Домбайский вальс (СИ)

Левич развёл руками - что поделаешь, раз заслужили. Солтан согласно покивал, не переставая улыбаться.

- От вас, Григорий Степанович, и выговор получить приятно.

Лашук оттянул рукав на левой руке и привычно взглянул на часы:

- О! Уже почти четыре. Недурно бы закусить.

"Наконец-то!" - обрадовался Шувалов и разогнул скрепку в кармане, вновь почувствовав облегчение, будто груз свалился с плеч.

- Вы уже?! - визгливо вскрикнула Надежда Ефимовна, точно её укололи шилом в мягкое место, что ниже поясницы, называемой иногда талией. Она всплеснула полными красивыми руками.

- Мы скоро, Надюша. У нас тут небольшое совещание в главном корпусе, - быстро проговорил Левич без запинки.

- Знаю я ваши совещания, - скептически заметила Надежда Ефимовна, изобразив на лице кислую мину. - Григорий Степанович, у нас сегодня чай из самовара с вишнёвым вареньем. Чаепитие в Мытищах. Я вас жду непременно. И вы, молодой человек, приходите, - пригласила она Шувалова. - Обязательно приходите. Я вас всех буду ждать.

- Надежда Ефимовна, голубушка, как говорится, благодарю от всей души. И варенье моё любимое. Но мне нынче ехать.

Лашук давно сообразил, что из задуманного им небольшого отпуска с загаром и романтическими приключениями, под предлогом служебной проверки, ничего не выйдет при таком морозе, и принял решение срочно возвращаться восвояси.

- И слушать не желаю. Только через мой труп. Вы меня знаете. Ничего, завтра успеете.

III

В одной из дальних комнат туристской столовой, отделённой от общего зала глухой перегородкой, был накрыт обильный стол. Эта комната предназначалась для приёма особо почётных гостей, нечто вроде небольшого банкетного зала при ресторане. Поверх скатерти с неотстиранными жёлтыми пятнами была постлана глянцевая клеёнка с одним и тем же многократно повторяющимся изображением башенки главного корпуса турбазы на фоне вершины Белалакая. Ах, сколько было потрачено сил Натаном Борисовичем,

чтобы заказать в Пятигорске такую клеёнку!

Лашук шумно потёр ладони и потрогал ими покрасневшие уши.

- Всё-ж-ки, как говорится, холодно, - сказал он, обронив губу.

- Сейчас, сейчас, товарищ пердседатель, дорогой Григорий Степанович, - многозначительно проговорил Солтан, продолжая необычайно приветливо улыбаться и освещая золотом своих зубов праздничный стол.

- Давай, давай действуй! - одобрил Лашук намерения Солтана. - Только учти, чтоб ни-ни! Никаких там разносолов. Как говорится, что туристам, то и нам. Знаешь, я этого не люблю.

- Мы это перкрасно знаем, товарищ пердседатель. И всегда хорошо помним. Честное слово, ничего особенного, слава аллаху. Что бог послал. Чем богаты, тем и рады.

- Садитесь, садитесь, Григорий Степанович. Андрей Николаевич, садитесь, - торопливо говорил Левич, суетливо расставляя стулья.

Солтан проворно достал, делая вид, что немного опасается наигранного гнева начальства, откуда-то из-под стола бутылку коньяка, умело ввинтил штопор в пробку, зажав бутылку меж колен, вытянул пробку, со звуком вытаскивания конём копыта из грязи, и стал разливать по гранёным стаканам хмельной напиток, похожий на крепко заваренный чай, вкусно булькая. При этом он игриво приговаривал:

- И раз. И два. И три. И четыре - самый раз, ол-лай.

- С морозца, Григорий Степанович, - поспешил вставить Левич.

- Армянский! - с удовлетворением отметил Лашук, поглаживая узкую бутылку, словно колено восточной красавицы.

"Хоть пожрать как следует, - подумал Шувалов, разгибая в кармане скрепку. - Надо не забыть про лыжи спросить"

- Я предлагаю тост, - торжественно начал Левич, стремительно вставая со своего стула, - за нашего председателя, за нашего дорогого гостя, Григория Степановича! Григорий Степанович, от чистого сердца. Без лести, без подхалимства. Честно. Клянусь вам всеми фибрами души.

- Зачем это? Почему? Нет. Так дело не пойдёт. Зачем ещё? - пробовал возразить Лашук, недовольно хмурясь, делая вид, что ему эти слова не по душе. - Что же это получается? Вроде как культ личности. А? Верно я говорю, Андрей Михайлович?

- Николаевич, - поправил его Шувалов, устало улыбаясь криво.

- Тьфу ты пропасть, прости господи! Извини, Андрей Николаевич! Память ни к чёрту. Как говорится, пенсионная. Нет, братцы мои. Куль, культ, культ! Это не дело, непорядок это. Так не годится. Прямо скажу, ни в какие ворота. Давайте лучше за успехи в работе и всё такое.

- Нет, нет, нет! - взвизгнул Левич. И весь потянулся к Лушаку через стол. - У нас теперь культа нет, Григорий Степанович, у нас теперь авторитет. - Он норовил всё стукнуть своим стаканом стакан Лашука, а тот очень ловко отводил руку, будто играл в кошки-мышки.

- По нашему кавказскому обычаю первый тост всегда за гостя. Такой закон гор. Нарушать закон никак нельзя, ол-лай, - поддакнул Солтан своему бравому начальнику. Его красное лицо налилось дополнительной кровью необыкновенного восторга, что сделало сияние его зубов червонным, будто над столом взошло солнце.

Шувалов молча приподнял свой стакан и послал исподлобья Лашуку приветственный взгляд, полный сарказма.

- Ну, ладно, - сдался Лашук. - Раз вы все заодно, я уступаю подавляющему большинству. - И, запрокинув голову, залпом осушил свой стакан, как будто пил водку.

Не дыша, он поискал на столе вилкой и подцепил солёный огурец, мокрый, лоснящийся, болотного цвета. Отгрыз кусочек-другой. Мутный сок брызнул на клеёнку и осел там каплями. Потянуло запахом сырой бочки, рассола, смородинного листа, укропа и чеснока. Лашук гулко шлёпнул губой и причмокнул, зажмурившись.

- Хорош, стервец! - похвалил он. - Всё-ж-ки, как говорится, французский коньяк против нашего армянского "пять звёзд" не устоит.

- Не устоит, Григорий Степанович, - подтвердил Левич, урча и разрывая руками кусок молодого барашка, просто сваренного в кипятке. С мяса на клеёнку по его рукам стекал то ли сок, то ли жир.

- Кюший, товарещ пердседатель, - сказал улыбчивый Солтан и подвинул блюдо с серыми колбасками-пузырями, ближе к Лашуку. - Кюший, кюшай! Свежий сохта. Перелесть! Объяденье!

- О! Это, признаться, я люблю. Прямо не в бровь, а в кровь! - с новой силой заурчал Лашук и вонзил большие жёлтые зубы в бараний желудок, наполненный чуть дымящимся пахучим ливером, источающим сумасшедший аромат, от которого кружилась голова.

- Действительно, очень вкусно, - произнёс Шувалов, пытаясь орудовать ножом и вилкой.

- Да ты руками, руками, Андрюша. Брось эти реверансы, честное слово. Руками оно значительно вкуснее, - посоветовал Левич и макнул кус разварившейся баранины в миску с тузлуком, от которого распространялся острый, возбуждающий запах чеснока и перца, заключённый в айране.