Правосудие Бешеного

— Все знали, что Амиран-Мартали был честным вором, никогда не кривил душой, был верен воровским «понятиям» и никого не предавал, даже эту паскуду, Лысого Нугу, за которого отсидел больше червонца. Вы все видели сейчас сделанную им запись. Может быть, кто-то сомневается в слове Амирана-Мартали?

Со всех сторон раздались голоса, что все доверяли и доверяют Амирану-Мартали.

— Так о чем может быть разговор? — продолжил Гоча-Курды. — Сам Амиран представил нам доказательства убийства своей жены и дочери! Как должны поступить воры, когда кто-то безвинно расправляется с их родными?

— А нэ могла эта гныда, я эмэю в виду Слюнявого, спэцыално подставыт Нугу? — попытался вставить Долидзе,

— Перед смертью кто соврет? — возразил ему Витя Камский. — Тем более такой трус, как Слюнявый!

— Короче, братва, если сходняк постановит, что Лысый Нуга и дальше может спокойно топтать нашу землю, то я, Гоча-Курды, сам раздавлю эту гниду! — твердо заявил дядя Амирана-Мартали о своем решении и тихо добавил: — И пусть кто-то попробует мне помешать! Вы меня знаете: своего слова Гоча-Курды никогда назад не брал и брать не будет!

— Я с тобой! — поддержал его Витя Камский.

— Я тоже! — тут же присоединился к ним старый «законник» Киса.

Провели голосование, и только трое оказались против.

Все, кто голосовал «за», конечно, сразу поняли, кто эти «противники», понимали также и то, что эти трое кавказцев, преданные Джанашвили, наверняка предупредят своего кореша Нугзара о том, что теперь ему не будет ни покоя, ни отдыха до тех пор, пока с него не снимут смертельную «объяву» или же он не отправится на тот свет. Больше всех это не устраивало Гочу-Курды, и он не стал пускать дело на самотек.

— Братишки, — обратился он к сходке, вставая со стула, — понимаю, что принятое нами решение не всех устраивает, и это вполне справедливо: решение не стодолларовая банкнота, чтобы всем нравиться! Однако решение принято, и его уже никто не может оспорить: ни менты, ни даже сам Папа Римский! Хочу сказать тем, кто намерен предупредить Лысого Нугу о нашем решении… — Гоча-Курды специально бросил взгляд в сторону Долидзе.

— А почэму на мэня смотрышь? — недовольно встрепенулся тот и быстро метнул взглядом по сидящим авторитетам, ища поддержки, но никто не улыбнулся, не произнес и слова в его защиту, даже его близкие приятели отвели взоры в сторону. — Рэшы-лы, значыт, рэшылы…

— Я к тому говорю, что не хочу, чтобы кто-то потом сделал вид, что не знал об этом… Для выполнения решения сходки предлагаю питерскую команду и беру это на себя…

Никто не возражал, и в тот же день Гоча-Курды связался со своим давним питерским приятелем Павлом Невским, который давно предлагал ему «мокрые» услуги, чтобы списать свой давний долг перед ним, идущий из тех далеких времен, когда они Тянули срок на одной «командировке»…

Собственно говоря, вне стен зоны помощь со стороны Гочи-Курды не стоила выеденного яйца: он выплатил за Павла, тогда еще не носившего прозвища Невский, проигранный тем карточный долг — тридцать пачек чая. На воле это чепуха. Но внутри зоны все отношения и понятия так обострены, что опустить человека, а то и отнять у него жизнь могут и за меньший долг…

Савелий собрался позвонить Богомолову и сообщить ему о решении, вынесенном воровской сходкой, однако вовремя передумал. Конечно, Богомолов был человеком, которому он всецело доверял, но кроме того, Константин Иванович был еще и генералом ФСБ. И не просто генералом, а еще и заместителем директора ФСБ. Зачем же ставить его в столь щекотливое положение?

Можно себе представить, какие неприятности посыплются на голову Богомолова, если как-нибудь случайно, а от случая никто не застрахован, станет известно, что ему, генералу ФСБ, было известно о воровской сходке, на которой приняли решение убить человека, да не просто человека, а крупного банкира и одновременно важного депутата, а заместитель директора ФСБ не принял никаких мер для предотвращения этого «злодейства». Жуть, что будет! Здесь пахнет не просто увольнением в отставку, а трибуналом!

А потому Савелий, не вдаваясь в детали, сообщил Богомолову, что до него дошли слухи о том, что Джанашвили готовятся убрать. Еще он сказал генералу, что Костя Рокотов, который по-прежнему отслеживал все передвижения Джанашвили в пределах Москвы, зафиксировал, как Нугзар в сопровождении своего начальника охраны Бахрушина и личного секретаря Мирского поехал на небольшой аэродром в Мячково. Там они сели в небольшой частный самолетик и отбыли в неизвестном направлении.

— Константин Иванович, хорошо бы помочь народу избавиться от этого кровопийцы, — сказал напоследок Савелий.

— Что ты имеешь в виду? — спросил генерал.

— Вот бы выяснить, куда этот самолетик полетел. У меня такое впечатление, что Джанашвили деру из России дал. Если они границу пересекали, то наверняка можно и их маршрут вычислить. Тем более что я, как вы помните, знаю, какие у него есть визы!

— Разве этого не достаточно?

— Я досконально разобрался в характере Джанашвили: это очень хитрая бестия, а потому знать об имеющихся визах — полдела. Имея шенгенскую визу, Нуга может всю Европу за неделю объехать и зарыться в какую-нибудь нору — ищи потом до скончания века… А вот маршрут самолета проследить — это да! Все намного упростится, я не прав? — Савелий был столь убедителен, что Богомолову ничего не оставалось, как согласиться.

— Ладно, уговорил! В какие страны визы?

— Австрия, Испания, Израиль и Франция, — перечислил Савелий.

— Распоряжусь, чтобы выяснили. Что думаешь теперь делать?

— А что, дел, что ли, мало? — ухмыльнулся Савелий. — На мой век хватит. Можно на Кавказ по старой памяти махнуть. Можно в Югославию съездить — там у меня друг хороший живет, помочь бы ему не мешало… Я чувствую, американцы там такую еще кашу заварят, что всей Европой не расхлебаешь!

— А в Москве не хочешь оставаться? Тут тоже весело. — В голосе Богомолова слышалась явная усмешка.

— Да, весело… — в тон ему подхватил Говорков, — для лягушек! Страшнее болота, чем наша политика, я еще не видел. Обрыдла мне Москва, прогнило тут все. Пока новые люди к власти не придут, боюсь, ничего здесь не изменится…

— Ладно, ты не очень-то раскисай! — попытался подбодрить его Богомолов. — А то вдруг перестанешь быть Бешеным, самому же противно будет.

— Я не раскисаю, я так, размышляю… Устал, наверное. Впрочем, все это ерунда… Константин Иванович, я перезвоню насчет того самолетика?

— Дай мне полдня, я все выясню.

— Тогда до связи!

Узнав, что Джанашвили исчез из страны, Гоча-Курды моментально вычислил, кто мог нарушить условие сходки: с его подачи, троих кавказцев, проголосовавших против устранения Джанашвили, пасли доверенные люди Вити Камского. Причем не примитивно пасли, а пригласили их всех в ресторан, чтобы отпраздновать «день рождения» Старшего. Отказался только Долидзе. Не выпускать его из виду Гоча-Курды поручил своему самому надежному помощнику — Кириллу Горскому, отвоевавшему два года в Чечне в спецразведке.

Горский проследил, как Долидзе, покинув сходку, сразу кинулся звонить, а затем профессионально выследил, куда тот попытался скрыться. Выяснив, что квартира принадлежит Марьям, одной из любовниц Долидзе, которая сейчас отсутствовала, доложил обо всем по мобильному Гоче-Курды. Тот попросил его дождаться и вскоре приехал, прихватив с собой свою симпатичную подругу Виолетту, которая часто исполняла для него некоторые поручения, идущие вразрез с законом.

Выключив свет на площадке, они поднялись на нужный этаж, позвонили и вскоре услышали чуть настороженный голос Долидзе:

— Кто там?

— Это я, милый! -ласково отозвалась Виолетта.

— Марьям? — неуверенно спросил Долидзе и заглянул в дверной глазок: в полумраке ему удалось только рассмотреть женский силуэт. — Ты что, ключи потеряла?

— Нет, забыла…

— Хорошо…

Застучали засовы. Как только дверь подалась, Горский резко толкнул ее плечом, сбил с ног Долидзе, ворвался внутрь, перехватил его руку и ловким приемом так сильно заломил за спину, что Доля потерял сознание.