Своя Беда не тянет

– Все бы ничего, – приплелся за мной на кухню Женька, – только ушла она в домашних тапочках, без шапки, и одета налегке!

– Она всегда налегке, – отмахнулся я от него. – К подруге поехала.

– С собакой? – удивилась Салима. Надира так и стояла в коридоре, словно каменная баба. Она меня боялась.

– С собакой. На машине.

– Не, – замотал головой Женька, – вон машина ее под домом стоит. Она меня на ней сюда привезла.

Я выглянул в окно, старенькая «четверка» стояла у подъезда. Я вытащил сотовый Ильича и набрал номер мобильного Беды. «Абонент временно недоступен», – сообщил равнодушно-услужливый голос.

– Абонент временно недоступен, – вслух повторил я для всех. – Да не волнуйтесь вы, Элка абсолютно безбашенная особа, она может в одних тапочках, с собакой, на такси укатить ночевать к подруге!

– Ну, тебе, наверное, лучше знать! – беспокойство испарилось с Женькиного разбитого лица.

– Мальчики, кушать?! – засуетилась Салима у печки.

– Неплохо было бы, – оживился Возлюбленный. – Неплохо.

Но мне не захотелось составить им компанию. Мне вообще ничего не хотелось. В коридоре я отодвинул изваяние-Надиру и вышел из квартиры.

– Эй, а мне что делать? – крикнул Женька мне вслед.

– Сиди тихо, кушай и не высовывайся. Жди Элку. Надеюсь, она знает, что делает.

Я хотел поехать в сарай, но по дороге передумал, представив, что полночи мне придется топить буржуйку, а потом мерзнуть в плохо прогретых стенах. Я приехал в квартиру к Ильичу, час провалялся в его джакузи, и завалился спать на просторном диване, не воспользовавшись постельным бельем.

Пару раз я набирал номер Беды, но автоматическая дама сменила репертуар, заявив, что «абонент отключил телефон». Я набрал ее домашний, но Салима, взявшая трубку, вздохнув, сказала, что Эллочки дома нет, что она первый раз не ночует дома.

Я поразмышлял над этим фактом и решил, что Беда завела любовника. Он был на машине и забрал ее от подъезда в тапочках и с собакой. Она завела любовника, и это ее ответ на мой геройский прыжок с балкона. Черт с ней. Нужно только забрать собаку. Это моя собака.

Проверки все-таки нагрянули.

На следующий день заявилась шумная комиссия из районо, и меня колбасили по полной программе: акты проверки, отчеты, прочие важные бумаги. Мне было простительно чего-то не знать или не ведать: ведь я же все-таки и.о. К полудню я обезумел, пошел перекусить в буфет и встретил там Ритку, которая брезгливо ковыряла манную кашу в тарелке.

– Ну, как? – кисло спросила она.

– Повешусь, – ответил я.

– Я тоже, – кивнула она. – У нас все на ушах, ищут твоего бомжа, ориентировки на каждом углу. С сегодняшнего дня объявлена операция «Сигнал», прочесывают все подвалы, чердаки и теплотрассы. Странно он как-то сбежал. По черной лестнице. Про нее только свои знают, и то, там дверь редко бывает открыта, только когда мусор выносят в контейнеры. – Она посмотрела на меня своими сверлящими глазами, и мне стало нехорошо. – И ведь кто-то на машине его там поджидал. Кто? Ведь не дружки же бомжи!

– Почему на машине? – я старался не смотреть ей в глаза. – Может, он ногами удрал?

– Наши там в округе такой чес устроили, что ногами бы он не удрал. И потом, видели, как двое в какую-то иномарь скакнули и с места рванули. Какую – не рассмотрели, темно было. Нет, все было запланировано.

– Да? – я, наконец, смог в упор уставиться на нее. – И землетряс запланирован? Ведь не тряхни вовремя, не случись паники, фиг бы он удрал!

Я смотрел на Ритку, а Ритка на меня – своим фирменным ментовским взглядом.

– А откуда ты, Дроздов, знаешь, что Возлюбленный сбежал во время землетряса? По телевизору об этом не докладывали.

Я открыл рот, закрыл, и мысленно попросил алтайских богов, чтобы и сейчас тряхнуло хорошенько. Я так привык, что трудные моменты моей жизни подкреплены подземными толчками!

– Я не знаю, я предположил. А что, было не так?

– Ладно, – Ритка отодвинула от себя тарелку с кашей. – Пойду я. Кстати, там твоя собака по двору круги пишет, ко всем бросается, скулит, тебя ищет.

– Рон?!

– Ну да. У тебя, что, две собаки?

– Собака одна. Имени два.

– Ну, это мне неведомо. – Она опять придвинула тарелку с кашей и ковырнула в ней вилкой. Впервые за все время общения с ней я услышал в ее голосе раздраженные нотки. Но мне некогда было думать об этом. Все-таки, Ритка была женщина, хоть и мент, и она имела право на перепады настроения.

– Держи, – я ссыпал ей в тарелку свои котлеты, но она не оценила мой рыцарский жест и мрачно заявила:

– Я на диете.

– Врешь, у тебя зарплата маленькая, – пошутил я, но Ритка не засмеялась в ответ, как всегда, а вилкой молча продолжала ковырять манку. Я уже пошел, когда она меня окликнула:

– Эй, Дроздов, тире Сазонов! Ребята из уголовки говорят, там много разных пальцев.

– Где?

– Да на пистолете этом, Макарове. И это пальцы не только бомжа этого.

Я разозлился.

– Ты не боишься разглашать служебную информацию?

– Не боюсь. – Она снова отодвинула от себя тарелку. – Убийство в школе! Дело на контроле у генерала.

Зачем она мне это сказала? Затем, что я – подозрительный тип с двумя фамилиями и темным прошлым. Я развернулся, и строевым шагом ушел из столовой.

В школьном дворе действительно носился Рон и громко лаял. Вообще-то, Рон не был брехливой собакой, поэтому я удивился тому, что он оглашает окрестности своим собачьим басом. Еще я удивился тому, что он был очень грязный. Его длинная белая шерсть свалялась серыми сосульками, которые появлялись у него осенью, в очень дождливые дни, когда на улице были грязные лужи. Сейчас кругом лежал белый снег, и я разозлился на Беду: где она таскала собаку? И с какой радости он прибежал? Рон бросился на меня, чуть не сбив с ног, и громко заскулил. На нем был ошейник, но не было поводка. Я оглянулся вокруг – может, и Элка бродит где-нибудь рядом? – но никого не увидел. Я открыл сарай, запустил туда Рона и сел на лежак. В дверь постучали, на пороге появилась Марина и сочувственно сообщила:

– Глеб Сергеевич, комиссия тир закрыла и опечатала. Говорят, до выяснения обстоятельств.

– Хрен с ним, с тиром, – я махнул рукой, давая понять, что она свободна, но Марина мялась на пороге.

– Хрен с ним, – повторил я жестче и набрал номер мобильного Беды.

«Абонент отключил...»

Я набрал домашний.

– Эллочки нет, Женечка спит, – грустно сообщила Салима.

Я набрал рабочий.

– Тягнибеда на работу не вышла, – сообщил голос, похожий на «абонент отключил...»

Я припомнил телефон ее подруги Ленки.

– Понятия не имею, – сказала Ленка простуженным голосом и добавила: – На твоем месте я бы не волновалась.

Я не стал уточнять, что она имеет в виду.

– Глеб Сергеевич, – только тут я заметил, что Марина еще не ушла.

– Что? – заорал я. – Что еще?

Марина вздрогнула, и глаза ее опасно повлажнели. Черт, я все время забываю, что не на плацу, а в женском коллективе.

– Извини, я думал, ты ушла.

– Там, – она махнула рукой в сторону школы, – один ученик стоит на подоконнике четвертого этажа и говорит, что спрыгнет, если ему... – она замолчала.

– Ну?! – я вдруг понял, что вполне могу залепить ей – жеманной и медлительной – звонкую пощечину.

– Если ему не принесут героин.

Я выскочил из сарая и помчался к школе.

– Глеб! – запищала сзади Марина. Я оглянулся на ходу. Она пыталась побежать за мной, но вместо этого дергалась на месте, словно прибитая к полу. Я вернулся и увидел, что высокая шпилька ее сапога намертво застряла в щели между досками пола. Рон отчаянно лаял: на меня, на Марину, на весь белый свет. Никогда в жизни он так не лаял. Я схватил Марину за ногу и дернул вверх. Она заорала, каблук отделился от пола.

– Петр Петрович! – к нам, запыхавшись, без верхней одежды, подбежала тучная Дора Гордеевна. – Пока вы тут барышень лапаете, там... – она пальцем-сосиской ткнула куда-то вверх.