Правосудие Бешеного

— Ты свободна, девочка моя, я позвоню! — кивнул Виолетте Гоча-Курды, и она послушно направилась к лифту.

Придя в себя, Долидзе с удивлением обнаружил, что лежит на полу со связанными руками и ногами. Во рту его торчал кляп, а на шею накинута петля, конец веревки тянулся к железному крюку, вбитому в потолок. На этом крюке раньше висел кожаный мешок, наполненный песком: первый муж Марьям всерьез занимался боксом.

— Ну, что, Доля, как ты себя чувствуешь? — с ироническим участием поинтересовался Гоча-Курды.

Тот лишь что-то промычал в ответ.

— Нормально, — с улыбкой «перевел» Горский.

— Сейчас освободят твой рот, а ты кричать не будешь… если согласен, кивни гривой. — Старый вор говорил спокойно, уверенно, без раздражения, он даже не смотрел в его сторону, словно действительно был увлечен изучением штык-ножа, подаренного ему Горским.

Не отводя испуганного взгляда от страшной «игрушки», Долидзе кивнул в знак согласия.

— Вынь у него кляп из пасти! — попросил Гоча своего помощника и сказал: Ответь, почему ты нарушил решение сходки? Ты же знал, что ожидает того, кто пошел против Гочи-Курды!

— Нугзар — мой друг! — восстанавливая дыхание, выдавил пленник.

Долидзе лукавил: у него никогда в жизни не было друзей, как, кстати, и у Джанашвили: «Рыбак рыбака видит издалека!» Бизнес и деньги, большие деньги — это все, что интересовало его в жизни! Ради денег он был готов на любое преступление. В данном случае он рисковал своей жизнью исключительно из-за денег, очень больших денег! Дело в том, что все его капиталы, добытые грабежами, рэкетом, обманом партнеров, перепродажей наркотиков, даже убийствами, находились в банке Джанашвили. Почему? Все по той же вечной причине, которая сгубила многих, — из-за неимоверной жадности!

Когда Джанашвили не был столь богатым и влиятельным: он только-только создавал свой банк и крепко нуждался в денежных средствах, они повстречались с Долидзе на одной криминальной разборке, где оба присутствовали в качестве консультантов, причем с разных, противоборствующих сторон. Дело удалось закончить миром, и новые знакомые, довольные таким исходом, решили отметить это событие. Хорошо выпив, они разговорились, и Долидзе мимоходом упомянул о своем желании вложить свои «накопленные непосильным трудом» сбережения в какое-нибудь надежное дело, намекнув при этом, что не прочь получить за это существенную благодарность.

Здесь требуется небольшое пояснение. Дело в том, что по всем воровским «понятиям» никто из настоящих жуликов никогда не заговорит о получении процентов. Причем совсем не важно, о ком идет речь — о себе самом или о должнике, у которого выбивается долг. Ни о каких процентах при возврате и разговор не заводится: только конкретная сумма, одолженная кредитором. Любой, кто заикнется о процентах, будет объявлен «ростовщиком». Поэтому-то желание Долидзе и звучало иносказательно, словно намек на получение благодарности за доброе дело.

Честно говоря, это воровское правило приводит автора в определенный тупик, и вот почему. Как же тогда можно охарактеризовать действия крутых ребят из криминального мира, которые при задержке выплаты должником своего долга ставят его «на счетчик»? Кто не слышал, что такое «поставить на счетчик», поясняю: каждый день просрочки увеличивает сумму долга на Некий процент!

Как же еще назвать этих крутых ребят, как не «ростовщиками», хотя они и прикрываются понятием штрафа.

— Значит, ты, как верный друг, наплевал на мое предупреждение и тут же сообщил Лысому Нуге о решении сходки?

— Прости, братан! — взмолился Долидзе.

— Бог простит! Ты, Доля, сам выбрал свою долю… — Гоча довольно улыбнулся. — Интересный поворотик! Прощай, Доля! — Гоча-Курды встал с кресла и направился к выходу, не обращая ни малейшего внимания на стоны и хрипы, раздавшиеся за его спиной.

Богомолов выполнил свое обещание, к концу дня сообщив Савелию все: и что это был за самолет, в котором улетел Нугзар, и по какому маршруту он отправился.

Джанашвили, зная, что криминальные авторитеты, выписав по его душу профессиональную бригаду киллеров из Питера, перекроют ему все ходы к отступлению, дозвонился до Велихова и, заклиная его всеми святыми и обещая золотые горы, выпросил надень принадлежащий Велихову небольшой реактивный самолет.

Собрав все имеющиеся у него ценные бумаги, валюту и драгоценности, Джанашвили набил ими большую сумку и отправился на аэродром Мячково. Он приказал Бахрушину обеспечить его самой надежной охраной, и белый бронированный «Линкольн» Нугзара сопровождало аж сразу четыре джипа с вооруженными охранниками. Костя Рокотов, ехавший в отдалении за этой внушительной кавалькадой, от нечего делать думал про себя — сколько же миллионов должен был нахапать Нугзар, коли он так себя оберегает?

Самолет с Джанашвили и его людьми долетел до Минска, там его дозаправили, и вскоре он пересек границу, отделяющую Восточную Европу от Западной. Самолет приземлился в Вене. Там его пассажиры высадились, и он уже пустой вернулся в Париж.

Это рассказал Савелию генерал Богомолов, а Савелий перекинул полученные новости Андрею Ростовскому. Ни Ростовский, ни кто другой из криминальных лидеров не поинтересовались, откуда у Савелия взялась эта информация. Их больше занимала плотно набитая спортивная сумка, с которой Нугзар покинул страну. Этой сумке суждено было стать наградой за уничтожение неугодного «законникам» Нуги.

Это только кажется, что Европа большая. На самом деле, по сравнению с нашими российскими просторами, где расстояния измеряются сутками нахождения в пути, Центральная Европа поражает своей уютной компактностью. Ее всю за день-другой можно проехать на машине.

По большому счету в Европе спрятаться гораздо труднее, чем в России. У нас отъехал от Москвы километров за сто, зашел в первую попавшуюся деревушку и живи, сколько тебе влезет; ни одна собака о тебе не узнает, лишь бы носа на люди не казал. А в Европе таких глухих уголков, как у нас, вовсе не осталось. Там почти везде цивилизация, даже самые заштатные деревни напоминают город.

В последние годы столько русских поселилось в Европе, столько наших туристов совершает туда свои шоп-набеги, столько бизнесменов завели совместные дела с тамошними деловыми людьми, что наших можно встретить буквально всюду: в любой стране, в каждом мало-мальски значительном городе. Как всем известно, с недавнего времени и наша братва полюбила тихую старушку Европу. Потеснив на некоторых территориях местных воров и бандитов, наш криминалитет уверенно чувствует себя там, где еще несколько лет назад никто не слышал звуков русской речи…

Принимая во внимание все вышеизложенное, не стоит удивляться, что не прошло и недели, как место, где в Европе затаился Джанашвили, уже вычислили.

Представители криминального мира разных стран, когда дело не касается профессиональной конкуренции, всегда помогают друг другу решать те или иные проблемы. Джанашвили собрался осесть в тихой и мирной Австрии, в уютном старинном городе Зальцбурге. Он расположен неподалеку от границы с Германией, и в случае потребности, всегда можно было ее пересечь и по отличному автобану добраться до шумного Мюнхена за пару часов. Мирский, который неплохо знал немецкий язык (этим, кстати, и был во многом определен выбор нынешнего места обитания, хотя у Нугзара имелась собственная вилла на Кипре), арендовал большой дом в окрестностях Зальцбурга — и троица русских «беженцев» поселилась в нем.

Джанашвили нервничал: ему даже здесь неспокойно было, и он требовал от Бахрушина, который теперь выполнял функции личного телохранителя Нугзара, чтобы тот постоянно проявлял бдительность. Это выражалось в том, что Палыч, вооружившись кольтом, по нескольку раз в день обходил по периметру всю ограду дома и осматривал установленные через каждые тридцать метров телекамеры наружного слежения. В первые дни Бахрушин делал это чуть ли не каждые два-три часа. Но потом они с Мирским приискали одного папенька — тот работал вышибало в местной пивной и вполне подходил для такой элементарной работы.