Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Аслану был двадцать один год. По национальности он был чеченец, родом из Грозного и жил там же. Полгода назад он приехал в Киев к своему товарищу, учившемуся в институте. В корпусах общежития завязалась потасовка между арабами и чеченцами, в которой участвовало около сотни человек. В результате один араб был убит, а другой порезан ножом. И Аслан по этому обвинению находился в тюрьме. Никаких признательных показаний он не давал. Каких-либо свидетелей не было, за исключением одного араба, который написал, что видел нож у Аслана, когда тот был повёрнут к нему спиной. Как говорил Аслан, судья открыто предлагала ему семь лет в обмен на признание вины. Но он утверждал о собственной невиновности.

Аслан ранее не был судим. Никакого отношения к преступному миру не имел. Но по характеру был лидер и, видимо, поэтому заключёнными с левой половины камеры, называющими себя «босотой», выбран на роль «руля». Правой его рукой был Саид, тоже чеченец — ростом на голову выше и на девять лет старше. И они вдвоём неплохо контролировали обстановку в камере. Я с Асланом сразу обсудил: «У вас свой движ, а у меня свой движ. И наши движи не пересекаются». Аслан понял, почему я здесь, и мы договорились ничего не делать ни во вред, ни на пользу милиции.

Бóльшая часть камеры была передана в моё распоряжение. Я, в свою очередь, Аслану ни в чём не отказывал — ни в сигаретах, ни в чае, ни в продуктах, — к чему он относился очень скромно.

Аслан говорил, что он плохо относится к русским. Что они убили почти всю его семью, когда бомбили Грозный. Что прятались в подвале и грелись возле буржуйки. Он говорил, что не имеет в виду меня. А просто к русским. Говорил, что хочет, чтобы Чечня была свободной. И соглашался, что все богатые чеченцы живут в Москве. После этого мы друг другу улыбались. И он говорил: «Ну, ладно. Я пошёл делать движь».

«Движь» у Аслана и Саида был свой. В тюрьме было ещё несколько чеченцев, и они друг друга держались. Помогали друг другу, переписывались по тюремной почте.

Аслан делал всю работу, которую, как считалось, подобало делать смотрящему в камере.

Когда заходил разговор о «воровской жизни», он улыбался и поддерживал меня, что, как и я, поддерживает воровские традиции частично. Людям помогать надо, а воровать нельзя. Он себя называл «мужиком». Я себя называл «барыгой». И вся «босота» начинала меня разубеждать, что это не так, высказывая мне, что барыга — это тот, кто торгует краденым или продаёт наркотики. Аслан улыбался и говорил, что он пошёл делать «тюремный движь», доставая из отсека стола бульбулятор. А Саид приглашал меня присоединиться. Я же шёл делать свой «движ» — читать обвинительное заключение перед рассмотрением следующих эпизодов Гирныка и Олейника.

В обвинительном заключении в мотив причинения телесных повреждений Гирныку и Олейнику было положено наличие хозяйственного спора между двумя самостоятельными субъектами хозяйственной деятельности — ООО «Рико» и ООО «Линда» — и написано буквально следующее:

«Для согласования спорных вопросов Гирнык и Олейник в конце февраля 1999 г. встретились с Шагиным в помещении ООО “Топ-Сервис” на ул. Гайдара, 6 в г. Киеве. Шагин отказался обеспечить возмещение долга ООО “Линда”, настаивал на получении ООО “Рико” мазута и пригрозил при помощи судебного решения довести до банкротства ООО “Рико”, а также предупредил о возможных других негативных последствиях…»

«Чтобы продемонстрировать свои возможности влияния на Гирныка и заставить его отказаться от решений спора в суде, у Шагина возник преступный умысел на причинение ему перед встречей телесных повреждений…»

«Чтобы принудить Олейника прекратить активную деятельность в интересах ООО “Рико” перед рассмотрением дела в арбитражном суде, назначенном на 18 мая 1999 года, у Шагина в мае 1999 года возник преступный умысел на причинение Олейнику телесных повреждений…»

«И с заказом на причинение Гирныку и Олейнику телесных повреждений Шагин обратился к Макарову…»

Я снова попросил Лясковскую позволить мне реализовать своё право на дачу показаний в свою защиту, в которых я хотел сказать, что не имею никакого отношения ни к ООО «Рико», ни к ООО «Линда», не принимал участия в их хозяйственных спорах и в их хозяйственной деятельности и не обращался к Макарову по поводу причинения Гирныку и Олейнику телесных повреждений. Что вообще какие-либо показания Макарова в деле отсутствуют, как и сам Макаров, и на следствии, и в суде.

И что я и Демьяненко встречались с Гирныком и людьми, присутствующими с ним, по просьбе Фиалковского без назначения с моей и Демьяненко стороны и Гирныка встречи. И только потому, что в кабинете у Фиалковского последний попросил меня и Демьяненко поговорить и выслушать Гирныка и тех, кто с ним будет присутствовать, так как Гирнык ожидает встречи с Фиалковским в вестибюле, а последнего, как он сказал, срочно вызвали в Верховную Раду. И содержание разговора передать Фиалковскому по его возвращению. И где я с Гирныком и познакомился и рекомендовал ему все спорные вопросы решать через суд. И всем присутствующим, если в их числе был Олейник, которого я не помню ни по фамилии, ни наглядно.

Всё это в свою защиту в своих показаниях я хотел сказать суду, но судья мне сказала:

— Сядьте, Шагин. Вам ещё будет дано слово.

И начала допрос с Рудько, который по обвинительному заключению совершил нападение на Олейника.

— Встаньте, Рудько. — сказала Лясковская. — Что Вы можете сказать о причинении телесных повреждений Олейнику?

Рудько встал и начал смотреть на судью.

— Вы обвиняетесь в этом преступлении. Вы совершали нападение на Олейника? — спросила Рудько Лясковская.

— Я три раза писал заявление на начальника СИЗО, но меня так и не лечат, — сказал Рудько.

— Нападение на Олейника Вы совершали? — ещё раз спросила Лясковская.

— Нет, — кто-то подсказал Рудько из присутствующих в клетке.

— Нет, — ответил Рудько.

«Я нападение на Олейника не совершал», — продиктовала секретарю судья.

— Что Вы можете сказать о нападении на Олейника, или что Вам известно о нападении на Олейника? — поправилась судья.

— Ничего, — кто-то подсказал в клетке. И Рудько оглянулся, как будто желая переспросить.

— Так, кто там, Моисеенко? Рудько сам знает, что ему отвечать. Сейчас отправитесь за Вишневским.

— Я ничего не сделал, Ваша честь, — сказал Моисеенко.

— Сядьте, Моисеенко. Отвечайте, Рудько. Что Вам известно о нападении на Олейника?

— Ничего, — сказал Рудько.

«Мне ничего не известно о нападении на Олейника», — продиктовала секретарю судья.

— Есть вопросы к Рудько? — Лясковская посмотрела на прокурора.

— Да, Ваша честь, — сказал Соляник. И попросил огласить показания Рудько, данные им на предварительном следствии.

Из показаний следовало, что Рудько по предложению Ружина, который сообщил ему, что это нужно Шагину, за 500 долларов совершил нападение на Олейника в подъезде его дома. Нанёс удары в разные части тела, после чего Олейник убежал вверх по лестнице. А Рудько вышел из подъезда и скрылся с места преступления.

— Вы давали такие показания? — спросил прокурор. И Рудько замотал головой.

— Это Ваша подпись? Покажите ему, — сказала Лясковская.

Секретарь поднесла к клетке том дела. И Рудько сначала закивал, а потом замотал головой.

— Ещё вопросы? — сказала Лясковская.

Адвокат у Рудько в суде был государственный, предоставленный ему бесплатно одной из юридических контор за символическую плату из бюджета — две гривны в час. Она получила от Рудько конкретные ответы, что его били на предварительном следствии. Что подписи его. Он подписывал, что ему говорили. И не помнит, что подписывал. И что ему не было предоставлено никакого адвоката.

После этого суд перешел к допросу Ружина, который в первичных показаниях написал, что слышал мою фамилию от Лазаренко и получил от него 500 долларов, которые после исполнения заказа на причинение телесных повреждений Олейнику передал Рудько.