал по телефону.

— Но почему ты сказал, что ей... помогли упасть?

— Я остановился, увидев двоих, шедших за ней вдоль шоссе. Они свернули вслед, но, когда я нашел ее, их уже не было.

— Может, они просто испугались и сбежали?

Глядя куда-то мимо меня, Ферапонтов неопределенно пожал плечами, но по его глазам я видела, что мнения своего он не изменил.

— Доказательств у меня нет. Однако несколько дней назад ваша подруга пришла в сознание. Пока она не может говорить, но, думаю, это дело времени.

— Послушай, — задумчиво спросила я, — а из этих двоих один был лысый в кожанке, а второй здоровенный и со шрамом?

— Я их не разглядел, было слишком далеко.

Я задумалась, качая головой. Взгляд упал на часы.

— Коля, я хочу к ней съездить...

— Прямо сейчас?

—- Да... В больницах в это время обход, хочу поговорить с лечащим врачом.

— Я поеду с вами, — заявил Коля.

Я собралась, и вскоре мы вышли. Когда проходили мимо родной двери, сердце мое замерло, я с трудом удержалась от слез. В квартире царила тишина. Нет, не сейчас...

До больницы добрались очень быстро. Несмотря на неприемное время, нас пропустили без проблем. Колю здесь уже знали, охранник на входе лишь помахал рукой.

Лидкина палата находилась на втором этаже. Одна койка пустовала, на второй, разлапившись в разные стороны, под капельницей лежала перебинтованная кукла. Рядом сидела Нина Сергеевна. Увидев меня, она удивленно вскинулась:

— Любочка! Ты? Откуда?

— Ночью вернулась... — я очень старалась ей улыбнуться, но глаза помимо воли тревожно шарили по распластанному телу: правая рука... перелом; нога... перелом; челюсть... на губе швы... — Нина Сергеевна, как она?

— Спит... — Лидкина мама очень обрадовалась нашему появлению.-— Любочка, а почему вы вместе с Николаем Константиновичем? Встретились?

Я не сразу сообразила, о ком она спрашивает. Кто такой Николай Константинович? Тут Ферапонтов немного сконфуженно сказал:

— Нина Сергеевна, простите, но я просто не сообразил сказать, что мы с Любовью Петровной соседи.

— Да? — почему-то обрадовалась Лидкина мама. — Надо же, какое совпадение!

Я покосилась на Ферапонтова. Действительно — надо же, сколько совпадений! И мимо шел, и в больницу привез, и мой сосед, да еще и Николай Константинович. Я хотела подумать об этом немного, но тут Лидка шевельнула единственным не перебинтованным местом — левой пяткой. Мы дружно потянулись к кровати. Разноцветный синяк со слабыми очертаниями Лидкиного лица моргнул заплывшими глазами.