Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

Его родственник Демьяненко, один из учредителей ООО «Топ-Сервис», познакомил его со Стариковым, который сказал, что может такую информацию собрать за 500 долларов в неделю. Точнее, Старикова Демьяненко представил Ляшенко как директора станции техобслуживания американских автомобилей, на которой Ляшенко ремонтировал свой «Форд Мустанг». И в процессе развития отношений Стариков сказал, что может оказать такую услугу.

Через некоторое время Ляшенко узнал от Старикова, что Хвацкий имеет в Киеве две квартиры, что он предположительно гомосексуалист и имеет двух любовников. И адреса фирм и банков, которые он посещает, и частных квартир.

А потом Хвацкого убили, и Стариков стал требовать у Ляшенко 10 тысяч долларов как отступную за то, что как будто тот его подставил, то есть его людей, которые занимались сбором информации, и теперь к ним могут быть вопросы от правоохранительных органов, чтобы уладить этот вопрос с милицией.

Чтобы быстрее развязаться от Старикова и от этой неприятной ситуации, Ляшенко отдал ему деньги.

Примерно такие показания Ляшенко давал в различных вариациях, но неизменные по сути на всём периоде следствия.

Стариков же в первых показаниях на следствии сообщил, что убийство Хвацкого за 10 тысяч долларов ему заказал Ляшенко.

Во вторых, что все убийства ему заказывал Шагин.

И в третьих он подтверждал показания Ляшенко, только ссылался на то, что действовал по поручению Макарова, в отношениях с которым состоял как начальник и подчинённый. И тот занимался организацией сбора информации через своих милиционеров. А также отправлял его к Ляшенко за отступной после убийства Хвацкого, о чём Макаров сказал, что узнал от МВД. У прокурора к Ляшенко был вопрос: почему он с такой просьбой обратился к Старикову, директору автостанции техобслуживания, а, например, не к какому-то сыскному агентству?

Ляшенко ответил, что Стариков не раз указывал, что у них хорошая служба безопасности и связи в МВД, когда встал вопрос оставлять его дорогой автомобиль на станции. И ему было удобно, что Стариков может оказать такую услугу. Так как с сыскного агентства информация могла попасть к Хвацкому, как это бывает, что его пробивают. И это могло бы отразиться негативно на отношении Хвацкого к нему. То есть ему так было удобно.

На вопрос прокурора, почему он не обратился в милицию с вымогательством у него 10 тысяч долларов, Ляшенко ответил, что не хотел связываться с милицией и навлекать на себя подозрение. Посчитал, что лучше отдать деньги и забыть, но потом пожалел, что так не сделал, поскольку впоследствии Макаров не раз требовал и брал у него деньги для улаживания вопроса с милицией о снятии с его людей подозрений.

На вопрос прокурора к Старикову, что он давал показания, что его били, чтобы он оговаривал Шагина, а он дал показания против Ляшенко, Стариков ответил, что ему говорили, какие показания на Шагина, а какие — на Ляшенко.

На вопрос прокурора, почему он потом написал, что все убийства ему заказывал Шагин, Стариков ответил, что уже забыл, кто чего ему заказывал, как от него хотели оперативные работники, и в ИВС в присутствии ими навязанного адвоката написал, что всё ему заказывал Шагин. А потом в СИЗО в присутствии адвоката, нанятого через знакомых его родственниками, он дал те показания, которые сейчас он подтверждает в суде: что ни Шагин, ни Ляшенко ему убийств не заказывали.

Далее суд перешёл к допросу Середенко и Моисеенко, которым вменялось исполнение убийства Хвацкого.

Середенко в суде сказал, что по поручению Макарова, которому он был должен деньги за ремонт автомобиля «БМВ», отрабатывая, в том числе несколько раз подвозил Моисеенко по адресам, которые указывал Макаров, для отслеживания одного бизнесмена, чем занимался Моисеенко. Середенко отрицал, что что-либо знал о совершении убийства, и отрицал своё участие в убийстве.

Моисеенко в суде сказал, что он по указанию Макарова отслеживал Хвацкого. Установил, что тот — гомосексуалист. Он, Моисеенко, сидел на дереве, заглядывая в окно. Имеет несколько любовников. А также — что Хвацкий носит при себе крупные суммы денег, которые он заносит и выносит из квартиры в полиэтиленовых пакетах. Он видел через просвет жалюзи, как деньги пересчитываются за кухонным столом. Всю собранную информацию он передавал Макарову. Какого-либо участия в убийстве Хвацкого он не принимал. При задержании всё это рассказал милиции. Но его побоями заставили признаться в убийстве, оговорить себя, Середенко и Старикова, при этом уменьшая роль Макарова, о котором они просто не хотели слышать, что они планировали убийство Хвацкого на станции техобслуживания и дали ему для этой цели пистолет. Как только он попал в СИЗО из РОВД и ИВС, он дал следователю те показания, которые подтверждает в суде.

В этот же день были опрошены два свидетеля убийства Хвацкого.

Совершеннолетний молодой человек, которому тогда было 14, — он давал показания, что, сидя в подъезде на батарее в момент убийства, видел стрелявшего. Но описывал не схожего человека с Моисеенко и не опознал его в суде.

А также свидетель, который видел покушавшегося при первой неудачной попытке убить Хвацкого, при которой, по версии следствия, у Моисеенко заклинило пистолет. Сидя в клетке, Моисеенко назвал его «пидарасом».

В зал зашёл культурный, с длинными, вьющимися, аккуратно уложенными волосами молодой человек в джинсах, рубашке и с серёжкой в ухе. И на вопрос, этот ли человек пытался убить Хвацкого при первой попытке (и судья попросила встать Моисеенко), свидетель сказал, что нет.

Поскольку из показаний свидетеля следовало, что он видел удалявшегося человека от Хвацкого, а со слов Хвацкого узнал, что это был, видимо, душевнобольной человек, который направил на него пистолет, а потом начал корчить рожи и большими прыжками скрылся из вида, что соответствовало показаниям Моисеенко на видеовоспроизведении, прокурор спросил, как Моисеенко это может объяснить. Моисеенко объяснил, что милиция заставляла его корчить рожи и разыгрывать из себя идиота.

Мотив убийства Хвацкого был написан в обвинении Ляшенко как из неприязненных отношений.

На месте преступления были изъяты 300 тысяч долларов, которые на следующий день исчезли из оружейной комнаты Московского РОВД. Из оглашённых объяснительных сотрудников милиции по этому поводу один написал, что сдавал, второй написал, что не принимал.

Учитывая, что, только зная заранее, что Стариков занимался заказными убийствами, Ляшенко мог обратиться к нему по этому поводу (если, конечно, Стариков не рассказывал всем подряд о своём занятии, а Ляшенко к любому встречному не обращался с заказами на убийство), Демьяненко должно было быть предъявлено обвинение, так как только от него Ляшенко мог знать о таком роде деятельности Старикова.

Но Демьяненко обвинение предъявлено не было, что подтверждало правдивость показаний Ляшенко. Однако если бы обвинение в заказе убийства Хвацкого с Ляшенко было снято, то это бы ещё раз доказывало правдивость моих показаний о занятии Макарова и его людей рэкетом, вымогательством и в частности шантажом.

Обратное указывало бы на то, что не только Шагин делал заказы Старикову, но и другие, в частности Ляшенко. И Ляшенко находился в тюрьме, а эпизод Хвацкого — не в отдельном делопроизводстве, чтобы нельзя было утверждать, что дело сфабриковано в отношении Шагина или в отношении Шагина сфабриковано. Почему Демьяненко находился на свободе, видимо, ещё предстояло узнать.

Субботу и воскресенье я провёл, привыкая к условиям жизни в новой камере. Камера считалась «котловой», в которую со всех сторон из разных камер тюрьмы шёл «общак» (чай, сигареты) и в которой шёл тюремный «движь», как, улыбаясь, говорил Аслан, разгонялся дальше при помощи верёвочных «канатных дорог» через окно и решётку вниз в транзит, в транзитную камеру, где на сутки-двое до следующего этапа останавливались осуждённые, перемещаемые с одного лагеря в другой, и «ногами» через контролёров, в сторону карцера и «бункера» пожизненного заключения.