Свинцовые тюльпаны

— Из прокуратуры мы, аксакал! Полковник Мурзаев, со мной капитан еще. Двое!

— И майор! — хмыкнув, подхватил новый собеседник. Старший на него, видимо, цыкнул, и тот быстро замолк.

— А-а, — уважительно протянул старик, кивая собеседникам, словно они могли видеть выражение его лица. — Из самой прокуратуры? Ну, дела… А из какой? Часом, не из столичной?

— Из генеральной, дед! — терпение начало покидать приехавших. — Открывай быстрей, нам еще по другим домам пройтись надо!

— Из генеральной прокуратуры?! — ахнул старичок, а сам покрепче сжал ружье. — А что случилось, сынки? Видать, серьезное что-то, раз в такую рань приехали?

После непродолжительной паузы приехавший ответил:

— Ребенок пропал один, его и ищем! Не у тебя он? А, дед?

Хозяин вздрогнул и навел на голос оружие. Морщины на суровом лице стали еще глубже. Ребенка им подавай!

— Нет, сынки. Я тут один живу. Не видел никакого ребенка. Вот скоро сын из города приедет… — сочинял он на ходу. — С друзьями… и подтвердит. Он у меня в госбезопасности служит.

— Дед!!! Ну, все! Пеняй на себя! Ворота выламываем на хрен!

— Хорошо, хорошо! Погодите ломать! Сейчас, ребятки, открою… — старичок медленно стал отходить к дому, подняв стволы на уровень груди и целясь в калитку. — Открою! А как же иначе… Прокуратуру мы уважаем, тем более сам «полковник» приехал… Вот только ключик от замка найду… куда ж он запропастился-то… вот беда!

Шорох с наружной стороны усилился, на верхнюю кромку ограды, обитую сталью, легли чьи-то пальцы, затем показалась круглая голова в кепке.

Старик качнул ружьем кверху и нажал на спуск, целясь в рассветное небо. Гулко бабахнуло, отозвавшись эхом в оконных стеклах. Пороховая гарь сизыми прожилками повисла в неподвижном утреннем воздухе. Башка незваного гостя мигом скрылась, из-за забора раздались нецензурная брань и топот ног. И почти сразу же два звонких хлопка ударили по стеклам, заставив их снова жалобно звякнуть.

На глазах у хозяина свежевыкрашенные в голубой цвет доски вспухли щепками вокруг двух неаккуратных отверстий, пропуская сквозь себя пистолетные пули. Противно свистнули кусочки металла совсем рядом. Один из них попал в ступеньку, на которой только что стояла его нога, обутая в резиновую калошу. Второй пропал где-то в кустах крыжовника за спиной. «Выходит, серьезно все, — мелькнуло в голове Семеныча. — Надо Оленьку мою спасать. И ребенка. Надо же: там не поймали мальца, так сюда пришли! Сдался он им, гадам… Ведь несмышленыш еще! И откуда про нас узнали, я ж никому… Неужели кто-то из посольства продал?»

Нащупав плечом дверной косяк, дед отшагнул в дверной проем и снова пальнул в воздух. Два-два — словно в футболе, он сравнял счет в перестрелке и скрылся в жилище, прихватив с собой брыкающуюся собаку.

Закинув разряженную двустволку на плечо, старик торопливо запер двери на все замки и засовы. Даже древний крючок замкнул. Обернулся и увидел бледное лицо супруги, прижимавшей к себе хныкающего ребенка, которого разбудили выстрелы.

— Собирайся, мать! — хмуро бросил он, доставая из кармана телогрейки патроны. — Бери мальчишку и иди в подпол. Авось выстоим до прихода милиции.

Седая женщина хотела что-то возразить, но, встретившись с мужем глазами, все поняла. Лишь крепче прижала к себе плачущее дитя. Никакой милиции не будет, никакая помощь не придет. Единственный шанс на спасение — не дать отморозкам войти в дом, на что шансов очень мало.

— К окнам не подходи, — предупредил ее старик, готовя оружие к бою. И уже тише, себе под нос добавил: — Надеюсь, решетки выдержат…

— А может, все-таки позвонить в дежурную часть? Не все же сволочи, не все же разбежались? А?

Семеныч пожал плечами:

— Позвони, хуже не будет. Только быстро. Потом марш в подвал. И пригнись, не маячь!

Со двора донеслись металлический лязг засова и знакомые скрипы распахиваемых ворот — негодяи уже близко. С чего начнут? Сразу в дверь ломиться станут? Или поищут брешь в обороне?

Хозяин дома на всякий случай прижался к стене коридора и бочком отодвинулся ко входу в комнату, в которой можно было укрыться от пуль. В глубине жилища супруга уже пыталась объясняться с кем-то по телефону. Настороженно ворчала Кнопка. Дед отыскал взглядом мальчика, усаженного заботливой бабулей в самом дальнем углу на подстеленную на пол подушку. Подмигнул ему, улыбнулся. Мальчик перестал тереть глаза кулаками и доверчиво поглядел на деда.

— Не боись, внучек, прорвемся! — Семеныч говорил по-киргизски громким шепотом, чтобы не выдать случайно своего расположения. — Только ушки руками закрой крепко-крепко, хорошо?

Малыш услышал его и послушался, обхватил маленькими ладошками свою голову. И очень вовремя это сделал, поскольку уже через секунду двери с треском содрогнулись и, обильно швыряясь кусками ваты, дерматиновой обивки и пыли, покрылись пулевыми отверстиями. С грохотом разлетелось стекло в серванте, стоявшем в зале на линии огня, посыпался осколками сервиз. Качнулась и рухнула на пол тяжелая глиняная ваза, добавив децибелов в общий шум. Сбитая со стены штукатурка осыпалась пачкающим дождем на линолеум, в воздухе закружился хоровод из обрывков бумажных обоев.

Старик поспешно, насколько позволяла физическая форма, юркнул в укрытие и уже оттуда, пригнувшись, оценил результаты обстрела.

Враг бил по замкам, и если бы старик в свое время не проявил прозорливость, теперь мог бы идти врукопашную: оба запора были безвозвратно испорчены. Врезной вывернулся покореженными латунными внутренностями, почти утратив свою функцию, а накладной и вовсе слетел со своего места, увлеченный пулей. С наружной стороны рванули за ручку. Не тут-то было! Семеныч злорадно ухмыльнулся — крепкий металлический засов с улицы не вычислить по замочным скважинам, попасть в него так просто не получится.

Нападающий в сердцах пальнул еще разок наугад, снова дернул дверь — с таким же результатом.

— Антоша, — послышался шепот бабы Оли над самым ухом деда так неожиданно, что тот вздрогнул. — Что творится, а? Зачем они к нам пристали? Разве мы им что-то плохое сделали? Всю жизнь ведь здесь проработали, вместе и строили, и учили, и лечили… А теперь враги?

Отвлеченный атакой, дед не заметил, как старушка практически на четвереньках подползла к нему, прижалась влажной от слез щекой к плечу. Он поначалу нахмурился — мол, не до нежностей сейчас, — но потом разжал судорожно сжимавшие приклад пальцы и обнял супругу.

— Не рви себе душу, — мягко сказал он. — Мы везде чужаки. Такая у нас, видимо, доля. И здесь мы никогда своими не станем — и там, в России, никому не нужны. Не плачь, родная. Бери малыша и спускайтесь вниз. А я уж посижу здесь, вас покараулю.

— Антошенька! — снова залилась слезами старушка. Прильнула сильнее к мужу, но ослушаться его не посмела. Лишь прижалась крепко сухими губами к его небритой щеке, словно прощаясь. И отползла обратно к притихшему в углу соседскому мальчишке.

Почти одновременно вылетело стекло от удара булыжником в одной из комнат, и во входную дверь шарахнул топор, найденный, скорее всего, в хозяйском гараже. И еще раз, и еще, с хрустом и треском разламывая осиновые доски.

— Скорее, скорей! — громко зашипел Семеныч, вертя головой то в сторону начавшей поддаваться двери, то в сторону поспешно карабкающейся в подвал супруги. Подобрав подол и сидя на краю люка, та, приглушенно охая, нащупывала ногой ступеньку.

— Да шагай уже! — почти зарычал старик, чувствуя, что не успевает спрятать семейство. Обнаглевшим бандитам осталось совсем немного постараться, чтобы проникнуть в дом и застать в нем и женщину, и ребенка. Этого хозяин допустить не мог. Перекрестившись, он вскинул ружье и прицелился.

Стрелять надо. Но это означало бить в человека, пусть даже человеческого в нем не было ни капли. Руки задрожали, и ствол опустился сам собой…

Дед обернулся к лазу, в котором продолжала возиться пожилая женщина. Эх, не успеют… Стиснул зубы и уже решительно навел стволы в сторону входа. Взял пониже, чтобы по ногам попасть и не убить нечаянно.