Свинцовые тюльпаны

Новикова поначалу расстроил ее боязливо-настороженный взгляд. Он ведь не собирался делать ничего плохого, а она так отреагировала. Чудачка. Потом до него дошло — вряд ли она скоро научится снова доверять людям после того, что ей пришлось испытать. В очередной раз обругав себя за тупость, он как можно мягче улыбнулся девушке и предложил:

— Юля, а давайте на «ты» перейдем? Так, мне кажется, проще будет. Хорошо?

Девушка после недолгих размышлений в знак согласия качнула головой.

— Вот и славно, — еще раз улыбнулся Владимир, не делая больше попыток приблизиться. — Юля, послушай меня, пожалуйста. У тебя много синяков. Я не спрашиваю, откуда они взялись, — если захочешь, ты потом все расскажешь. Сейчас важно не пропустить более тяжелых травм, понимаешь? Давай так начнем: я задам тебе пару вопросов, а ты мне на них честно ответишь. Договорились? Буду спрашивать только про здоровье, ладно?

Теперь Юле потребовалось несколько большее время на раздумье. Поколебавшись, она снова кивнула. Но недоверие во взгляде осталось.

Новиков ее не узнавал: ведь только что, когда ковырялись втроем у него в боку, она вела себя как нормальный, обычный человек. Даже на шутки Злого реагировала естественно. А теперь закрылась, ощетинилась, как еж пустынный. Молчит и сверлит ярко-синим глазом в багрово-фиолетовом обрамлении опухших век.

— Где сейчас болит больше всего? Можешь указать рукой место?

Бывшая пленница неуверенно подняла руку и указала осторожно себе за спину.

— Там? — уточнил Новиков. — Спина болит? А живот? Нет?..

Пришлось эскулапу призадуматься. Как осмотреть пациента, если его нельзя осмотреть? Вспомнился отчего-то «Горячий снег» Бондарева, где главная героиня застрелила себя, лишь бы сослуживцы не стали перевязывать ей рану и не увидели ее голой.

— …А вот так попробуй, — доктор попросил Юлию резко вдохнуть. — Ага, понятно. Перелома ребер у тебя, скорее всего, нет. Болят синяки — там же они есть, да?.. Послушать бы легкие.

Встретив немой отказ, Владимир вздохнул и грустно покачал головой.

— Твое решение. Только смотри, если вдруг хуже станет — не скрывай, ладно?

Насильно мил не будешь. Доктора слегка утомили расспросы, и он присел на операционный «стол». Чуть не рухнул вместе со сдвинувшимися с места пустыми носилками — благо вовремя спохватился. Ругнулся про себя матом — вслух при женщинах он этого не делал никогда.

— Давай хоть глаз твой поглядим, — почти взмолился он. — Не дай бог гематома нагноится. Потом такая каша может быть — мама не горюй! Да кому я рассказываю — ты же и сама все знаешь прекрасно.

На этот раз отказываться бывшая рабыня не стала. Пересилив себя, она придвинулась к врачу и даже задрала вверх подбородок, чтобы ему виднее было измочаленное личико.

Пока Владимир осторожно мял пальцами носик и скулы, пытался заглянуть под сдавленные веки, Юля стояла неподвижно, даже не ойкала. Доктор от этого настолько осмелел, что позволил себе снова полезть с расспросами.

— Юль, а ты ведь не местная, да? У тебя есть родственники? Семья?

Мягко и грациозно отстранившись от рук в резиновых перчатках, девушка шагнула подальше от Новикова. «Осмотр закончен, лимит доверия исчерпан, — догадался врач. — И никакого разговора не состоится».

Из-под полога, прикрывающего вход, показалась голова Злого, оглядела присутствующих, лукаво подмигнула Владимиру.

— Командир беспокоился о нашей гостье, — доложил о результатах выполнения просьбы спецназовец. — Спрашивал, когда ее можно в больницу отвезти?

Новиков, испытывая огорчение, стянул с рук перчатки, бросил их в сердцах на ящик. Неверие майора в его профессионализм основательно подпортило настроение.

— Да хоть сейчас, — хмуро ответил он. — Мне же лучше — крайним не буду, если что не так. Пускай умные доктора разбираются. Куда уж нам…

Боец, принесший вести от начальства, задумчиво захлопал белесыми ресницами.

— Во-от оно что, — протянул он. — А куда везти лучше?

— Лучше? — усмехнулся Владимир. Перспектива расставания с новой знакомой огорчила его даже больше, чем он мог предположить. — Лучше сразу в Москву. Или в Питер. Новосибирск — тоже неплохо и даже ближе отсюда…

— Шуточки у тебя, Док, — растянул пухлые губы в улыбке спецназовец. — Мне ж задачу поставили: отвезти в больничку, пока ты в себя не придешь. А в которую — понятия не имею. По дружбе подскажи…

— Никуда я отсюда не поеду, — вдруг вмешалась девушка. По ее интонации сразу стало понятно — она снова напугана, и уговорить ее изменить свое решение невозможно. Если только силой в машину бросить. Но такие меры никто, естественно, применять не собирался. Новиков все же сделал слабую попытку переговоров, но был так же недвусмысленно отшит.

— Никуда я не поеду, слышите? — в отчаянии повторила Юлия, убираясь на всякий случай подальше от военных. — Вы такие же, как они! Вы снова хотите меня продать!

У Владимира отвисла челюсть. Злой еще шире растянул губищи.

— Вот тебе и раз, — изумился он. — Док, а мы сами не догадались, что можно денег заработать! Слушай, у меня план родился. Давай ты Юльку продавать будешь, а я возвращать. Неразменная монетка такая получится. Знаешь, как можно подняться!

Поскольку никто, кроме него самого, на шутку не отреагировал, Злой поспешил замять ее:

— Ладно, не дуйтесь. Я вас развеселить хотел, только и всего. Не хочешь ехать — не надо. Оставайся. Думаю, доктор только рад будет помощнице, тем более такой ловкой и грамотной. И красивой. Правда, Док?

Новиков не ответил, все еще хмурясь.

— А сюда посторонних медиков приводить есть необходимость? — осторожно поинтересовался Злой. — Только без обид, хорошо? Я просто на всякий случай спрашиваю. Не хотелось, чтобы чужаки тут крутились…

— Я в порядке, — оборвал Злого Новиков. — Ты сам видел — рана пустячная, заживет. Я уже полностью готов службу нести. Так командиру и доложи. Юлю везти никуда не надо, я ей помогу… если она, конечно, захочет этого.

— Вот и славно! Удачи вам! — обрадовался спецназовец и скрылся в ночи. Для него это был идеальный вариант решения вопроса.

Владимир, обиженно уйдя в себя, принялся рыться в укладках. Девушка так и осталась стоять в дальнем углу палатки. Вокруг установилась тишина, нарушаемая лишь стрекотом насекомых да весенним пением лягушек.

— Мне некуда идти, — неожиданно прошептала недавняя пленница. В уголках ее «разукрашенных» глаз заблестели слезинки. — Теперь некуда.

Врач продолжал сопеть, делая вид, что очень занят. Хоть в душе от жалости и заскребли кошки, он не проронил ни слова. Только мельком, чтобы не заметила Юлия, глянул в ее сторону. Приметил покатившиеся по щекам слезы и не выдержал:

— А раньше? Раньше было куда идти? Родные, друзья, знакомые… Что с ними случилось?

Девушка молча принялась глотать слезы. Врач пожал плечами, тут же скривив физиономию: он чуть не забыл про подарок киргизского омоновца — дырку в боку. Снова принялся копошиться в медикаментах.

Пленница горько усмехнулась:

— Друзья… их, наверное, и не было никогда. Обо мне никто не вспомнил после того, как я пропала. Ни от кого помощи не было. А семья… Семью я убила. Сама. Дура.

— Ну-ну, — Владимир отвлекся от своих дел и укоризненно покачал головой. — Не стоит так говорить. Что значит убила?

— То и значит.

Новикову стало малость не по себе — если верить ее словам, то он проникся симпатией к уголовнице! Убийце! Бред. Не может такого быть. Оторопев от жутких предположений, молодой человек уточнил:

— Что, прямо так взяла и… всех?

Тут же понял, что глупее вопрос сложно было придумать. Смутился и постарался смягчить ситуацию. Вышло еще хуже.

— Не хочешь, не отвечай. А из-за чего все?

Юлия отвернулась куда-то в сторону, голос ее звучал глухо и низко:

— Из-за любви.

Ответ поставил Новикова в тупик. Что-то еще уточнять расхотелось. Нет, дикое любопытство распирало, конечно: он совсем не отказался бы знать мотив и другие детали. Но стало как-то тошно. Видимо, Владимир построил в своей голове идеальный образ новой знакомой, и разочаровываться в своих представлениях о ней было очень нелегко.