Беги, Люба, беги!

— Вы любите своего мужа? — повторил он вопрос.

— Конечно, — я взглянула на собеседника с вызовом.

— Вы хотели бы знать, где он сейчас находится? — продолжал Максим, явно не обращая внимания на мои нахмуренные брови.

— Он в Азербайджане. Но... Максим, я не понимаю смысла ваших вопросов. И они мне не нравятся.

Мой гость вздохнул:

— Не обижайтесь. Я не проявлял праздного любопытства, я просто хотел вам помочь... Как адвокат Олег Сергеевич Платов личность достаточно известная. У таких людей всегда существует определенная репутация... И я не знаю...

-Максим! — усмехнувшись, перебила я. — Вы хотите рассказать, что мой муж встречался с другой женщиной? Я это знаю. Но он вернулся ко мне... Если вы понимаете, что я хочу сказать.

— Понимаю. Вы хотите сказать, что ваш муж вас любит, а все его шалости — результат воздействия гормонов.

Мне до чертиков не хотелось обсуждать свои семейные проблемы с Тигриным, но язык отчего-то не поворачивался послать его к какой-нибудь бабушке. Вероятно, в благодарность за Лидкино спасение. Я кивнула и пояснила:

— У моего мужа непростой характер. И с этим ничего не поделаешь. Но Олег меня любит. Ведь мы могли бы просто развестись. Но он не хочет! Ой, чего это я разоткровенничалась? Беседа о моих семейных неурядицах явно затянулась.

Хоть гость и покивал согласно головой, казалось, он впал в некоторую задумчивость, отрешенно разглядывая что-то над моей головой. Учитывая довольно позднее время, это начинало раздражать. Наконец он перевел взгляд на меня и порадовал сообщением:

— То, что я смог узнать за столь короткое время, наводит на определенные мысли. Контора вашего мужа занимается делами весьма... сомнительного толка. Например, последние три процесса — дела азербайджанской группировки. Два из них ваш муж выиграл, добившись полного оправдания.

— И что? — не поняла я. — Он же адвокат! В том и состоит его работа. Мне, конечно, тоже не нравится, если преступников выпускают на свободу, но..

— Я. говорю не о том, — перебил Максим. — Оправдание одного может стать неприятным сюрпризом для кого-то другого. Один из выигранных процессов был о перестрелке между двумя враждующими группировками — азербайджанской и так называемой мамоновской. Застрелили трех членов последней. Понимаете, о чем я?

— Месть? — изрядно напуганная таким предисловием, робко предположила я.

Тигрин кивнул. Мне его версия ни капельки не понравилась.

— Но я-то при чем? А сервиз что, подарок от благодарных азербайджанцев? Или троянский конь от этих... мамонтов?

— Мамоновцев, — поправил Максим, умиляясь моей догадливости. — На самом деле нельзя исключать ни одной версии.

— А нет ли у вас версии попроще? — с надеждой спросила я. — Чего-нибудь менее криминального?

— Куда уж менее? Столкнуть жену под машину, чтобы вразумить мужа, — почерк вполне читаемый.

Я задумалась. Наконец поделилась результатами раздумий:

— А кто же тогда мне звонит? Раскаивающийся бандит?

— Конечно, вам бы больше понравился влюбленный рыцарь! — с сарказмом сказал Максим и усмехнулся.

— Да где же сейчас рыцаря найдешь? — изумилась я... и вдруг насторожилась: — Что такое?

Мы с Тигриным замерли, прислушиваясь. Из спальни доносилось задорно-мычащее:

— Я буду... честно! Я-я-я! Е-е! Е-е!

Тут я бросила взгляд на часы и обомлела:

— Батюшки! Второй час ночи!

Кинувшись в спальню, я обнаружила Лидку, сидящей на кровати с закрытыми глазами. Это не мешало ей с чувством завывать песню.

— Заткнись, кобыла! — разозлилась я.

Не ровен час, соседи решат, что это я тут горлопаню. Я схватила подругу за плечи и свалила на кровать. Она вяло булькнула и мгновенно уснула. Покачав головой, я прикрыла ее одеялом. Ну, я ей устрою, когда проснется!

Максим ждал в коридоре. Оказалось, пока я вразумляла пьянчужку, он уже успел переодеться в свою немного подсохшую одежду.

— Простите, что так долго задержался...

— Все в порядке, —не моргнув, соврала я. — Я вам очень благодарна!

Вот тут-то я и совершила промашку. Мило улыбаясь, протянула Тигрину руку со словами:

— Спокойной ночи, Максим! Еще раз...

Пальцы позднего гостя жарко стиснули мою ладонь. Потом он вдруг потянул меня к себе, и я, теряя равновесие, завалилась вперед, припав к его груди, распахнув от изумления рот. Я так растерялась, что только молча таращилась ему в глаза, а он притянул меня свободной рукой за шею и... Поцелуй был слишком долгим для дружеского, слишком страстным для прощального и слишком.. Словом, все было слишком! Вообще-то, в свете моего недавнего рассказа о негасимой любви к супругу, стоило закатить Тигрину хорошую оплеуху. Но, с трудом вырвавшись из его рук, я, задыхаясь, прошептала:

— Вам надо уходить... Вы простудитесь...

Тигрин сделал движение, но я шарахнулась в дальний угол коридора, пискнув:

— До свидания!

В васильковых глазах мелькнула и пропала озорная искорка.

— Спокойной ночи, Люба!

Дверь за гостем закрылась, щелкнул замок.

— В прошлый раз он поцеловал руку, — хватаясь за голову, потерянно забормотала я. — Сегодня... Что дальше-то будет?

В джунглях трубил слон. Он делал это столь надрывно и нудно, что я решила завязать ему хобот узлом. Из затеи ничего не вышло, зато я проснулась и обнаружила Лидку, стоящую возле дивана. Болезненно щуря опухшие глазки, она держалась обеими руками за голову и жалобно стонала. А увидев, что я смотрю на нее, спросила:

— Медведева, ты откуда тут?

— Вообще-то я тут живу, — хмыкнула я.

— Да? — не то обрадовалась, не то огорчилась подруга. — А я?

— Аты... ты — алкоголичка... скандалистка... и кобыла! — с чувством сообщила я, выдерживая эффектные паузы после каждого слова.

Пока она обдумывала услышанное, я шустро вылезла из постели и направилась умываться.

У двери ванной послышалось шуршание. Я оглянулась. Донельзя печальная подруга; безвольно навалившись на косяк, моргала куда-то в угол.

— Чего-то мне... нехорошо...

— Так тебе и надо! — кивнула я, покосившись на Лидкино отражение в зеркале. И противным голосом добавила: — «Ляля дорогая!»

Лидка не въехала, поскольку о своих вчерашних друзьях явно не помнила.

Приведя себя в порядок, я переместилась на кухню. Лидка втекла следом.

Бросив мимолетный взгляд в мойку, я отметила, что вчера ночью чашку Тигрин вымыть поленился. «Потому что знал, что Олег не вернется и не заметит лишней чашки... — заваривая чай, подумала я. — Все они одним миром мазаны!»

Приткнувшись в углу на табурете, подруга неприязненным взором следила за моей активной утренней деятельностью. От моего мельтешения ее мутило.

— Дать попить! — хрипло каркнула она, сосредоточив взгляд на горшке с цветком.

— Возьми... Ляля! — отрезала я.

— Почему ты меня называешь Лялей? — Вельниченко пыталась придать голосу суровость, но попытка выглядела жалко. — Не выспалась, что ли?

Именно этого я и ждала.

— Зато ты прекрасно выспалась... Ляля! Неужто не помнишь собственного имени?

Вельниченко долго глядела на меня с прищуром, но я не могла тратить время попусту, отвечая ей тем же. Мне все-таки на работу надо.

— Зря стараешься, — хрюкнула я, — все равно дырку. не проглядишь. Ты как вчера, новым друзьям представилась?

Вопрос глухо резонировал где-то в районе Лидкиного мозжечка, вежливо отказываясь перетекать в соответствующий для ответа отдел мозга. Посему образы новых друзей бесформенными кляксами загадочно мерцали в самой глубине похмельного сознания, не видя никаких веских причин показываться наружу.

— Каким новым друзьям?

Дожевывая бутерброд и поглядывая на часы, я скороговоркой описала Лидке пейзаж, представший, моему

встревоженному взору вчера в «Нефертити». Она слушала молча, часто моргая по причине плохой переносимости яркого утреннего света. Понятно, какой уж тут свет после вчерашнего возлияния.

— Ты не врешь? — с надеждой уточнила она, когда я, закончив завтракать, встала. — Я пила коньяк с двумя бугаями? Без закуски?